Это был длинный день, ночь на постоялом дворе вышла беспокойной, но прежде чем удалиться в огромную постель Ваймс открыл окно и уставился в ночную мглу. В листе шуршал ветер. Ваймс, мягко говоря, не одобрял деревья, но Сибилле они нравились и с этим ничего не поделаешь. Какие-то штуки, до которых ему не было никакого дела, шуршали, кричали, тараторили и вообще сходили в темноте с ума. Он не знал, что там творится, и надеялся, что никогда не узнает. Ну, как в таком шуме, нормальный человек может лечь спать?
Он присоединился к жене в постели, правда пришлось некоторое время пошарить рукой, прежде чем удалось ее найти. Она велела ему оставить окно открытым, чтобы дать «притока великолепному сельскому воздуху», и несчастному Ваймсу только и оставалось, что лежать, нервно дергая ушами на каждый незнакомый звук, надеясь услышать такие упоительные напевы идущего домой пьяницы или ругань возницы о заблеванных подушках кареты, музыки случайной уличной драки, домашней ссоры или даже пронзительного крика о помощи, пунктуально прерываемые боем городских часов, которые, как было широко известно, еще ни разу не пробили вовремя, или иных посторонних шумов, вроде дребезжания разъезжавшихся по делам своего основного бизнеса «медовых» фургонов Короля Гарри, чтобы вывезти плоды ежедневной человеческой деятельности. Или самое лучшее, услышать с противоположного конца улицы выкрик постового: «Двенадцать ночи и все спокойно!» Еще совсем недавно любой, кто попытался бы это сделать еще до того, как стихло эхо его голоса, обнаружил бы, что его колокольчик, шлем, нагрудник, а возможно и сандалии пропали. Но все в прошлом! Фигушки! Это была современная Стража. Стража Ваймса, и любой, кто нападет на стражника в патруле с нехорошими мыслями, в мгновение ока узнает, что если кого-то и будут пинать по улице, то только не стражника. Постовой выкрикивал свою фразу всегда немного театрально и ровно на пересечении с первым Ячменным переулком, чтобы командор мог его услышать. А теперь Ваймсу пришлось засунуть голову под огромную подушку, чтобы пытаться не слышать эту гнетущее и нервирующее отсутствие шума, способное мгновенно поднять на ноги даже мертвого, который за годы уже научился не замечать регулярно повторяющийся крик.
Глава 3
Но ровно в пять утра Мать Природа нажала какую-то потайную кнопку, и мир сошел с ума: каждая божья птаха и тварь, и, судя по звукам, даже аллигатор, громко запели, чтобы другие могли их послушать. Этой какофонии потребовалось какое-то время, чтобы проникнуть в сознание Ваймса. Преимуществом гигантской постели было изобилие подушек, чьим большим фанатом был Сэм, когда не спал в своей постели. Два или три жалких мешочка набитых перьями на кровать для отмазки - не для него! Он обожал зарыться в них с головой, превратить их в своего рода мягкую крепость, оставив единственное отверстие - для притока кислорода.
К тому моменту, когда он выплыл на льняную поверхность, адский шум несколько поубавился. «Ах, да! — вспомнил он. — Это же еще одна особенность деревни. Все встают чертовски рано». Командор по обычаю, необходимости и наклонностям вел преимущественно ночной, а иногда и «всю-ночь-напролетный» образ жизни. Поэтому для него было чуждым понятие, что в сутках дважды бывает ровно семь часов. С другой стороны, он почувствовал запах бекона и спустя пару мгновений в комнате оказались две нервничающих молодых дамы с подносами на сложной металлической штуковине, которая в разложенном состоянии практически, но не абсолютно, исключала возможность насладиться установленным поверх нее завтраком.
Ваймс моргнул от удивления. А жизнь-то налаживается! Сибилла решила, что ее супружеский долг состоит преимущественно в том, чтобы обеспечить мужу вечную жизнь, и была убеждена, что такой счастливый исход возможен, если кормить его орехами, пшеном и йогуртом, который по мнению Ваймса был ни чем иным, как недозрелым и потому не затвердевшим сортом сыра. Следующим шагом было досадное посягательство на его сэндвич с беконом, латуком и помидорами. Удивительно, но факт, что по данному вопросу его подчиненные решили следовать указаниям его супруги, и если их босс вопил и топал ногами, что вполне понятно и даже простительно, если ему запрещают отведать утром кусочек поджаренной свинины, ссылаясь на инструкции, данные им его женой, в полной уверенности, что все кары небесные и увольнение не более, чем пустые угрозы, и уволенный тут же будет восстановлен в должности.
Среди подушек всплыла Сибилла со словами:
— Ты в отпуске, дорогой.
То, что нужно есть в отпуске, по выходным и по праздникам так же включало яичницу из двух яиц, точно как Ваймс любил и сосиску, но только не бекон, что, несмотря на «праздник», считалось грехом. Однако поданный кофе был густым, черным и с сахаром.
— Ты хорошо спал, — отметила Сибилла, когда Ваймс набросился на неожиданно щедрый дар.
— Что ты, дорогая! Уверяю, даже глаз не прикрыл! — возразил он.
— Сэм, ты храпел всю ночь! Я слышала.
