Был вечер, они с Господином шли домой. Небо было закрыто пепельно-серыми, низкими тучами. Сумеречные улицы темнели все больше.
Попи не знала, куда они шли. Они уже долго были в пути. За улицей начинался рынок, за рынком снова улица, а они все еще были далеко от дома.
Попи устало переваливалась с одной кривой лапы на другую, ковыляла по бесконечным грязным улицам. Странно — всюду было так серо и пустынно.
Господин шел перед ней, сгорбившись и опустив голову. Он шагал устало, ведя Попи за поводок, не оглядываясь и не останавливаясь.
Каким маленьким и тощим сделался Господин! Его черный кафтан волочится по земле, а головы даже не видно под кожаной шапкой.
Попи чувствовала все большую усталость. Она все дальше отставала от Господина. Поводок натянулся, и державшая его рука Господина тоже оттянулась назад. А сам он шагал безостановочно, не оглядываясь.
Попи рассматривала в вечерних сумерках руку Господина. Она была маленькая и волосатая. Пальцы черные, с длинными когтями. И вдруг Попи стало жутко.
Откуда и куда они шли? И кто вел Попи на поводке? Господин?
Безымянный страх охватил Попи посреди серой, безжизненной улицы. Она дрожала всем телом и не в силах была идти. Но шедший впереди тащил ее, не оглядываясь и не останавливаясь.
Так прошли они еще несколько саженей. Попи слабела все больше и не столько шла, сколько волочилась по земле. Ошейник сдавил ей горло, кожа на лбу сморщилась, так что трудно было держать глаза открытыми.
И вдруг она в ужасе поняла: нет, это не Господин! Она уперлась лапами, и когти ее заскрежетали по камням. Поводок почти отрывал ей голову.
Тогда шедший впереди оглянулся, и Попи увидела его лицо…
С жалобным визгом Попи выскочила из-под сундука и, вся дрожа, стала посреди комнаты. И в тот же момент она увидела Господина в будничном кафтане и ночном колпаке, стоявшего на пороге задней комнаты и державшегося за косяк.
С проблеском радости в душе Попи несколько мгновений недоуменно глядела на него. Но потом шерсть вздыбилась на ее затылке и в глазах отразился безграничный ужас.
Это был тот же, кого она увидела во сне!
3
С этого дня началась их совместная жизнь. Это была действительность, более призрачная, чем сон, и сон, более ужасный, чем действительность.
Попи не знала, где кончались границы яви и где начиналось сновидение. Она ничему уже больше не доверяла и жила изо дня в день, дрожа между двумя крайностями.
Пробуждаясь утром, когда солнце светило в комнату и она ощущала новый прилив сил, Попи еще питала надежду вырваться из этого бреда.
Прежний Господин вернется домой, думала она, победит Ухуу, опять запрет его в клетку, и снова начнется счастливая жизнь.
Но это была лишь мечта.
Вскоре из спальни начинали доноситься выкрики Ухуу, и сам он показывался на пороге.
Почти каждый день он одевался по-новому. Он открывал шкафы, переворачивал все в сундуках и надевал на себя все, что ему нравилось.
Часами он наряжался перед зеркалом, забавляясь, как ребенок. Он составил три зеркала в углу и кокетливо разглядывал себя то спереди, то сзади.
Он обливал себя маслом для волос и тер щеки, словно женщина, которая румянится. Потом он поворачивался спиной к зеркалу и, скосив глаза, пытался разглядеть свой затылок.
Он был весел и счастлив, как дитя. В эти минуты он становился добродушным, Попи безбоязненно могла подбирать остатки пищи на полу: Ухуу ни на что не обращал внимания.
Вкус его при выборе одежды был самым странным. Он иногда напяливал сразу три костюма или надевал сначала шубу, а потом рубашку, или появлялся совершенно голый, украшенный только шляпой и кружевным воротником.
Иногда он выходил к Попи в черной бархатной куртке рыцаря, со сборчатыми рукавами, с воротником, обшитым галуном, с большими блестящими пуговицами, с заткнутым за пояс кинжалом.
Или, словно комедиант, красовался в темно-красном кафтане с пришитым спереди большим животом, в ярко-красном рогатом колпаке, с прикрепленными к острым рожкам бубенцами.
Или он выходил одетый как король на модели корабля: в пурпурной мантии на бобровой подкладке, с волочившимся сзади шлейфом, с цепью на шее.
