Вот оно, значит, как. Параллельная реальность, значит? Пусть так, это не слишком напрягает.
— Ответ на твой второй вопрос прост и, в то же время, сложен. Мы нигде и, в то же время, всюду; этого места нет, но оно существует, тут не действуют известные нам законы, тут нет времени, дня, ночи. Здесь только ты, я и бесконечность.
Философ, блин.
— Ясно, не для моих мозгов задачка. А что по последнему вопросу?
— Ты прав, пока задача не по тебе. Здесь своеобразная тюрьма со множеством входов и отсутствием выхода. Попасть сюда можно тремя путями: через ловушку-ритуал, потерявшись на мировых тропах, либо стать узником по воле более сильного, — объяснил мне дракон.
— Отлично! Супер! Вау! Теперь нас тут двое, и ближайших сто лет скучно нам не будет, — всё, у меня, кажется, истерика на нервной почве.
— Не нужно нервничать, это всё равно не поможет. Нам и в самом деле теперь по меньшей мере лет сто действительно не будет скучно.
— Это ты моему ошалевшему мозгу скажи. Сначала смерть, потом лимб или как там его, собеседование с Акатошем, а теперь ещё и темница, из которой нет выхода. Что дальше по плану, пьянка со всеми чертями ада?
— Стоп! Ты умер? — в голосе дракона прозвучали стальные командные нотки.
— А? Да, — машинально кивнул я. — Это что-то меняет?
— Это всё меняет! Неслыханно, какая удача, я уже и не надеялся, — Дрогсетур начал возбужденно скакать и прыгать, но вдруг застыл, словно статуя.
В следующий миг его светящиеся энтузиазмом глаза словно проткнули мою бедную тушку, и мне это очень не понравилось.
— Не могли бы вы пояснить мне, убогому, что это значит, ибо мозг мой не может осмыслить причину столь бурной радости?
— А… Да, прости. Смысл в том, что с твоим приходом выход отсюда появился, и мы, при определенных обстоятельствах, сможем выбраться. Правда, отличная новость?
Вот это я понимаю — не успел сесть, как тебя досрочно выпускают за примерное поведение.
— Поясни.
— Эта тюрьма является тюрьмой при соблюдении определённых условий, чётко прописанных и неизменных. С твоим приходом одно из условий нарушилось, система приходит в дисбаланс и начинает постепенно рушиться. Ты нарушил правило «души и тела», которое гласит, что запечатать можно только душу, связанную с телом: у тебя есть душа, но тела нет, поэтому одно из правил нарушено.
— То есть путь свободен?
— Верно.
— Но?
— Что «но»?
— Всегда есть «но».
— Ты прав. Это пространство рушится и, когда процесс подойдёт к концу, вместе с ним умрём и мы. Но выход есть. Нужно нарушить ещё одно правило и пробить себе выход с помощью грубой силы. Сильно упрощая, можно сказать, что мы объединимся и сделаем пробой в пространстве.
— Что ты имеешь в виду под объединением? — спросил я с беспокойством. Что-то терзали меня смутные сомнения по этому поводу.
— Я хочу объединить твою душу и своё тело и, пока мы не стали сливаться в одно целое, ведь две души в одном теле жить не могут, сбежать отсюда.
— А дальше, я так понял, нам предстоит эпическое сражение за право обладания этим телом? — голосом «ага-ага» сказал я.
— Нет. Зачем? Если мне понадобится тело, я могу создать себе новое. И, кстати, у тебя имеется определённое преимущество: за тобой стоит мой отец, и он не позволит мне нарушить свои планы, поэтому мои возможные попытки уничтожить тебя были бы бессмысленны. Скорее всего, отец изымет мою душу и отправит её на перерождение, а тебе оставит всё остальное, предварительно подстроив под тебя, — в голосе Дрогсетура послышалось облегчение. Он, казалось, был даже рад такому исходу.
— Ты так спокойно об этом говоришь?
— Разумеется. Поверь, я потеряю намного меньше, чем приобрету. За одну возможность выбраться отсюда я готов принести любую жертву, а силы ко мне вернутся, пусть и не сразу. Не будем терять время, неизвестно, сколько его у нас в запасе. Постарайся расслабиться. Готов?
Вот ящер драный, расслабься, блин. Да как тут расслабишься, если способность более или менее здраво мыслить я сохраняю с большим трудом, а? Спокойно, Олег, спокойно. Вспомни, что в твою голову с большим трудом вбивал Максимыч, как он там говорил: «Представь, будто ты река, ты течешь по равнине, на твоем пути нет ни одной преграды. Тебе не о чем волноваться, ведь ты река. Ты спокоен и размерен, твои мысли чисты, как вода, тебе не нужно никуда спешить…» — как-то так, да? Что ж, ладно. Я река, я река, я река. Я, мать вашу, река!
Не знаю, сколько времени пришлось повторять, как заведённому, эту мантру, но, как ни странно, в итоге я смог успокоиться, мысли потекли в позитивном ключе и, похоже, я познал один из оттенков дзена. Через некоторое время у меня в районе солнечного сплетения появилось странное сосущее чувство, быстро расползавшееся по всему телу. Возникло желание резко вскинуться и в панике убежать куда глаза глядят, но было мною хладнокровно убито ещё на стадии формирования. Раз дракон сказал, что всё будет пучком, значит, так и будет, и мандражировать по пустякам явно лишне.
