– Флоренс! – ужаснулась Маргарет.
Девушка сморщила нос.
– Но в ней говорится о вещах совершенно несообразных. Мария не могла быть девственницей, так? И воду в вино превратить невозможно. Все это очень милые истории, но они совершенно неправдоподобны.
– Твой отец был религиозным человеком, и эти слова возмутили бы его.
– Мам, а как ты думаешь: каждой из нас уготована встреча со своим избранником? Она предопределена свыше?
– Хотелось бы верить.
– И у каждой из нас есть родственная душа, да? – Перед мысленным взором Флоренс возник Обри. – И что бы ни уготовила нам судьба, наши пути обязательно пересекутся и мы обретем свои вторые половинки?
Правда, Флоренс свою родственную душу уже отыскала.
– Если родственные души действительно существуют, то твой отец был моей второй половинкой. И теперь любой претендент на мое сердце окажется его жалким подобием.
Флоренс секунду размышляла над словами матери, затем тряхнула волосами.
– Надеюсь, я не удовольствуюсь жалким подобием. Полагаю, многие соглашаются на него из-за боязни остаться старыми девами, как позабытые фарфоровые статуэтки, собирающие пыль на полке у бабушки. Лично я всяким жалким подобиям предпочла бы одиночество.
Маргарет улыбнулась.
– Уверена: твоя вторая половинка непременно тебя разыщет. Невозможно предугадать, где ты ее найдешь. Мы с твоим отцом познакомились на балу. Твой папа, надо сказать, танцевал ужасно. Но мы влюбились друг в друга с первого взгляда. Ты встретишь свою родственную душу, Флоренс. Где и когда – неизвестно, но это обязательно случится.
Даши вечно опаздывали, но никто не пенял им на это, так как стоило им появиться, обычно спустя двадцать минут после назначенного времени, – и все обиды мгновенно забывались и тонули в радостном гомоне и заразительном обаянии прибывшего семейства. Прошуршав шинами по гравию, машины остановились перед «Мореходами», и Флоренс почудилось, что само солнце решило повременить с закатом и снова разгореться на небе: так ярко сверкали отполированные до блеска длинные капоты изумительно красивых машин и стеклянные, оправленные в хром фары, похожие на лягушачьи глаза. Двери машин распахнулись, и ликующие Даши высыпали на лужайку. Праздник начался.
Флоренс, подглядывавшую за ними из окна на втором этаже, охватило возбуждение. Как же они прекрасны – словно кинодивы, сошедшие с обложки глянцевого журнала. Уильям в смокинге открыл дверь, и из автомобиля выпорхнула Селия – как обычно, верх совершенства: в длинном кремового цвета платье с тоненьким черным ремешком, туго перетянувшим и без того осиную талию. На такой же элегантной Синтии было длинное с красными цветами платье, а на сопровождавшей ее скромной и миниатюрной Элиз – темно-синяя юбка и блузка. Невзрачная Элиз терялась на фоне ослепительных Дашей. Не знай Флоренс, кто она такая, – приняла бы ее за прислугу. Из «астон мартина» Руперта вылез Обри, за ним – Руперт, а следом – Джулиан, младший из братьев. «Все как на подбор лощеные красавцы в смокингах», – подумала Флоренс, с обожанием глядя на Обри. Руперт вскинул глаза, увидел ее сквозь стекло и улыбнулся. Застуканная на месте преступления Флоренс отскочила от окна, словно ужаленная.
Обе семьи расположились на веранде, попивая аперитив и наслаждаясь последними золотистыми лучами заходящего солнца. Генри и Джоан, не страдавшие, в отличие от Маргарет, застенчивостью, тепло приветствовали Дашей. Генри принялся расспрашивать Уильяма о теннисном турнире, а Джоан, усадив Селию рядом с собой, попросила объяснить ей новомодное веяние под названием «обед с детективом», о котором Флоренс прожужжала ей все уши. Селия опустилась на плетеную кушетку, изящно закинула одну ногу, затянутую ремешком сандалии, на другую, вынула серебряный держатель, зажала им бакелитовый мундштук со вставленной в него сигаретой и затянулась. В сияющих глазах заплясали проказливые чертенята. Ее жизнерадостность передалась Джоан, и по мере того, как Селия воодушевленно обнажала подноготную «обеда с детективом», Джоан молодела на глазах, поддаваясь заразительному оптимизму собеседницы. Дядя Реймонд, в одной руке держа бокал с виски, в другой – сигарету, прохаживался по лужайке с братьями Дашами, а страдающая мигренью Маргарет, выдавив из себя улыбку, присоединилась к матери и Селии. В конце концов, к этому ее обязывал долг хозяйки. К тому же, как и предвидела Флоренс, Даши принесли в их дом веселье, и Маргарет оставалось просто накормить их.
Флоренс с огромным удовольствием уединилась бы с Обри, но Элиз и Синтия болтали на лугу с Уинифред, и Флоренс, воспитанная юная особа, направилась к ним.
– Тебе нравится в Корнуолле? – спросила она Элиз.
– Очень. Так нравится, что я не хочу возвращаться домой, – призналась та.
С ее приезда прошло всего десять дней, но ее английский явно улучшился.
– Ты ведь не собираешься покидать нас? – с затаенной надеждой уточнила Флоренс.
– А мы ее не отпустим, – заявила Синтия, обвивая рукой талию француженки. – У меня никогда не было сестры, а Элиз прекрасно подходит на эту роль.
