– Скажи-ка, что это за штуковина висит у тебя на седле? – спросил меня маршал Фармер через какое-то время.
Я притворился, будто не слышу его, потому что был не в настроении беседовать.
– Слышишь меня, малец? Что это у тебя такое? Похоже на малюсенький гроб.
– Это футляр для скрипки.
– Футляр для скрипки? Зачем он тебе тут?
Я опять промолчал. Раздражение во мне не утихало, наоборот, оно вскипало где-то в костях, поднималось по ногам, вдоль позвоночника и взрывалось в голове болью. Я весь превратился в боль.
– Зачем ты взял с собой футляр для скрипки? – повторил настырный старик.
– Чтобы не повредить скрипку.
– Тогда зачем тебе скрипка?
– Не знаю.
– Ты играешь на скрипке?
– Нет!
Маршал Фармер издал долгий, медленный свист, будто сыграл на дудочке.
– Слушай, я понимаю, что ты злишься. Я бы взял тебя, да не могу. И обещаю тебе, когда покончу с этим делом, то вернусь и проверю, все ли с тобой в порядке. Навещу тебя и твоего Па в вашем доме в Боунвиле. И ты должен мне жаркое из зайчатины, не забудь.
Он говорил примирительным тоном, но этим лишь сильнее рассердил меня. Я вообще не хотел ему отвечать, но не выдержал.
– Что, если он не вернется? – выдавил я сипло, как будто мое горло опалило огнем.
На маршала я не смотрел, потому что задавал этот вопрос не столько ему, сколько самому себе. И Митивалю тоже. Более того, в некотором смысле я задавал этот вопрос своему Па. Бросив меня одного, он нанес мне глубокую рану, хотя я и понимал, почему он так сделал. За прошедший день я осознал, что одиночество – это, пожалуй, худшее, что может случиться с человеком в этом мире. И вот опять: меня собирается оставить старый красноносый служака, с которым мы только что встретились. Это было выше моих сил.
– Что мне делать, если Па не вернется? – повторил я со страхом в голосе.
Маршал Фармер откашлялся. Ему понадобилось время, чтобы продумать ответ.
– Хм… У тебя есть какие-нибудь родственники, у которых ты мог бы пожить?
– Нет.
– А что твоя ма?
– Она умерла.
– Сочувствую.
– Она умерла при моем рождении.
– А у нее есть семья?
– Семья отказалась от нее, когда она вышла замуж за Па, из-за того, что у него ничего не было. И даже если бы я знал, где они живут и как их зовут, то не поехал бы к ним ни за какие богатства. И чтобы вам не пришлось спрашивать, сразу скажу, что у Па родни вообще никогда не было. Нас всего двое, он и я.
– Понятно. – Старик стал совсем серьезным. – Так, хорошо. Но может, ты мог бы пожить у друзей.
– Нет у меня друзей.
– А как же твой друг Митиваль? Наверняка его семья согласится тебя приютить.
Я не удержался и фыркнул от смеха:
– Нет, у Митиваля я не смогу пожить.
– Почему? Тебе не по нраву его родители?
– У него тоже никого нет!
– Никого нет? Сколько же ему лет?
Я потряс головой. Сейчас мне больше всего хотелось, чтобы маршал Фармер замолчал. Чтобы закончил мучить меня расспросами.
– Сайлас, сколько лет твоему приятелю? – не унимался он. – Я думал, он такой же мальчонка, как и ты.
– Нет, он не такой, – громко ответил я. – Он вообще не ребенок. По правде говоря, я даже не знаю, сколько ему лет.
– Сайлас, не сболтни лишнего, – предостерег меня Митиваль.
Но я был не в силах остановиться. Вопросы маршала Фармера настолько меня вымотали, что я больше не мог сдерживаться.
– Может, Митивалю сто лет. А может быть, и тысяча. Он мне ничего о себе не рассказывает.
– Сайлас, что ты делаешь?! – воскликнул Митиваль.
– То есть ты хочешь сказать, что он уже взрослый? – переспросил маршал Фармер.
– Сайлас, подумай как следует, прежде чем…
– Нет, он не взрослый. Он призрак, понятно? – быстро выпалил я. – Привидение! Вы не сможете его увидеть, даже если захотите! Это привидение!
Последние два слова я почти выкрикнул по слогам. Митиваль стоял и не сводил с меня глаз, пока я говорил, а когда я умолк, он скорбно покачал головой и пошел прочь между деревьями.
Наверное, надо это объяснить. Когда мне было лет шесть, мы все, то есть я с Митивалем и я с Па, согласились, что мне не следует обсуждать Митиваля с посторонними людьми. Эта договоренность была достигнута после неприятного происшествия с участием еще нескольких детей. Однажды, пока я стоял перед лавкой в Боунвиле и ждал, когда Па сделает покупки, дети услышали мой разговор с Митивалем. Они спросили, с кем я говорю, и я, не подозревая еще, как люди могут отнестись к подобным явлениям, ответил им без малейшего смущения: «Я говорю со своим другом Митивалем!» Можете себе представить, как они начали меня дразнить после этих слов! Издевались и насмешничали самым безжалостным образом. Один мальчик даже начал выкручивать мне руку и орать, зажмурившись: «Изыди, нечистая сила!»
