Затем, после того как оформятся эти королевства, световая спираль станет ярче, и явится последний Оплот. Оплот, что незримо существовал уже во времена Начал. Пустой Оплот — сердце поклонения Летера — тот, что находится в самом центре широкой спирали королевств. Дом Трона, что не ведает Короля, дом Странствующего Рыцаря и Госпожи, одинокой в своей постели снов. Дом Сторожа, видящего все, и Ходока, блюдущего границы, которые даже он не в силах обойти. Спасителя, чью протянутую руку никто не пожимает. И наконец, Предателя, чьи любящие объятия уничтожают все, что попадает в них.
— Идите со мной к Оплотам.
Слушатели вздохнули, все как один. Они не в силах противостоять этому приглашению, и страстному и вялому.
— Мыстоим на Дольмене. Разрушенная скала, изъязвленная касаниями ее поверженных сородичей. Поверхность кишит жизнью столь малой, что она ускользает от наших глаз. Жизнь, охваченная вечными войнами. Лезвие и Костяшки. Мы среди Зверей. Я могу видеть Костяной Престол, скользкий от крови, покрытый слоями воспоминаний о бесчисленных узурпаторах. Я вижу Старейшего, все еще безликого, все еще слепого. И Каргу, измеряющую цену небрежным движением чудовищ. Провидца, говорящего с равнодушными. Зрю Шамана, искателя истины среди мертвых. Охотника, живущего одним мигом — о, ему не интересны последствия резни. И Ловца, видящего знаки неведомого и шагающего бесконечными тропами трагедии. Оплот Зверя здесь, в этой долине, в одной из трещин на жесткой коже Дольмена. Никого нет на Костяном Престоле. Хаос точит свои орудия, и убийства длятся и длятся. Из мальстрима выходят могучие создания, и резня распространяется без всякой меры.
Должен быть ответ их силам. Возвращается Странник и бросает семена на залитую кровью почву. И вот — восходит Оплот Азата.
Смертельное убежище тиранов. О, как легко их заманить! Так достигается равновесие. Но это мрачное равновесие, о да! Нет конца войнам, хотя число их уменьшается и, наконец, все их жестокие пути сходятся в один.
Ее голос — словно неуправляемое волшебство. Эти грубо слепленные заклинания вводили в транс, поглощали всех, кто внимал, открывая их умам неведомые перспективы. Пернатая Ведьма ушла от ужаса Начал, и в ее словах больше не было страха.
— Но нить времени — сама себе тюрьма. Мы скованы его движением. И потому вновь приходит Странник и возвышает Оплот Льда. Бдительные его служители странствуют сквозь миры, ведя войну против времени. Ходок, Охотница, Делатель, Носитель, Дитя и Семя. И на Троне Льда воссела Смерть, клобуком укрытая, инеем окруженная, и расшатывает она суетливые оковы смертной жизни. Это дар, но сколь холоден он!
Чтобы снова обрести равновесие, рожден Элайнт, и хаос дает ему форму, и форма эта — драконья. Правит Оплотом Королева, та, что должна быть убита каждым новым своим ребенком, убита снова и снова. И ее Консорт, любящий лишь самого себя. Затем Вассал, слуга и страж, обреченный на вечные неудачи. Рыцарь, истинный меч самого хаоса — не стой на пути его! И Врата, что есть Дыхание. Вайвел, отродье драконов, и Леди, Сестра, Кровопийца и Пролагающий Пути. Павшие Драконы.
Один Оплот остается…
Удинаас выдохнул вместе во всеми: — Пустой Оплот.
Пернатая Ведьма внезапно склонила набок голову. Ее лоб перерезали морщины. — Нечто кружит около Пустого Трона. Я не могу его видеть, но… оно кружит. Бледная рука, отделенная от тела… нет, это…
Она замолчала. Потом из ран на плечах брызнули красные струйки, и колдунья была поднята с земли.
Все видевшие это с воплями вскочили, протянули к ней руки, спеша на помощь.
Но слишком поздно. Невидимые когти впились еще крепче, невидимые крылья взмели клубы пыли. Нечто уносило Пернатую Ведьму в тени между балками потолка. Она завопила.
Удинаас — сердце тяжело бухало в его груди — протолкался между мечущимися рабами, взбежал на лестницу, ведущую на сеновал. Он торопливо карабкался по неровным, грубым доскам; ладони усеялись острыми щепками. Вопли Ведьмы заполнили весь сарай. Она дергалась в невидимых когтях. Но у ворона не бывает таких когтей…
Он вылез на сеновал, споткнулся о неровный настил, не сводя взора с Пернатой Ведьмы. И прыгнул с самого края. Вытянув руки, пролетел над толпой.
Его целью был кипящий над женщиной воздух — там скрывалась невидимая тварь. Он долетел до этого места и столкнулся с большим чешуйчатым телом. Кожаные крылья бешено замолотили его, когда Удинаас обхватил липкое, покрытое могучими мышцами туловище. Он услышал дикое шипение, и в левое плечо впились челюсти. Острые как иголки зубы проткнули кожу, вгрызлись в тело.
Удинаас крякнул.
«Вайвел, отродье Элайнтов…»
Левой рукой он сорвал с пояса кривое шило, служившее для латания сетей.
Тварь еще раз вцепилась в плечо. Брызнула кровь.
Он сжал потертую деревянную рукоятку, отвел крючковидное лезвие. Внутренний край был остро заточен — он служит для разрезания узлов. Сжав зубы, стараясь не замечать, как челюсти ящера снова и снова терзают его плечо, оставляя одни ошметки, он согнул руку, ударив туда, где ожидал найти ногу вайвела. Шило встретило сопротивление. Он повел внутренним лезвием по жилам.
