Помимо туристических достопримечательностей, советник водил Эллиса на спортивные соревнования и художественные выставки, но Эллису больше всего нравились музеи и разные исторические места. Он с радостью отправился посмотреть на пирамиды Египта, которые ничуть не изменились за две тысячи лет — разве что истрепались немного. Прогулялся по Южноафриканскому музею расовых предрассудков и сегрегации, по руинам Нью-Йорка и по китайскому Запретному городу. Но самыми интересными были Музей войны и Музей религии, расположенные в старом Иерусалиме.
Пол достал для Эллиса пропуск в особые хранилища Музея войны, где лежали целые груды оружия, не попавшего на основную выставку, — эти экспонаты до сих пор считались опасными. Здесь хранилось все, от мечей бронзового века до корабельных пушек Британской империи и американских термоядерных бомб. Больше всего Эллиса шокировало то, что два расположенных по соседству музея были объединены общей темой: трагические ошибки человечества. Несмотря на искреннюю веру в Бога, Эллис понимал, что религия породила слишком много крови и ужаса. Один из экспонатов представлял собой новый взгляд на четырех всадников апокалипсиса: жадность, гордыня, страх и религия — главные причины всех войн.
Посетители проезжали по тоннелю на движущейся дорожке, и по обеим ее сторонам разыгрывались разнообразные сцены из истории человечества — реалистичные, но полностью цифровые модели. Голос рассказчика произнес: «Ошибки, вымостившие долгую дорогу от варварского прошлого к просвещенному настоящему, были ужасными, но неизбежными».
Позади Эллиса кто-то пояснил, что это не простая метафора, ведь раньше дорогами назывались специальные полосы для движения.
В Иерусалиме было гораздо меньше людей — музеи проигрывали в популярности виртуальным симуляторам Марса и прозрачной Атлантиде — но Эллис забыл обо всем на свете, шагая по залам, в которых разворачивалась история религии: от древних могильных курганов, где археологи находили различные предметы, подтверждавшие веру в загробную жизнь, до последней действующей церкви в Эль-Грульо, разрушенной во время Великой бури. Заходя в голограммы, он вдруг оказывался в церквях, храмах и мечетях, где проповедники вещали о растущем равнодушии к Богу, или погружался в виртуальные сражения — настолько реалистичные, что Эллис невольно отпрыгивал, чтобы не попасть под удар. Войны окончательно исчезли благодаря ИСВ и изобретению трех Чудес, но религия перестала существовать гораздо раньше. Причины были неясными. Никто не принимал законов, запрещавших ее исповедовать. Не было никаких внезапных открытий, опровергавших догматы веры, ни великого крестового похода атеистов. Казалось, религию просто забыли…
Каждый вечер Эллис возвращался в Вегенер вместе с Полом. Обстановка в его комнате была такой же спартанской, как в доме Гео-24, но Эллису было все равно, ему просто хотелось побыть в одиночестве. Из-за напряженного графика они с Полом проводили вместе чуть ли не каждую минуту, будто новобрачные во время медового месяца, и Эллис начал уставать и от Пола, и от мирового турне. Он уже полностью восстановился после операции, но врал советнику, что плохо себя чувствует — просто чтобы немного передохнуть.
Вернувшись к себе, Эллис вытряхивал содержимое рюкзака на кровать и перебирал вещи, как мальчишка, который бережно сортирует конфеты, добытые на Хэллоуин. Фонарик, компас, очиститель воды, аптечка, спички и дождевик — все это по-прежнему лежало в рюкзаке. Больше у него ничего не осталось. Эллис заметил пачку «M&M’s», вскрыл ее и бросил драже в рот, наслаждаясь вкусом двадцать первого века.
За последние несколько дней он повидал много чудес. Спустился в глубины океана и побывал за пределами Солнечной системы, так что все достижения астронавтов из проекта «Меркурий» теперь казались жалкими и незначительными. Он получил то, зачем отправился в будущее — исцеление от болезни, билет в новую жизнь. Но глядя на дешевое спортивное снаряжение, разбросанное по кровати, Эллис мог думать только о том, что он потерял. Господи, как он тосковал по сочным чизбургерам, нормальному туалету, шуму автомобилей и гудению компьютера при загрузке! Скучал даже по тому, что раньше бесило: по бесконечной телевизионной рекламе, дорожным пробкам, писку телефона, постоянным склокам между республиканцами и демократами. А сколько фильмов он пропустил? Сколько открытий и катастроф?
Эллис бросил в рот еще одну конфету, закрыл глаза и вспомнил, как помогал Айсли делать уроки. Как они с Пегги ходили выбирать телевизор, как он сгребал листья с газона воскресным вечером. Воспоминания — идеальные мгновения, застывшие под стеклом в своей первозданной красоте.
Эллис сунул руку в карман: он по-прежнему носил с собой телефон и кошелек, хотя не понимал зачем. Просто не мог ничего выбросить. За водительскими правами лежали фотографии жены и сына. Размытые, истрепанные — эх, надо было захватить с собой и другие снимки. Почему он больше ничего не взял?
Эллис скучал по Пегги.
Он нажал кнопку на телефоне. Вспыхнул экран. Сообщения… Последний звонок от жены так и остался в голосовой почте. Воспроизвести.