Когда Па вышел из лавки и увидел их, в его глазах вспыхнула немая ярость. Дети бросились врассыпную, как испуганные вороны в поле. Па поднял меня на руки, отнес в повозку и позволил мне держать поводья, чего раньше не случалось ни разу, ибо наш Мул отличался вздорным нравом, а мои руки были еще слабыми. Так мы и выехали из Боунвиля: Па сидел справа от меня, а Митиваль слева. «Послушай, Сайлас, – после долгого молчания сказал Па, – твоя дружба с Митивалем – это чудо, и его следует ценить и беречь. Но есть люди, которые не понимают подобных вещей, потому что не способны видеть чудеса. И может быть – но решать будешь только ты, – может быть, лучше не рассказывать никому об этой дружбе, по крайней мере пока не узнаешь человека очень, очень хорошо? Как ты считаешь?»
Митиваль по левую руку от меня кивнул: «Твой Па прав, Сайлас. Никому не нужно знать обо мне».
Едва слова сорвались с моих губ, как я пожалел о том, что наговорил в сердцах маршалу Фармеру. Но вернуть их я уже не мог. Как не мог вернуть и то, что случилось с тех пор, как три всадника подъехали к нашему крыльцу. Сказанное было мне столь же неподвластно, как и путешествие во времени. Вот еще что говорил мне Па: «Мир вращается только в одну сторону, а именно – вперед, и вращается так быстро, что мы этого даже не чувствуем». Однако в тот момент я почувствовал это. Мир несся вперед с головокружительной скоростью, и я мог двигаться только вперед.
Меня удивило, что маршал Фармер не сразу отреагировал на мое заявление. В затянувшейся паузе мои неосторожные слова повисли в воздухе, вокруг них кружились птицы, между ними толклась мошкара, и вся дикая Чащоба внимала им.
Молча мы доехали до березняка, где должны были расстаться. Маршал Фармер велел мне притормозить, но я пропустил его указание мимо ушей – оно меня как будто не касалось, я был захвачен поступательным движением копыт Пони и не мог заставить себя натянуть поводья. Тогда маршал поставил свою кобылу поперек тропы передо мной и развернулся в седле, чтобы посмотреть мне в лицо. Я подумал, что он собирается попрощаться, и оказался прав наполовину.
Он стянул с головы шляпу и поскреб свою лысину. Ему на щеку села муха, и он попытался смахнуть ее шляпой, но муха упрямо возвращалась на одно и то же место все время, пока он говорил.
– Сынок, ты должен быть честен сейчас со мной, слышишь? – произнес он. – С чего это вдруг ты стал болтать разные глупости? С какой целью ты это делаешь?
Я посмотрел ему прямо в глаза:
– Делаю – что?
Маршал снова нахлобучил шляпу и пожевал губами.
– Рассказываешь мне всякое про своего друга. Митиваля.
– О том, что он привидение?
– Черт бы тебя побрал! – взорвался маршал Фармер, которому стало не по себе от одного этого слова. – Но ты же не веришь в это, да? Ты просто хочешь разозлить меня, правильно?
Я отрицательно помотал головой и глубоко вдохнул. Тем временем из леса вышел Митиваль и встал прямо между нашими лошадьми.
– Скажи ему, что ты пошутил, Сайлас, – велел он мне негромко. – Давай закончим с этим и поедем домой.
– Я не хочу домой, – возразил ему я. – Я хочу найти Па.
– Да знаю я, малец, – ответил маршал Фармер.
– Я говорю не с вами, а с Митивалем, – заявил я и посмотрел на него с вызовом.
Маршал Фармер опять отогнал муху от своего лица, но мне показалось, что он просто тянет время, не зная, как это воспринимать.
– То есть, – осторожно предположил он, – ты хочешь сказать, что говоришь с ним прямо сейчас? Этот Митиваль где-то рядом?
– Да. Он стоит между нашими лошадьми.
Я заметил, как Митиваль неодобрительно пожал плечами – ему не нравилось мое поведение.
– Ну все, теперь ты не выпутаешься, – пробормотал он.
Маршал Фармер внимательно меня изучал. Он был крайне обескуражен, это было очевидно, и в который раз попытался прихлопнуть муху, жужжавшую у него под носом. И он не знал, что сказать.
Я посмотрел наверх. Главным образом потому, что не имел никакого желания смотреть на маршала, а еще потому, что мне вдруг захотелось взглянуть на небо и на птиц у меня над головой. Эта часть Чащобы была куда светлее, чем та, где мы ночевали, а от темно-синего леса прошлого вечера отличалась, как день от ночи. Так я обнаружил, что лес, как и любое другое живое существо, не является чем-то одним или другим, а состоит из многих различных ипостасей.
– Вот что я тебе скажу, – наконец собрался с мыслями маршал Фармер. – С меня хватит. Я обещал, что доведу тебя до края Чащобы, и вот мы здесь. Если будешь держаться берез, то не угодишь в Топи, а через час выберешься из леса. – Он показал мне на старые березы, которые, словно караул, стояли по обе стороны тропы. – Мы сейчас немного севернее, чем то место, где я тебя нашел, но если не свернешь с пути, то сегодня вечером заснешь в своей постели.
Я знал, что он смотрит на меня, ждет моего ответа, но я неподвижно сидел, запрокинув голову к небу. Я даже закрыл глаза. Наверняка он решил, что у меня с головой не все в порядке. И может быть, так оно и было. И есть. Иногда я сам себя не понимаю.
Должно быть, прошло всего несколько секунд, но мне они показались вечностью.