Тварь закричала.
Отпустила Пернатую Ведьму.
Женщина плюхнулась в море поднятых рук.
В грудь Удинааса ударили когти. Пробили тело до костей.
Он снова взмахнул оружием, глубоко разрезав ногу. Нога отдернулась. Челюсти теперь ухватили его за шею. Шило выпало из ослабевшей руки. Во рту и носу оказалась кровь. Зрение затуманилось. Он услышал, как вайвел снова закричал, на этот раз от страха и боли. Горячее дыхание вырвалось из ноздрей твари, обжигая спину. Челюсти разжались.
Удинаас начал падать.
И больше ничего не чувствовал.
Когда все стали выходить, Ханнан Мосаг положил руку на плечо Тралла. — Стоять, — прошептал он. — И твоим братьям тоже.
Тралл смотрел, как его собратья — воины выходят, собираясь в небольшие группы. Они тревожились, и не один последний взгляд, брошенный на Короля — Ведуна и его К'риснан, выражал недовольство. Фир подошел ближе, Рулад за ним. Лицо старшего брата было непроницаемо — ничего странного — тогда как Рулад не мог стоять спокойно; он крутил головой туда и сюда, нервно сжав правой рукой рукоять меча. Еще дюжина ударов сердца — и они остались одни.
Ханнан Мосаг заговорил: — Погляди на меня, Тралл Сенгар. Надеюсь, что ты понял — я не намеревался критиковать твои поступки. В ответ на насмешку я тоже вонзил бы копье в того летерийца. Я использовал тебя, и за это должен извиниться…
— Нет нужды, повелитель, — ответил Тралл. — Я польщен, что вы сделали мой поступок точкой опоры, с помощью которой повернули настроение совета.
Король — Ведун дернул головой. — Точкой Опоры. — Он усмехнулся, но деланно. — Тогда больше не будем говорить об этом, Тралл Сенгар. — Владыка перевел взор на Рулада, и его голос отвердел: — Рулад Сенгар, не омытый кровью, ты здесь потому, что ты сын Томада… и мне нужны все его сыновья. Я жду, что ты станешь слушать, а не говорить.
Рулад кивнул, вдруг побледнев.
Ханнан Мосаг встал между двумя к'риснан ами — они лишь сейчас ослабили свое напряженное внимание — и свел троих сыновей рода Сенгар с помоста. — Я так понимаю, что Бинадас снова странствует. У него же нет якоря, а? Но это не стыдно. Вы должны будете пересказать брату все, что я расскажу вам сегодня ночью.
Они вошли в личные покои короля. Там не было ни жены, ни рабов. Ханнан Мосаг жил скромно, и компанию ему составлял лишь призрачный страж. Комната была небольшой и просто обставленной.
— Три месяца назад, — начал Король, смотря им в глаза, — моя душа странствовала во сне и узрела видение. Это была равнина льда и снега. За землями арапаев, к востоку и северу от Голодного озера. Но на равнине этой внезапно нечто поднялось к небу. Яростное рождение, требовательное и строгое присутствие. Ледяной шпиль. Или копье. Я не подходил к нему — но оно воздвиглось над снегами, сверкающее, ослепляющее пойманным светом солнца. А в самом его сердце ждет нечто темное. — Его глаза уставились в пустоту. Тралл содрогнулся, поняв, что король снова стоит в том холодном, всеми забытом месте. — Дар. Дар Эдур. Дар Королю — Ведуну. — И он замолк.
Воцарилось молчание.
Внезапно Ханнан Мосаг схватил Фира за плечо, уставился ему прямо в глаза. — Четверо сыновей Томада Сенгара пойдут в то место. Чтобы забрать дар. Можете пригласить еще двоих — в видении я заметил шесть пар следов, уходящих к ледяному шпилю.
— Зерадас и Мидик Буны, — сказал Фир.
Король кивнул: — Хороший выбор. Фир Сенгар, назначаю тебя вождем экспедиции. Ты — моя воля, и тебе будут подчиняться, как мне. Ни ты и никто из вашего отряда не должны касаться дара. Ваша плоть не должна войти с ним в контакт, понятно? Извлеките его изо льда, заверните в шкуры и доставьте сюда.
Фир кивнул: — Как прикажете, повелитель.
— Хорошо. — Он еще раз оглядел троих братьев. — Многие верят — возможно, и вы сами — что объединение шести племен под лидерством Хирота есть единственная моя цель. Сыны Томада, знайте: это было лишь начало.
Внезапно кто-то вошел в комнату, и его присутствие заставило братьев и короля повернуться к двери.
На пороге стоял к'риснан.
Ханнан Мосаг кивнул. — Рабам, — шепнул он, — выпала трудная ночь. Идемте со мной.
Темные духи собрались вокруг его души, ибо от него осталась только душа. Беззащитная и ранимая, без глаз видящая, без плоти чувствующая, как собираются смутные звероподобные твари, тянутся к ней, кружат, словно псы вокруг черепахи.
Они голодны, эти духи — тени. Но что-то их удерживает, какой-то глубоко укоренившийся запрет. Они подскакивали к нему и тыкались носами, но ничего больше.
Затем они неохотно отошли, когда нечто, некто, какое-то теплое присутствие оказалось возле Удинааса.
Пернатая Ведьма. Невредимая, во плоти. Ее лицо сияло, серые глаза озадаченно смотрели на мужчину. — Сын Долга, — сказала она и вздохнула. — Они говорят, ты сражался и освободил меня. Даже когда вайвел вгрызся в тебя. Ты ничего не пожалел ради этого… — Еще немного поглядев на него, она закончила так: — Твоя любовь жжет мне глаза, Удинаас. Что мне делать с этой истиной?