Превосходное чувство бракосохранения Ваймса-мужа, предостерегло его от дальнейших комментариев, кроме:
— В самом деле? Храпел? Прости, пожалуйста.
Сибилла разобрала кучку конвертов в пастельных тонах, которые были приложены к подносу.
— Так-так, новости уже разнеслись по округе, — сказала она. — Герцогиня Сантимент приглашает нас на бал. Сир Генри с леди Увяданс приглашают нас на бал, и лорд и леди Вислопалец - да! Тоже, приглашают нас на бал!
— Ух ты, — сказал Ваймс. — Какая куча…
— Даже не начинай, Сэм! — предупредила супруга, и Ваймс покорно закончил:
— … приглашений? Ты же знаешь, дорогая, я не умею танцевать. Я просто топчусь на месте и наступаю тебе на ноги.
— Ладно, в основном их устраивают для молодых людей. Ясно? Люди приезжают на лечебные воды в Ветчину - на - Ржи. Это совсем рядом, дальше по дороге. А на самом деле, вся затея для того, чтобы выдать дочек за подходящих джентльменов, а означает бал, череда бесконечных балов.
— Ну с вальсом я еще справлюсь, — признался Ваймс. — Там все дело в счете, но ты же знаешь, я никогда не сумею все эти галопы, вроде «Раздень Вдову» или «Эй Гордон».
— Не бойся, Сэм. Большинство мужчин постарше просто находят себе местечко в сторонке посидеть, выкурить трубку или нюхнуть табаку. Матери заняты поисками женихов для своих дочерей. Я надеюсь моя старая подруга Ариадна найдет подходящую партию своим дочкам. У нее шестеряшки, что бывает очень редко. Конечно Мавис очень набожна, а здесь есть молодой священник, который как раз ищет себе супругу, но прежде всего приданное. Эмилия - симпатичная, блондинка, прекрасный повар, но сильно смущается своего огромного бюста.
Ваймс уставился в потолок.
— Подозреваю, эта не столько найдет себе жениха, — предсказал он, — сколько жених сам ее найдет. Называй это мужской интуицией.
— Так, потом идет Флёр, — продолжила леди Сибилла, не поддавшись на уловку. — Она, как я понимаю, сама делает небольшие милые шляпки. И, э, Аманда, кажется. Которая почему-то очень интересуется лягушками, хотя, возможно, я не верно поняла ее мать. — Она мгновение подумала, и добавила: — О, и Джейн. Довольно странная девочка, судя по словам ее же матери, которая не знает, что из нее выйдет.
Незаинтересованность Ваймса в подробностях жизни чужих отпрысков не имела пределов, но он умел считать:
— А что с последней?
— О, это Гермиона. С ней есть сложности, поскольку она опозорила весь семейный род, по крайней мере на их взгляд.
— И как же?
— Стала дровосеком.
Ваймс секунду обдумал услышанное и сказал:
— Ну, дорогая, все знают, что молодой человек, располагающий[7] значительными зарослями леса, должен подыскивать себе жену, способную справиться с большим, э… внушительным…
Леди Сибилла резко его прервала:
— Сэм Ваймс, уж не собираешься ли ты сделать недопустимое замечание?
— Я решил, что ты сделала это до меня, — улыбаясь, ответил Ваймс. — Это так, признай, дорогая.
— Возможно, ты прав, милый, но лишь для того, чтобы не дать тебе произнести вслух. Все-таки ты герцог Анка и широко известен как правая рука Ветинари, так что не повредит сохранять достоинство, не так ли?
Это было бы хорошим советом для жениха. Для мужа это было равносильно приказу, довольно строгому, поскольку он был сделан в деликатной форме.
Так что, когда сэр Сэмюэль Ваймс и командор Ваймс, а так же его светлость герцог Анкский[8] вышел из-за «стола», он был в приподнятом настроении. Как оказалось, прочие люди этого не разделяли.
В коридоре снаружи убиралась горничная, которая, едва увидев идущего навстречу Ваймса, с безумным взглядом повернулась к нему спиной и осталась стоять, пялясь в стену. Ее очевидно трясло от ужаса, так что Ваймс решил, что в подобных обстоятельствах явно не следует задавать вопросов, тем паче предлагать помощь. В ответ можно услышать вопль. «Может она просто стесняется», — решил он.
Но оказалось, что застенчивость заразна. За время своей прогулки по дому он встречал много других горничных с корзинами в руках, вытирающих пыль, подметающих, и каждый раз, едва он приближался к одной из них, она поворачивалась спиной и стояла, уставившись в стену так, словно от этого зависела ее жизнь.
К тому времени, когда Ваймс добрался до галереи с портретами предков супруги, Ваймс решил, что с него достаточно, и когда очередная юная мисс с чайником на подносе моментально сделала фуэте, словно балерина на музыкальной шкатулке, он спросил:
— Простите, мисс, я правда такой страшный?
Это ведь было лучше, чем спрашивать ее, почему она ведет себя столь неучтиво, верно? Так почему же, во имя всех трех богов, она рванула с места так, что остался только звон посуды по всему коридору? Среди всех прочих Ваймсов верх взял командующий Стражей. Герцог тут не годился, а гномий Хранитель Доски просто не подходил для подобной работы: