Так что мне пришлось подчиниться «правилу 31 марта». И постоянно чем-то занимать Лили.
Лили
Не люблю ждать. Никогда не любила. Нетерпение – мой самый большой недостаток. Но есть и другие. И далеко не на последнем месте – эгоизм.
Ожидание – пустая трата времени. Вы теряете дни своей жизни, их уже не вернуть. Так что нужно было что-то делать с этим вынужденным отдыхом.
Помню, как я научилась писать свое имя. Тогда мне, должно быть, уже исполнилось три года. Я была так счастлива, что не хотела отвлекаться ни на полдник, ни даже на ужин. Мне было все равно, умру ли я от голода или нет. Я писала «Лили», «Лили», снова и снова. И почти злилась на маму: почему она не выбрала для меня более длинное, сложное имя, например, Аполлинария, или Абракадабра, или Антиконституционно[5].
А на следующий день я научилась писать еще одно слово: «мама».
Габриэль
Раньше особо беспокоиться было не о чем: Лили требовалось совсем немного, чтобы сидеть тихо. Бумага, карандаши – и она счастлива. Но теперь она без остановки слонялась по дому.
Мы стали часто бывать в публичной библиотеке. Сначала ходили туда на сеансы чтения вслух всяких историй, потом – чтобы послушать аудиокниги[6]. А затем Лили начала брать книги на дом. У нее было две абонементные карточки, ее и моя. Можно было взять сразу восемь книг, и она разделывалась с ними за несколько дней. Куда бы она ни шла, под мышкой у нее всегда была книга, и, едва появлялась пара свободных минут, она открывала ее. В супермаркете я оставляла ее в книжном отделе, и она сидела там, глотая книгу за книгой, пока я делала покупки. Вот так она и научилась читать сама.
Отлично помню ее первую книгу. «14 лесных мышей»[7] в зеленой обложке. Очень милая история про мышек – куча братьев и сестер, бабушки и дедушки, мама и папа, и все живут под одной крышей. Одно время Лили брала книги только из этой серии. Библиотекарша уже поджидала ее: «Лили, на этой неделе мы получили новую книгу про твоих мышат!» Она откладывала ее специально для нас. На некоторое время это заняло Лили.
Лили
Чтобы пойти в школу, пришлось ждать, когда мне исполнится три года – почти три с половиной. И вот в понедельник, 15 сентября, ровно в 8:20, меня пустили в класс.
Я изголодалась по учебе. Я умирала от жажды знаний.
Глава 9
Габриэль
Я помню, как она пошла в школу. О, родителям в тот день было непросто! Дети вокруг рыдали, цепляясь за материнские юбки. А Лили, войдя в класс, обернулась и сказала: «Пока, мам!»
Лили
Мадам де Редек, директор школы и классная руководительница, сказала, что нам нужны фартуки для занятий. Помню, мама спросила ее, какого цвета, и мадам де Редек ответила: «Еще не решила…» Я воскликнула: «Желтого!» Это был мой любимый цвет, желтый и еще сиреневый. И мадам де Редек сказала: «Что ж, значит, весь класс будет в желтом».
Вот так из-за меня в младшей группе мы все ходили в желтых фартуках. И в фиолетовых – в средней.
Габриэль
В первый день я спросила ее, когда пришла забирать после занятий:
– Что ты сегодня узнала?
И она, с сияющими глазами, ответила:
– Так много всего!
Лили
Я панически боялась проспать, опоздать, пропустить занятия. Поэтому не спала по ночам. Бодрствовала. А чтобы не заснуть, у меня были фонарик и книги.
Габриэль
Не ходить в школу было для Лили наказанием. В среду[8], в выходные… Даже когда Лили болела, она надевала свой ранец и говорила: «Нет, мам, ничего страшного! Тридцать восемь градусов – это же не сорок! Я бы тебе сказала, если бы плохо себя чувствовала».
Я целовала ее в лоб – мои губы безошибочно определяли высокую температуру – и, вздохнув, отпускала.
Лили училась хорошо. Ей все давалось легко, но она ко всему относилась очень серьезно. Как же ей повезло, что она любила школу! Я свою ненавидела, я там страдала, но ей об этом никогда не рассказывала. Делилась только хорошими воспоминаниями об уроках, учителях и одноклассниках. Я не лгала, но…
Лили
Почти сразу мама установила для меня незыблемые рамки школьного обучения.
Не могло быть и речи о том, чтобы пропускать занятия, спорить с учителями, поздно ложиться спать, не завтракать, включать по утрам телевизор, получать плохие оценки или приносить замечания о плохом поведении. Не могло быть и речи о том, чтобы слоняться по улицам после школы, хотя всем моим одноклассникам, всем без исключения, это позволялось.
Меня эти правила успокаивали. Мама верила в школу и хотела, чтобы я хорошо училась. Чтобы использовала все свои возможности.
Кстати, хорошие оценки не считались чем-то особенным. Выкладываться на полную было «меньшим из того, что я могла сделать». Мама удостаивала меня коротким «молодец» или «хорошо, дочка» и больше к этому не возвращалась. Не обзванивать же соседей по такому поводу?
