– Вы, господин адвокат, иногда, как мне кажется, бываете на судебных заседаниях. Там все очень серьезно и никто не смеется. Но если вы сможете доказать, что ваш клиент был невменяем…
– А вы разве сами не видели его в палате, разве вы не разговаривали с ним? Вы считаете, что человек в здравом уме будет утверждать, что он получил контузию во время Брусиловского прорыва?
Следователь посмотрел на наручные часы.
– Господин адвокат, вы делайте свое дело, а я свое. Помогать и подсказывать вам, как и что делать, я не собираюсь. Но заведующий отделением, с которым вы сегодня общались, сообщил мне, что эту самую больницу Святой Екатерины построила корпорация, которой руководит Ракитин. Построил Ракитин быстро, вложив и свою долю средств в технику и оборудование. Многие уважают Николая Николаевича за благотворительность, а потому я могу лишь посоветовать вам следующее… Не посоветовать, а просто дать телефончик одного агентства, которое занимается расследованиями. Если их детективы смогут доказать непричастность Ракитина к преступлениям, я буду только рад.
– А если нет?
– Если нет, то уж простите меня. Но в суде вам, извините, будет очень трудно. А вообще, если Ракитин никаким боком… то есть если не замазан в этом преступлении, то уверяю вас, Вера Бережная сможет это доказать.
– Бережная? – встрепенулся Перумов. – Та самая?
Следователь кивнул.
– Та самая, моя бывшая коллега. Агентство ее тоже весьма известное в городе. Слыхали, вероятно – «Восточно-европейское разыскное агентство», а сокращенно именно «ВЕРА».
– Конечно, слышал, – кивнул Перумов.
Следователь посмотрел на Веронику.
– Вы уж извините, но я должен доказывать вину вашего мужа. Как мне кажется, это особого труда не составит. А вот моей бывшей коллеге придется изрядно потрудиться, и я даже не могу представить, как она… Вы уж простите за прямоту. И вообще, то, что я даю вам ее телефон, это уже должностное преступление.
– Так дайте, пожалуйста, номер ее телефона, – попросил адвокат.
Следователь достал из кармана пиджака мобильный, принялся искать в контактах, потом нажал на кнопку, и почти сразу ему ответили.
– Привет, Верочка, рад, что ты меня не забыла, – весело начал Евдокимов. – У меня к тебе деловое предложение… Хотя нет, я хочу направить к тебе клиентов. Ты что-нибудь слышала про Ракитина?.. Какого-какого! Известного предпринимателя. Так вот, против него в ближайшее время будет выдвинуто обвинение по сто пятой. Жена и прочие друзья уверяют, что он не мог убить… Короче, помоги им убедить следствие в их правоте… Кто будет этим заниматься? Как ты думаешь, если я уже виделся с подозреваемым? Следствие, скорее всего, поручат мне… Хорошо, обсудим…
Некоторое время следователь слушал то, что ему говорила Бережная, а потом произнес:
– Так и сделаем. А им я скажу, что после обеда ты их будешь ждать.
Разговор был закончен. Евдокимов посмотрел на Веронику, потом перевел взгляд на Перумова. И протянул ему свой телефон:
– Перепишите номер. После обеда, точнее, в два часа дня Бережная будет вас ждать, но на всякий случай предварительно позвоните ей, чтобы уточнить, а заодно она вам адрес назовет, где встречаться будете. А мне, уж извините, пора.
Следователь вышел из машины и направился к пандусу, возле въезда на который его ждал автомобиль.
– Кто такая Бережная? – спросила Вероника у Перумова. – Я так поняла, что она бывшая сотрудница следственного комитета, а теперь известный частный детектив? А ведь известность в такой деятельности достигается не только рекламой, но и успешными делами.
– Именно так! Она очень известная девушка. В двух словах: работала в следственном комитете, все у нее было нормально с раскрываемостью. Но вдруг ее оттуда поперли. В участковые опустили. Так она и там такое дело раскрыла! Сама, без ансамбля… Вы подумайте, хрупкая девушка лично задержала серийного убийцу, за которым десятка два трупов числилось, и никто на него даже подумать не мог! Богатый человек, руководитель успешной фирмы… Правда, при задержании он покончил с собой.
– Кажется, что-то слышала. Но меня былые заслуги этой женщины мало волнуют, я хочу, чтобы она помогла нам сейчас… И потом, мне кажется, что следователь неслучайно ее порекомендовал.
– Конечно, ведь в отличие от официального следствия частные агентства используют методы, которые наши уважаемые пинкертоны в погонах могут себе позволить лишь после согласования с прокуратурой или…
– Я поняла: слежка, прослушка, видеонаблюдение в местах проживания… Но для меня сейчас важнее другое. Вы же видели, в каком состоянии мой муж. Не могли бы вы договориться, чтобы мне разрешили все время находиться рядом с ним?
– Разрешат, не разрешат – придумаем что-нибудь. Заведующий отделением, которого вы уже видели, мнется, но у него свое начальство. Так мы сходим к главному врачу. Я заранее узнал его номер телефона. Думаю, он не откажет, чтобы вы были там под видом медсестры или сиделки. Сейчас позвоню ему. Ракитин ведь эту больницу строил – здесь его уважают.
– Главный врач сам предложил зайти к нему, – сказала Ракитина.
