Его взгляд случайно скользнул по мне, задержался на моей руке с задранным рукавом, и я увидела, как в его холодных глазах мелькнуло сначала удивление, а потом – отчетливая досада, почти злость. Он на мгновение замедлил шаг, потом, словно опомнившись, снова двинулся вперед, больше не глядя в мою сторону.
Я тоже опустила взгляд на свою руку. Моя воспаленная фантазия разыгрывалась все сильнее. Я провела по зудящей татуировке пальцем. Кожа под узором была чуть горячее, чем остальная. Почесав зудящее место, я торопливо опустила рукав.
– Тиана!
Конард стоял на крыльце. Рядом с ним – тот самый мужчина в темно-зеленом костюме. Они о чем-то напряженно разговаривали, но как только я подошла ближе, незнакомец замолчал, лишь бросив на меня еще один быстрый, цепкий взгляд.
– Пора, – коротко бросил Конард и, не говоря больше ни слова, направился к карете, ожидавшей у крыльца.
Мы ехали молча. Я смотрела в окно на проплывающие мимо незнакомые пейзажи, а Конард сидел напротив, источая волны такой ледяной ярости, что мне казалось, воздух в карете вот-вот замерзнет.
Храм оказался огромным, мрачным зданием, сплошь украшенным лепниной, изображающей драконов во всех возможных позах – летящих, рычащих, изрыгающих пламя. Внутри было сумрачно и пахло благовониями. Нас провели в какой-то круглый зал, стены которого тоже были расписаны сценами из драконьей жизни. Жуть.
Вскоре появилось множество жрецов в длинных темных одеждах. Один из них, самый старый, с длинной седой бородой, обратился к Конарду:
– Лорд Вайрос, вы уверены? Ритуал разрыва драконьей связи очень болезненный. И может на время ослабить вашу силу.
– Приступайте, – отрезал Конард, и в его голосе не было ни тени сомнения.
То, что началось потом, было похоже на пытку из средневековья. Меня усадили на какое-то каменное возвышение, жрецы затянули монотонную песню на незнакомом языке. А потом один из них поднес к моей руке – к тому самому месту, где должен был быть брачный браслет – раскаленный докрасна металлический предмет, похожий на клеймо. Боль была адской. Я закричала, выгибаясь, пытаясь вырваться, но меня крепко держали. Запах паленой кожи ударил в нос. Слезы текли из глаз, смешиваясь с потом. Я видела, как Конарду делают то же самое. Он стоял неподвижно, стиснув зубы, и не издал ни звука, только желваки ходили на его скулах.
Когда все закончилось, моя рука горела огнем, а на месте рисунка остался уродливый багровый шрам. Я была невероятно зла. На Конарда, на этих жрецов, на весь этот безумный мир. Неужели нельзя было обойтись без этого варварства? Зато теперь я точно знала – это не сон. Такой боли во сне не бывает. Осознание обрушилось на меня со всей своей неотвратимостью: я действительно в другом мире, в чужом теле, и только что прошла через какой-то дикий ритуал.
Конард уже ждал меня на крыльце храма. Его лицо было непроницаемым, но в глазах все еще плескался холод.– Теперь, когда ты официально стала шлюхой, носившей чужого ублюдка под моим именем, я не намерен терпеть тебя рядом, – его голос был ровным, но от этого не менее жестоким. – Твоя карета ждет. Проваливай из моей жизни.
Он кивнул на другую карету, скромнее той, на которой мы приехали.
Я посмотрела на него. Я не знала, была ли Тиана неверна этому мужчине, изменяла ли она ему. Но обида и злость за пережитую боль, за унижение, захлестнули меня.– Знаешь что, лорд Вайрос, – я вскинула подбородок, глядя ему прямо в глаза, стараясь, чтобы мой голос не дрожал. – Ко мне ты сможешь приехать только тогда, когда твои собственные зубы дотянутся до локтей. И то, я еще подумаю, открывать ли дверь.
С этими словами я развернулась и, стараясь сохранять достоинство, направилась к карете.
6
Карета тряслась по ухабистой дороге, и каждый толчок отдавался тупой болью в обожженной руке и ноющей пустотой где-то глубоко внутри. Я сидела, откинувшись на жесткую подушку, и бездумно смотрела на мелькающие за окном деревья. Лес, лес, снова лес. Кажется, этот Конард решил сослать меня в самую глухую чащу, какую только смог найти.
Машинально я положила здоровую руку на живот. Теперь, когда адская боль от ритуала немного утихла, вытесненная всепоглощающей усталостью и злостью, мысль о ребенке вернулась. Нелепая, чудовищная, но, как я теперь понимала, слишком реальная. Беременность. В этом чужом теле, от мужчины, которого я не знала, в мире, который был мне враждебен.
Память, гадина такая, тут же подсунула картинки из прошлого. Игорь. Его пьяная ярость, когда я сказала, что ухожу. Толчок. Острая боль внизу живота. Больница. Пустые, сочувствующие глаза врача. «К сожалению, мы не смогли спасти ребенка… и у вас… вы больше не сможете иметь детей, Дарья Алексеевна». А потом – пустота. И его лицо, когда он пришел на следующий день, трезвый и якобы раскаивающийся. Я тогда и не знала, что это не конец. Что настоящий конец – это когда ты умираешь сама, захлебываясь кровью, потому что твой «любящий» муж не рассчитал силы.