В один прекрасный момент, — не знаю, почему он прекрасный, но пусть будет, мне не жалко, — так вот, в этот момент меня сначала окунули в кипяток, затем кинули в арктические воды, и через миг всё повторилось. Ещё три повторения этой занимательной пытки, и на замену неприятным ощущениям пришла эйфория, тянущее за руку чувство безграничной силы. Казалось, пожелай я, и мир станет в сиреневый горошек. Но это состояние продержалось не так долго, как хотелось бы, меня снова окунули в ледяную воду, вернув этим трезвость ума.
— Постарайся сохранить своё «я», пока я буду пытаться нас вытянуть из этого проклятого места. Мой тебе совет: зацепись за одно конкретное воспоминание и не отпускай его, оно будет постепенно блёкнуть и исчезать, но это позволит тебе сохранить всё остальное. Я начинаю.
Не было боли или ещё какого-то кошмарного чувства, всё было как раз наоборот — сила лилась со всех сторон, грозясь в один момент порвать меня, как надувной шарик. Эта сила растворяла в себе всё, от эмоций до мыслей, не оставляя после себя ничего.
Постепенно мой якорь-образ начал блёкнуть, мелкие детали смазывались и стирались, а сам он будто оседал и истаивал, как снежный сугроб по весне. Во всяком случае, именно такие ассоциации у меня возникали в то время.
Неприятно забывать семью, но так будет лучше, так нужно. Прошлое должно оставаться в прошлом, и я не хочу, чтобы меня в будущем терзала горечь потери, поэтому, как бы цинично это не звучало, прощай, дорогая семья.
Когда от образа остался еле видный контур, всё прекратилось, и я смог вздохнуть спокойно. Наконец-то, ура. Но долго наслаждаться такой маленькой, но значимой победой не дал настойчивый и нетерпеливый голос дракона.
— Малыш, похоже, я крупно просчитался, и не быть нам свободными друг от друга. Наши души слишком похожи, и они уже начали сливаться. Я старался не допустить этого, но, видимо, моих усилий недостаточно. У нас мало времени, поэтому слушай внимательно и не перебивай.
Я слишком долго был вне этого мира, и он перестал для меня быть домом. Всё это время два чувства позволили мне сохранить рассудок — драконья гордость и жажда мести. Этот мир уже не для меня. Мне остается напоследок сделать только одно. Теперь ты мой наследник, к тебе перейдут мои Сила, Воля, Знание, Дух, Путь, Плоть. Не жди, что всё это дастся тебе даром — в результате упорного труда тебе по мере развития будут открываться новые возможности. Ты пока Птенец, тебе нужно будет очень многое пережить, чтобы стать Повелителем. Сейчас тебе доступна только Плоть, всё остальное придет потом. Раз уж я перестаю существовать как целое, прошу, выполни моё последнее желание — отомсти. Скоро ты и я станем «нами». Прощай, маленький Дова, — голос Дрогсетура звучал тихо и устало, но в то же время абсолютно спокойно и, не знаю, просветлённо, что ли.
Я слушал его внимательно, не перебивая, и мне стало не по себе. Именно теперь я словно воочию увидел разделяющую нас огромную пропасть: с таким достоинством принять свой конец я бы точно не смог.
После его прощания не было ничего — ни тьмы, ни боли, — я просто открыл глаза и посмотрел на бескрайний зелёный лес. Теперь я Дова. Странно, вроде, только что был обычным — ну, почти обычным, шаманство не в счёт — человеком, а теперь дракон — воплощение силы и гордости. Потянувшись чешуйчатым телом, стряхивая воображаемую усталость, я в два прыжка взмыл в бескрайнее синее небо. Проблем с телом не было. Несмотря на то, что оно явно не было человеческим, я знал, что и как нужно делать, чтобы получить ожидаемый результат. Видимо, все рефлексы уже были заложены в моё подсознание.
Долго летать я не стал, а, найдя ближайшую реку, спустился к ней. Жажда меня не мучила, просто мне почему-то показалось, что возле реки будет удобно отдохнуть. Наверное, в этом было виновато тихое течение воды, такое успокаиваивающее, и лёгкая прохлада возле неё, или, может быть, что-то ещё, я не знаю.
Планируя над рекой, я выискивал удобную для приземления поляну и вскоре её нашел. Участок у реки, покрытый густой травой, со всех сторон был окружён деревьями, растущими полукругом. Идеально. Приземление было мягким, мощные задние лапы надёжно впились острыми когтями в мягкий грунт. Покрутив головой на длинной шее, осмотревшись и не обнаружив соседей — ни людей, ни лесного зверья, — я удовлетворённо клацнул зубами, удобно устроился в густой траве под ласковыми тёплыми лучами небесного светила и, мурлыча или, скорее, в моём исполнении, рыча себе под нос, прикрыл глаза и погрузился в воспоминания о днях минувших. Нужно было привести себя в состояние душевного покоя, а пока у меня было слишком много раздражителей, и их нужно было убрать. Проще говоря, я лёг спать — сознание вместе с подсознанием всё сделают сами и без моих кривых рук.
Просыпаться абсолютно не хотелось. Зачем открывать глаза? Чтобы увидеть себя в туше огромной ящерицы, плюющейся огнём, и массой тела больше десяти тонн? Или, может быть, чтобы увидеть этот «прекрасный» мир, полный интриг, заговоров и тому подобной «любви и ласки»? Однако совершенно не важно, чего мне хотелось. Встать всё равно придётся, хотя бы для того, чтобы найти что пожрать. Я не робот, и еда — один из неотъемлемых компонентов моего существования.