Перумов набрал номер, начал разговор, но Вероника не прислушивалась, она подняла голову и стала искать окно на последнем этаже здания – там была палата, в которой находился ее муж. И вдруг память отчетливо выдавила из себя строки именно Цвейга – писателя, поклонницей которого она никогда не была, но именно он попался ей на экзамене по австрийской литературе:
«…Еще раньше, чем ты вошел в мою жизнь, вокруг тебя создался какой-то нимб, какой-то ореол богатства, необычайности и тайны; все мы в нашем маленьком домике на окраине с нетерпением ждали твоего приезда…»
Именно эта фраза стояла в билете, и на примере предложенного текста надо было разобрать стилистические особенности прозы известного австрийского писателя. Почему вдруг эта фраза вспомнилась сейчас, спустя почти целое десятилетие, а не тогда, когда она познакомилась с Ракитиным, когда начала жить с ним, когда вышла замуж? Ведь это и про нее тоже – про ее любовь, про ее восторг и ее надежды. Теперь обожаемый муж лежит там, наверху, гораздо ближе к небу, чем она, он ждет помощи…
– Ну, все, – с удовлетворением произнес Перумов, – главврач ждет вас и меня. Намекнул, что они хотят сейчас приобрести в Германии какой-то аппарат жизнеобеспечения, а бюджетные средства на это выделять не хотят…
Главный врач сидел за своим столом и что-то писал. Увидев, что дверь открывается, он стремительно поднялся навстречу вошедшим. Мощный торс выдавал в нем частого посетителя спортивных залов с силовыми тренажерами. Здоровяк, совсем не старый – лет сорока пяти. Он за руку поздоровался с Перумовым, потом ожидал, судя по всему, протянутой руки Вероники, чтобы поцеловать, но она ограничилась кивком. Главврач вернулся не за свой рабочий стол, а к журнальному, вокруг которого стояли кожаные кресла. Адвокат еще раз напомнил об их просьбе и конфиденциальности, чтобы следствие не могло воспрепятствовать…
– Мне плевать на следствие, – тут же отреагировал главный врач, – у меня есть больной, и моя задача – поставить его на ноги. Если моя больница их не устраивает, то пусть забирают его в свою. Или в любую другую.
Кровь прилила к лицу Вероники, она хотела возразить, но ее опередил Перумов.
– Этого допустить никак нельзя. Ракитину здесь понравилось.
– Он вам сам это сказал? – удивился главный врач.
– Я это почувствовал, – ответил адвокат, нисколько не смущаясь. – Так есть надежда оставить его здесь до полного излечения?
– Естественно. Я скажу следователям, что всякая транспортировка больного может лишь ухудшить его состояние. И потом, это решает не следствие, а судебное заседание, на котором определяется мера пресечения. При этом мнение врачей судом принимается безоговорочно. Судом принимается решение! А насколько я понимаю, обвинение еще не предъявлено, к тому же мера пресечения бывает разная. Заключение под стражу – мера крайняя. Есть еще подписка о невыезде, домашний арест…
– Вы правы, – согласился Перумов, – но все равно сделайте все возможное, чтобы Николай Николаевич как можно дольше находился под вашим квалифицированным присмотром.
– Простите, но муж не узнал меня при встрече, – не выдержала Ракитина. – Насколько серьезно он…
Вероника замолчала, подбирая слова, но те, которые приходили на ум, были слишком страшными.
– Вы ходите узнать, насколько он повредился рассудком? – помог ей главврач. – Я уверен, что речь об этом не идет. Такое случается не так уж редко при травмах, и почти всегда, да, вероятно, практически во всех случаях, память возвращается. Вопрос только, через какое время. У кого-то через день, у кого-то через месяц. Хотя месяц – это слишком долго для подобных случаев. Кстати… – он даже палец поднял, чтобы показать, что вспомнил сейчас нечто важное. – У меня же есть приятель хороший, сокурсник мой. Мы с ним военно-медицинскую академию заканчивали. Я там же и остался, в клинике при академии, а его в войска отправили. И попал он на первую чеченскую, а там уж и в плен. Сами понимаете, испытать ему пришлось многое, но главное – практику хорошую получил. Боевики как узнали, что он хирург, тут же запрягли его: делал он там им операции, причем даже весьма удачные, слух о нем пошел. Так наши и узнали, что он жив, пытались его обменять или выкупить. Но те ни в какую, перевозили его с места на место, прятали, но в конце концов…
– Вы сказали, что он хирург, – напомнила Вероника. – А разве моему мужу нужен хирург?
– В том-то все и дело, что был хирургом, но когда вернулся, все увидели, что он как бы не в себе. А потом и вовсе Алексей стал уверять, что он теперь психотерапевт. Его из армии списали, он вернулся в наш с вами родной город и первым делом направился в родную академию. Что он там продемонстрировал, мне неизвестно, но… Короче, прошел переобучение, переквалифицировался, получил новую специализацию. Работал с пациентами, у которых всякие посттравматические синдромы и разные сдвиги в результате полученных контузий и ранений. А были и такие, которые после длительного пребывания в боевых условиях не могли понять, что находятся не на войне, и вели себя в быту соответственно. Он брал только тех пациентов, от которых в бессилии отворачивались другие, очень опытные и очень уважаемые специалисты. Алексей возвращал их к нормальной жизни на раз-два. У него теперь известность, можно сказать даже, что слава. Именно слава. Его привлекают и правоохранительные органы, когда подозреваемый очень успешно косит под дурика. Даже если он и в самом деле больной… В смысле, если обвиняемый одержим какой-то маниакальной идеей, мой бывший сокурсник быстро приводит его в чувства. Мне даже случай один рассказали. Про черную вдову слышали?