Я судорожно сглотнула, отгоняя непрошеные слезы. Сейчас не время для этого. Сейчас нужно было думать только о настоящем. И, кажется, о защите этой крошечной, нежеланной жизнь внутри.
Материнский инстинкт, будь он неладен, просыпался даже в таких нечеловеческих условиях. Этот ребенок, чей бы он ни был, был невиновен. И он был единственным, что связывало меня хоть с какой-то реальностью, пусть и такой дикой.
Прошло несколько долгих, мучительных часов. Солнце уже клонилось к закату, когда карета наконец-то замедлила ход и остановилась. Я выглянула в окно.
Мы стояли перед домом. Не замок Конарда, слава богу, с его показной роскошью и давящей атмосферой. Этот дом был другим. Большой, двухэтажный, из темного камня, с узкими, похожими на бойницы, окнами на первом этаже. Он выглядел крепким, основательным, даже немного суровым, но ухоженным. Крыша была покрыта черепицей, а вокруг дома виднелся запущенный, но когда-то явно красивый сад. Не уютное гнездышко, конечно, но и не откровенная развалюха. Скорее, небольшая крепость, затерянная на краю света.
В животе предательски заурчало. После утреннего «завтрака» из воды и страха, а потом и всех этих «процедур» в храме, я зверски проголодалась.
Дверцу кареты открыл возница, и я, морщась от боли в руке, выбралась наружу. На крыльце меня уже ждали. Целая делегация, если так можно выразиться.
Впереди стояла женщина, и вид у нее был… внушительный. Высокая, широкоплечая, с суровым, обветренным лицом и коротко стриженными темными волосами, в которых уже виднелась седина. Одета она была просто, в темное практичное платье, и держалась прямо, глядя на меня без тени улыбки или подобострастия. Просто смотрела, оценивающе и спокойно.
За ней, чуть поодаль, выстроились остальные. Мужчина средних лет, такой же суровый и молчаливый, как и женщина. Еще двое крепких парней, взгляд которых был внимательным и настороженным – явно не лакеи. И несколько женщин помоложе – одна совсем юная, с любопытными глазами, другая постарше, со спокойным, внимательным лицом, и еще одна, державшаяся чуть особняком, с корзинкой в руках, от которой исходил тонкий аромат трав.
– Леди Тиана, – голос старшей женщины был низким и немного хриплым, без каких-либо формальных приветствий. – Добро пожаловать в поместье «Каменный страж» лорда Вайрос. Меня зовут Вада. Я здесь старшая горничная и слежу за порядком. Это Джад, он отвечает за дом и мужскую прислугу. Остальных представим позже. Прошу в дом. Ужин скоро будет готов, наш повар Сэм уже заканчивает.
Вада развернулась и вошла в дом, не дожидаясь моего ответа. Джад коротко кивнул, а остальные слуги молча последовали за ней, лишь юная горничная бросила на меня еще один быстрый, любопытный взгляд.
Я вздохнула. Да уж, похоже, меня тут не особо ждали с распростертыми объятиями. Ну, хоть накормят, и на том спасибо. Одно я знала точно: я голодна. А это уже какая-никакая, а мотивация двигаться дальше.
7
Вада, или кто-то из ее молчаливой свиты, проводила меня в небольшую комнату. Обстановка была простой, но добротной: тяжелый деревянный стол, несколько стульев, старинный буфет у стены. Никаких тебе хрустальных люстр и серебряных канделябров, как у Конарда в замке. Все по-спартански, но чисто.
Ужин подали быстро и так же молча. Какая-то пресная похлебка, кусок мяса с печеными овощами и ломоть грубого, но свежего хлеба. Не ресторанные изыски, конечно, но после всего пережитого и долгой дороги – самая вкусная еда на свете.
Я ела, стараясь не обращать внимания на то, что за мной из-за приоткрытой двери, кажется, кто-то наблюдает. Стоило мне поднять голову, как тень тут же исчезала.
Паранойя? Или просто местный стиль гостеприимства?
Как только тарелки были убраны (опять же, молча и быстро), меня оставили одну. Тишина в доме была почти оглушающей, нарушаемая лишь тиканьем каких-то старых часов в холле да завыванием ветра снаружи.
Я сидела за столом, разглядывая свои руки. Одна – с уродливым багровым ожогом и татуировкой-браслетом выше локтя, вторая – без увечий. Как я буду здесь жить? С этими чужими, молчаливыми, суровыми людьми. В этом забытом богом месте. Беременная. Одна. Перспектива вырисовывалась, прямо скажем, не радужная.
Но сидеть и жалеть себя – не в моем стиле. Нужно было хотя бы осмотреться, понять, куда меня занесло на этот раз. Я встала и вышла из столовой. Коридор был узким и довольно темным, освещенным лишь редкими масляными лампами, коптящими на стенах. Пахло сыростью и чем-то еще, неуловимо-старым, как в заброшенном доме.
Я пошла наугад, стараясь запоминать дорогу. Двери, двери, снова двери. Большинство были закрыты. Куда они вели – в спальни, кладовые, или, может, в пыточную камеру, где Конард складывает трупы врагов? Фантазия разыгралась не на шутку.
Внезапно из-за одной из приоткрытых дверей донесся звук, совершенно не вписывающийся в общую мрачную атмосферу этого дома. Веселое, почти беззаботное щебетание. Женский голос, молодой и звонкий. Я остановилась, прислушиваясь.