Но я и не ждала вознаграждения. Я понимала, что делаю это для себя. Не для нее. Не для того, чтобы угодить ей или чтобы меня оставили в покое. Полученные знания и умение учиться останутся со мной навсегда. Это мое богатство.
Габриэль
У нас с Лили были свои небольшие ритуалы.
По утрам мы слушали радио – Chérie FM, Nostalgie, RTL2, – пока она завтракала шоколадным молоком и тостами с маслом, а в 7:40 мы уносили радиоприемник в ванную и чистили зубы, слушая наши гороскопы. Не знаю, как ей это удавалось: у Овна все всегда было замечательно, а у меня, Девы, – хуже некуда. Моей дочери всегда везло.
У нас сложились незыблемые ритуалы, но иногда случались и отступления от правил.
На Рождество я вручала ей каталоги игрушек от супермаркетов Cora или Leclerc, но в них никогда не находилось ничего для нее интересного. Я помню только несколько редких исключений: доску, на которой с одной стороны можно рисовать мелками, а с другой – фломастерами, детский синтезатор, мини-телескоп, а когда она стала чуть старше, гитару. Я купила подержанную, и Лили была в восторге. А вот соседи – нет.
Каждый год в честь перехода в следующий класс Лили получала подарок. В первый раз она выбрала перьевую ручку, фиолетовую с желтым, и пользовалась ею до старших классов, пока ручка не начала протекать, пачкая пальцы синими чернилами. В первый раз это была ручка, а потом, каждый год, книги.
Глава 10
Лили
Я росла счастливой, за спиной у меня был школьный ранец, а в кармане – читательский билет.
Габриэль
Еще когда она сидела в манеже, до того, как научилась ходить, меня поражало, что она всегда держит книгу правильно. Иногда я нарочно подсовывала ей книгу вверх ногами. И она тут же переворачивала ее правильной стороной. Она внимательно рассматривала рисунки, слева направо, затем перелистывала страницу. Если книг под рукой не было, она брала каталог La Redoute или телепрограмму и разглядывала их так же увлеченно.
У ее кровати лежали не куклы и плюшевые мишки, а книги. Иногда по ночам они с грохотом падали на пол.
Книги были всей ее жизнью. Сколько раз она брала в библиотеке и перечитывала «Белый Клык», «Маленькие женщины», «Чарли и большой стеклянный лифт»! Ей никогда не надоедало.
Если я вела ее в бассейн или в парк, она всегда брала с собой книгу. Она не играла с другими детьми, а сидела, уткнувшись носом в свои книги. Однажды ко мне подошли несколько других мам: «Боже, ваша девочка такая бледная! Она что, болеет?» – «Нет, просто Лили такая, – ответила я. – За книжкой забывает обо всем». А когда я ходила с ней за покупками и соседи видели, как она сидит на полу в книжном отделе, они говорили: «Однажды этот ребенок кем-то да станет!»
А я думала: «Вообще-то, она уже стала».
По вечерам мы читали, забравшись на мою большую кровать. Я подписала Лили в библиотеке на книги издательства L’Ecole des loisirs[9]: они должны были быть хорошими, ведь их рекомендовала директриса.
Если у Лили появлялась любимая история, мы читали ее каждый вечер, несколько дней, а то и недель подряд. Ей не надоедало. И горе мне, если я пыталась читать быстрее или что-нибудь пропускала.
Лили
Мама всегда отличалась потрясающим терпением и твердостью в соблюдении заведенных обычаев. Даже если она уставала, никогда не забывала о наших священных ритуалах.
Габриэль
Я не знала, можно ли так любить. Не слишком ли сильно? Думаю, что нет. Я так хотела ребенка! И всегда ясно понимала, какой выбор делаю и что для меня важнее всего. Важнее всего была она – на тысячу процентов.
Поэтому да, я отказывалась от ужинов с друзьями, от более высокой зарплаты, если нужно было работать по вечерам, по выходным. Но было бы нечестно перекладывать ответственность за это на плечи моей дочери. Ведь я была счастлива, что могла столько времени проводить с ней. И я без колебаний снова выбрала бы то же самое.
Если дело касается Лили, речи о «жертвах» не было и быть не могло.
Лили
Она знала, что вечернее время, отведенное для чтения, – моя любимая часть дня. Хотя бы потому, что мне разрешалось залезать на ее большую, мягкую кровать. Мама не позволяла спать с ней, хотя я уверена, что ей бы это понравилось не меньше, чем мне. Исключения допускались, только когда я болела и она всю ночь придерживала мою голову над тазиком, – тогда да, я могла оставаться в ее постели. Мне нравилось ее большое тяжелое одеяло и огромные подушки, на которые я падала. Но больше всего мне нравилась головокружительная высота ее кровати. Матрас был на уровне моей шеи! Мне казалось, что я взбираюсь на Эверест! Оказавшись наверху после стольких усилий, я и впрямь заслуживала свою сказку на ночь.