опять мама умерла?
Штурман. Как это — опять?
Капитан. Этот ловкач всегда устроится. Раза три он подъезжал ко мне с покойной матушкой, да и папу он хоронил уже раза два. Про дюжину теток я и не говорю. И не такой уж крупный, а сколько матерей его рожало! Сегодня он тебя, значит, разжалобил.
Штурман (пытаясь прекратить разговор на эту щекотливую тему). Капитан! Я должен тебе кое-что сказать. На пароме двое сыщиков: один из угрозыска, а с ним оперативница.
Капитан. Из какого угрозыска?
Штурман. Парень из уголовного розыска. Все честь по чести — с удостоверением. Что они тут ищут, кого?
Капитан. Драчунов и бензин. Что дальше?
Штурман. Ты с этим народом еще не встречался? Интересно, все они так чудно выглядят? Ну, вроде начинающих подзаборников?
Капитан. Как им надо, так и выглядят. Артисты. Куда ты их дел?
Штурман. В свою каюту. Пускай там побудут.
Капитан. Откуда они взялись?
Штурман. Из кузова. У них все есть — и анализы крови и отпечатки пальцев.
Капитан. И они тебе это сказали? Что-то не то. (Добродушно.) Ну, а кроме бензоцистерн и оперативников, какие другие чудеса у тебя на погрузке приключились?
Жена капитана. Эрвин, погляди на чаек! Ты таких красивых птиц видел? Словно белые голуби.
Капитан (отсутствующе). Да-да, голуби, настоящие голуби (тихо), пока башку не обделают. Ну, что еще случилось?
Штурман (хмуро). Одна в последнюю минуту сбежала.
Капитан. Кто сбежал?
Штурман. Женщина с двумя детьми. Как психическая дунула. Она с этим паромом не поедет, у нее дети! Пришлось опустить для нее апарель: если загорелось, сматывайся!
Капитан (побледнев). И ушла?
Штурман. Ушла... Так и пустилась по пристани.
Капитан. Это... это... Знаешь, что это такое? (Ветер доносит до них сильный запах паленого хлопка.) Слушай, да ты горишь!
Штурман (ощупывая карманы). Я не горю.
Капитан (штурвальному). На вас что-то горит — проверьте. Не в кармане ли... Курить за рулем — сколько раз я говорил!
Штурвальный (нервно обшаривая себя). Товарищ капитан, я нигде не горю. Я некурящий.
Штурман (мрачно). Вьетнам горит. Индонезия горит. Полмира в огне. Не хватало, чтобы мы еще загорелись.
И как внезапный порыв ветра взбаламучивает зеркальную гладь, так беспокойство охватывает вдруг палубу. Люди подозрительно всматриваются друг в друга, вертят головой: их настиг медленно растекающийся над палубой запах паленого хлопка. Но на мостике воздух еще чистый. Каким-то шестым чувством капитан угадывает недобрую причину возникшего на палубе беспокойства и надвигающуюся опасность. Мальчик снова стучится в дверь, открывает ее и заглядывает в рубку.
Мальчик. Товарищ капитан...
На палубе становится все тревожнее, люди поглядывают на грузовик с хлопком, над которым, серовато мерцая, расплывается жуткий дымок. И внезапно праздничное море, красивое и переливчатое, начинает казаться людям враждебным, паром становится клеткой, люди понимают, что отсюда не убежишь, что они в плену у синей воды и стального корпуса, и это чувство делает их другими.
Инвалид. Тийу, Тийу, сюда!
Ребенок, чувствуя инстинктом, что всего в несколько мгновений мир вокруг стал злым и угрюмым, возвращается в коляску и крепко прижимается к взрослому.
Парикмахерша спешит к своему доценту.
Тийу. Дядя, мне страшно.
Инвалид. Не бойся. Чего ты боишься?
Тийу. Не знаю.
Мальчик (у двери рулевой рубки). Товарищ капитан, мы...
Но капитаном уже целиком овладела тревога, ворвавшаяся с палубы в рубку.
Капитан (угрюмо). Сегодня нельзя. Нет возможности! Извините.
Мальчик исчезает. Капитан бросает взгляд на боковые стекла рубки, за которыми виден плотный строй голов — и в профиль, и в три четверти, и в затылок. Все с недоумением смотрят на нижнюю палубу, пока что еще не догадываясь, по какой причине там так взволнованы. Капитан поворачивается к штурману, теперь у него совсем иной голос: металлический и в то же время шипящий.
Капитан. Пойди загони их вниз, в пассажирские салоны. Не мостик, а прямо базар: все сюда лезут! Читать не умеют: запрещено же!
Штурман скрывается. В рубку доносится его пронзительный голос, имитирующий голос капитана.
Голос штурмана. Все вниз! Нет, не на палубу, а в салоны! Что? Капитан разрешил? Ничего он не разрешал — вы мне не пойте! Живо!.. Мое лицо оставьте в покое... Скорее, скорее! Закройте дверь с той стороны. В пассажирский салон, я сказал, в пассажирский салон!
Шаги, шаги, шаги. Грузная поступь мужчин, стук женских каблучков. Через несколько минут верхняя палуба становится пустой. В рубке недоброе, зловещее безмолвие.
Жена капитана. Что случилось, Эрвин, что случилось?