«Эл? Черт побери, Эл, возьми трубку! Пожалуйста, ответь. — Голос Пегги по-прежнему дрожал от испуга. — Нам надо поговорить. Я хочу знать, что у тебя на уме… Прости меня. Правда, прости, это случилось давным-давно. Не знаю, зачем я хранила письма. Глупость какая-то. Напрочь о них забыла.
Знаю, надо было сразу рассказать тебе обо всем. Господи, ну возьми трубку! Послушай, ты еще в «Брэди»? Я сейчас туда приеду. Через двадцать минут, не больше. Там и поговорим, ладно? Пожалуйста, не злись. Уоррен не виноват. Никто не виноват. Просто так получилось, надо было рассказать тебе, но… Если ты услышишь это раньше, чем я приеду, не уходи никуда и не делай глупостей, хорошо?»
По лицу Эллиса катились слезы. Он нажал кнопку вызова.
Прислушался.
Тишина…
Ее звали Сол.
Не настоящая женщина, но что-то довольно близкое. Высокий голос и характерные жесты были на месте, хотя Сол родилась спустя несколько лет после того, как исчезла разница между полами. Она принадлежала к первому поколению людей стандартного образца, и в ее имени не было никаких цифр: долгие годы Сол оставалась самой старой из всех живущих на свете людей — до появления Эллиса, разумеется.
Пол решил, что из их встречи получится отличный рекламный ход, и, судя по всему, не прогадал. Однако в тот день у верховного советника были какие-то другие дела, поэтому он просто представил их друг другу и ушел, оставив Эллиса наедине с хозяйкой. Несмотря на шумиху вокруг этой встречи, Эллис не заметил привычной толпы. То ли верховный советник постарался, то ли сама Сол вызывала у публики столь глубокое уважение, что незваные гости старались держаться подальше.
Дом Сол был заполнен причудливыми мелочами и диковинными сувенирами, которые она собрала за свою долгую жизнь, и это был самый нормальный дом из всех, что успел повидать Эллис. Во-первых, у нее были книги — самые настоящие бумажные книги! — и старый планшетный компьютер. А еще — шляпки, солнечные очки и шариковые ручки. У нее стоял комод, шкаф, часы и вешалка для пальто. Самое ценное сокровище Сол висело на стене, прямо над декоративным камином — фотография настоящей женщины. Из серебристой рамки на них смотрели раскосые азиатские глаза под короткой темной челкой.
— Это и есть Сеть Азо, — сказала Сол. — Спасительница мира. В те годы все ждали помощи от бога. Моя мать была очень религиозным человеком и постоянно твердила, что я не должна верить в Азо, потому что она всего лишь человек и обязательно разобьет мне сердце. Такие уж нравы были в то время. В людей никто не верил, все верили в старые сказки и книги.
На кухне раздался оглушительный свист. Сол вскинула указательный палец, крикнула «Чай!» и торопливо выскочила из комнаты.
Эллис проводил взглядом цветастое платье. Она вела себя как настоящая старушка, хотя выглядела примерно на двадцать пять лет. Больше того, Сол была очень красива. И не похожа на остальных: черты лица отличались от стандартного варианта, а на голове были волосы — короткие и черные, как у Азо.
— Вам чай с сахаром или с молоком? — крикнула Сол.
— Я больше кофе люблю.
— Тогда будете пить со сливками и медом.
Она принесла с кухни старинный серебряный поднос с дымящимися фарфоровыми чашечками.
— Обожаю настоящий чай! Заваренный, а не сотворенный в созидателе. Хотя при ней, наверное, не стоит так говорить, — Сол указала на портрет. — Но мне кажется, что даже Азо оценила бы усилия, которые нужно приложить для заваривания чая. Она верила в честный труд.
Сол отпила из чашки и причмокнула губами самым что ни на есть неприличным образом.
— М-м, вкуснятина!
Она подождала, пока Эллис попробует свой чай. По цвету он напоминал карамель, а на вкус был как кофе-мокко.
— Хорошо получилось?
Он улыбнулся.
Сол снова перевела взгляд на фото.
— Мама ошиблась. Сеть Азо не разочаровала меня. Но мама всегда видела в людях одни недостатки. Все вокруг только этим и занимались. Героев почему-то ненавидели. Говорили, что они нужны миру, но при этом норовили растоптать всякого, кто пытался совершить подвиг. И будущее тоже вызывало у всех только ненависть — поэтому люди были заранее разочарованы в происходящем. Никому не хотелось признавать, что на самом деле все хорошо. Если каждый день ждать, что завтра тебя накроет бетоном, то поневоле начинаешь в нем увязать. Я знала, что Азо — настоящий герой. Она была удивительной! Авраам Линкольн освободил рабов, а Сеть Азо освободила весь мир.
— У вас была мать? — спросил Эллис.
Он разглядывал маленького рыжего кокер-спаниеля, который спал на полу, распластав уши в разные стороны, будто слоненок Дамбо. Шерсть на его мордочке была совсем седой, и пес ни разу не пошевелился с тех пор, как Эллис вошел в комнату. Наверное, у самой старой женщины была самая старая собака.
— Ага. В те времена еще использовали суррогатных родителей. ИСВ предоставил образец ДНК, но вырастила меня женщина по имени Арвис Чен из зажиточного Предатского сектора. Ей хотелось сына, но родилась я.