Флоренс мысленно фыркнула: как можно восторгаться столь непритязательной особой?
– Здорово, что тебя приютили именно Даши, – сказала Уинифред, зажав наманикюренными пальцами дымящуюся сигарету. – Хотя их забота может оказаться всесокрушающей. Их же так много.
Уинифред насмешливо подмигнула Синтии, и та рассмеялась.
– Мы не семья, а цыганский табор. Но в своей многочисленности мы черпаем нашу силу.
– А я – единственный ребенок, – вздохнула Элиз. – Для меня nouveauté[3] жить в большой семье.
– Тебе повезло. У тебя сразу появились три брата, сестра и куча кузенов, – усмехнулась Флоренс, сделав ударение на слове «братья». – Вот погоди, нагрянут они к тебе всем скопом во Францию.
– О, я с радостью их встречу! – воскликнула Элиз, и ее нежные карие глаза полыхнули жаром. «А у нее милая улыбка», – запоздало отметила про себя Флоренс. – Но, возможно, будет лучше, если они приедут не всем скопом.
Флоренс покосилась на группку мужчин, ища Обри, и встретилась взглядом с Рупертом, наблюдавшим за ней сквозь вуаль сигаретного дыма. Руперт пересек лужайку и подошел к девушкам.
– О чем секретничаете, милые дамы? Похоже, ваш разговор намного интереснее нашего.
– Ошибаешься, – разуверила его Уинифред, – но, если хочешь, присоединяйся. Добро пожаловать.
Ярко-голубые глаза Руперта пронзили Флоренс, скользнули по ее платью, задержались на вырезе на груди.
– Когда покатаешь нас на своей новой машине? – невпопад, лишь бы что-то сказать, брякнула Флоренс: от взгляда Руперта ей стало не по себе.
– Как только того пожелаешь, Флосси, – хищно осклабился Руперт, словно волк, углядевший подходящую курочку. – Ты ведь храбрая девушка, верно? Опасности тебя не пугают.
Флоренс терпеть не могла, когда ее называли Флосси, да и фривольный тон Руперта она сочла неуместным, поэтому сухо отрезала:
– Не понимаю, с чего ты взял.
– А разве не ты влипла в историю, когда выбралась из окна школьной спальни и отправилась гулять по городу?
Флоренс задохнулась от изумления: откуда ему известно об этом? Но возразить было нечего, она действительно влипла в историю – и попалась.
– Я нарушила одиннадцатую заповедь, – вскинула она подбородок.
– Одиннадцатую? – ошарашенно переспросила Элиз.
– Да. Заповедь гласит: «Не попадайся». Меня дедушка научил. Это, знаешь ли, самая важная заповедь. Так что с моей стороны было глупо ее нарушать.
– Твои похождения вошли в легенду, – хихикнула Синтия.
– Скорее – в анекдот, – поправил ее Руперт.
– Рада, что доставила тебе удовольствие, – огрызнулась Флоренс.
– Жаль, что ты не доставила удовольствия маме, – упрекнула сестру Уинифред, укоризненно выгибая тонкую бровь.
– Бедная Маргарет, – хмыкнула Синтия.
– Правила существуют для того, чтобы их нарушать, – воинственно заявила Флоренс. – В любом случае я больше в этой дурацкой школе не учусь.
– И что ты собираешь делать дальше? – лениво поинтересовался Руперт, глядя на нее сквозь завесу сигаретного дыма.
– Собираюсь стать актрисой, – буркнула Флоренс.
– Вначале получи разрешение от дедушки, – захохотала Уинифред.
– Когда мне исполнится восемнадцать, я смогу делать все, что захочу.
– Ты сможешь, не сомневаюсь, – улыбнулся Руперт, глядя на нее смеющимися глазами. – Глупец тот, кто посмеет встать между Флоренс Лайтфут и ее мечтами.
Нарочито игнорируя Руперта, Флоренс уставилась на Обри. Как же ей хотелось развернуться, подойти к нему и поговорить! С какой стати она должна выслушивать колкости его несносного братца? От душевных терзаний Флоренс спасла горничная – буквально через мгновение она вышла на веранду и объявила Маргарет, что ужин подан.
Воспользовавшись растерянностью матери, которая металась в гостиной, расставляя маленькие белые карточки с именами, Флоренс застолбила себе местечко между Обри и Джулианом. Руперта она разместила в другом конце стола, между Уинифред и Элиз. Расчистив таким образом путь и избавившись от Руперта и Элиз, Флоренс переключилась на предмет своего страстного обожания – Обри Даша. Он сидел так близко, что почти касался ее. Щелчком скинув на колени салфетку, Флоренс повернулась к нему и улыбнулась.
– Все идет к тому, что мы с тобой встретимся в финале, – сказала она.
Обри поднял на нее глаза, и в груди Флоренс что-то оборвалось. О, эти серые глаза цвета укутавшего море тумана, прорезаемого лучами солнца!
– У нас впереди еще один матч, – возразил Обри. – Не уверен, что мы его выиграем.
– Разумеется, выиграете.
– Ты слишком веришь в меня, Флоренс.
– Ты играешь лучше всех, да и Элиз играет вполне сносно. Вы обязательно победите в турнире.
– Да, она молодчина, – произнес Обри, глядя на Элиз.
– Зря она принижает свои достоинства. Она далеко не так плоха, как ей кажется.