Капитан. Не знаю. (Приказывающе.) Ступай в каюту!
Жена капитана. Я...
Капитан (тоном, не допускающим возражений). Я сказал, ступай в каюту. Уходи с мостика!
Глядя на мужа с оторопью и недоумением, она уходит. На стальных листах палубы гремят торопливые шаги. В дверях рубки появляется матрос с красной повязкой дежурного на рукаве. Он замирает, вытянув руки по швам, все его молодое лицо напряжено, и, несмотря на все его старания, губы вот-вот задрожат.
Матрос. Товарищ капитан, мы горим!
Капитан (побелев и непроизвольно встав по стойке смирно). Что вы сказали?
Матрос. Мы горим! Прямо внизу горит большой грузовик с хлопком!
Капитан. Где?
Матрос. В центре, под мостиком. Под нами.
Капитан (со стоном). Бензин...
Капитан цепенеет. Он видит, что бурление на палубе стало уже паническим, и кусает кулак.
Внезапно все на мостике затуманивается: это в открытые иллюминаторы занесло облако густого удушливого дыма. Штурвальный закашлялся, капитан закрыл руками глаза и даже потерял на миг свое хладнокровие.
На мостик врывается штурман.
Штурман. Старик, внизу горит машина!
Капитан (в ярости). Внизу горит машина! (Хватает висящую на машинном телеграфе переговорную трубку и кричит.) Пожарная тревога! Какая там игра? Пожарная тревога! Пожар! Дайте воду, немедленно воду! Сейчас же, дьявол! Грузовик загорелся. (Штурману.) Пока мы все не взлетели, пойди утопись в бензине! (Матросу.) Поднимите все стекла. (Штурману.) Пожарная тревога! Немедленно. Всех наверх.
Штурман дает сигнал пожарной тревоги. Сигнал ревет из репродукторов всех кают, и салонов, и камбуза, действуя на людей, как удар тока. Жена капитана слышит этот непонятный для нее звук и зажимает уши. Сирена проникает в каюту штурмана, где любовники из грузовика заняли хозяйскую постель, и девушка отрывает от подушки свою взлохмаченную голову. Парень не шевельнулся, но в его глазах вспыхнул страх.
Девушка. А вдруг это из-за нас? Уж как-то мы слишком нахально...
Парень. Как из-за нас? А что мы сделали? Поехали зайцем? Так объявлять из-за этого тревогу? Ну, попадемся, так возьмут за шкирку, и все.
Из коридора доносятся в каюту топот бегущей команды и обрывки взволнованных, растерянных фраз:
— Где-то горит!
— Можем взорваться!
— Да это старик нарочно устроил, для учения!
Девушка (вскрикнув). Мы ехали в кузове с хлопком. Мы курили в грузовике с хлопком! Мы подожгли паром! Нас расстреляют!
Парень продолжает лежать неподвижно, но лицо его становится таким же белым, как наволочка. Затем он вскакивает с постели и начинает с лихорадочной поспешностью одеваться. Девушка ищет у себя в ногах сорочку. Парень, у которого так дрожат руки, что он приводит в негодность молнию на джинсах и с трудом застегивает пуговицы, начинает кричать на свою милую, как на законную да еще и надоевшую жену.
Парень. Поживее одевайся! Если тебя найдут раздетой...
Девушка (хныча). Я одеваюсь. Сорочка пропала. И куда ты бросил платье?
Парень. Прикройся чем-нибудь. Живо! Где сигареты?
Девушка (торопливо одеваясь). В сумочке, ты положил их в сумочку, когда удостоверение делал.
Парень хватает сумочку, выгребает из нее сигареты и вместе со спичками выбрасывает их в полуоткрытый иллюминатор.
Парень. Сигарет и спичек у нас нет. И запомни: не было. Ни сигарет, ни спичек у нас не было!
Проходит секунда, вторая, пятая, десятая. В коридоре тихо. Звуки с палубы сюда не доходят. Парень, стоящий сейчас у стола, успел успокоиться. Глаза его рыщут по столу в поисках еды и находят кусок хлеба. Кое-как одевшаяся девушка остается, несмотря на всю реальность опасности, женщиной и прихорашивается перед зеркалом.
Тишина в коридоре и монотонный гул двигателей как бы отгородили ее от всего, что происходит и может произойти за пределами каюты. Она бросает взгляд на парня, голова которого на светлом фоне иллюминатора напоминает сейчас медальон с изображением Тарзана, и глаза ее сужаются, а накрашенные губы трогает чувственная призывная улыбка.
Парень. Я же сказал — пожарная тревога. На кораблях любят этот цирк.
Девушка. Ага...
Парень. Зачем ты губы накрасила?
Девушка. Я думала... Хочешь, сотру.
Паром с мостика. Над людьми и машинами плавают серые и прозрачные волны горького дыма, проникающего и на мостик. Все свободные члены команды на палубе, каждый занял свое место у одного из шлангов.
По обе стороны апареля плотно сбились пассажиры, все проталкиваются к самому носу, чтобы находиться хоть на несколько сантиметров подальше от дымящегося грузовика. Люди не кричат и не разговаривают, только протискиваются, протискиваются, протискиваются и чего-то ждут. Временами дым сгущается, и палуба становится похожа на какую-то пасмурную юдоль скорби. Водители пробираются к своим машинам.