То вдруг появлялся, словно воскресший мертвец, в пожелтевшем саване, с черным крестом на груди и надвинутым на лоб капюшоном.
Однако с одеждой он обращался неряшливо. Он рвал ее, через час стаскивал с себя и оставлял на полу.
Интерес его обращался к другим вещам.
Прежде всего — к еде. Он открывал кухонные шкафы и вынимал из сундуков все, что попадало под руку. Он грыз лепешки и бисквиты. Остатки бросал на пол. Ими тихонько по ночам питалась несчастная Попи, пробираясь вдоль стен.
Но главной пищей Ухуу были овощи. Он запихивал за щеку листовой табак и другие пряности. Это нравилось ему. Рот его начинал обильно выделять слюну, и он сплевывал, точно матрос.
Весь день проходил у него в играх. На пурпурном ковре он собирал шарики, безделушки, столовую посуду и бусы. Часами он перебирал все это в руках, играя, как ребенок в камешки.
Иногда он садился за стол, чтобы поработать. Но ему не хватало усидчивости прежнего Господина. Он разбил стекла у очков, сразу же сломал глобус и разорвал книги.
Сидя на полу, он как-то развернул пергамент, но, вместо того чтобы исследовать его глазами, попробовал на зуб. И отбросил свиток, как непригодный для еды.
Потом он открыл большие стенные часы. Он сломал стрелки и вытащил механизм. Он исследовал мелкие колесики и винтики, поднося их близко к глазам.
Он ломал и уничтожал все. Он портил картины, окна и зеркала. Он стаскивал со стен и вынимал из ящиков все, что мог, и ничего не клал обратно на место.
Он очень напоминал Господина, но был все же совершенно иным. Он мог быть добрым и умным, но не хотел. Потому что был от природы злым и дурным.
Ужаснее всего он становился к вечеру, когда уставал от игр. Тогда он принимался мучить Попи, и злобе его не было конца.
Он гонялся за ней по комнате, швырял в нее кухонной посудой и, когда она пряталась под мебель, выгонял ее оттуда острым вертелом.
Он бил ее палкой по голове, обливал чем попало и прокалывал дыры в ушах. Попи только визжала от боли и страха.
Иногда она пыталась давать отпор. Она сердито лаяла из-под сундука и хваталась зубами за вертел, которым колол ее Ухуу. Но все было напрасно.
Единственным ее прибежищем оставалось место под посудным сундуком. Но здесь было очень тесно, и лапы ее от лежания в три погибели становились еще кривее. Так как ей часто приходилось торопливо спасаться под сундук, шерсть на затылке и спине у нее облезла, а кожа была в струпьях.
Она плохо питалась и целыми днями страдала от дикой жажды. Сон ее сделался беспокойным и тревожным, так как он дополнял действительность.
В голове у нее помутилось. Память ее ослабела, она уже не могла отличить прошлое от настоящего, действительность от призраков.
Она потеряла связь с прошлым. У нее оставалось еще смутное воспоминание о прошлых счастливых днях, о Добром Господине и далеком Золотом Времени. Но все это было призрачно, было то же, что сон или картины.
Когда она видела Доброго Господина? Прошло бесконечно много времени с тех пор, как он ушел. Было ли это сегодня, вчера, месяцы или годы тому назад?
Она все больше и больше стала забывать голос и лицо Доброго Господина. Все это стало отодвигаться в туманную даль.
Только во сне она видела его более ясно. Она видела его белоснежные волосы и мягкую улыбку. Она просыпалась, и ей казалось, будто Добрый Господин позвал ее.
Но когда она пробуждалась окончательно, перед ней снова была действительность: Злой Господин и перевернутая вверх дном комната.
Иногда она ожидала кого-то. Она не знала: Господина или кого. Подчас она даже слышала голоса, доносившиеся из-за ограды, и стук деревянных башмаков на улице. Но никто не приходил.
И она примирилась с новым Господином. Она привыкла бояться и уважать кого-нибудь. Она была больна, стара и слабоумна. Хватит с нее и этого Господина.
Она знала, что это на самом деле Ухуу. Чтобы убедиться в этом, достаточно было одного запаха.
Но она потеряла веру в запахи, как и во все остальное. Нюх у нее испортился, она стала ошибаться в запахах. Все стало обманчивым в мире, даже запахи!
Она путала обоих своих Господ. Вернее, они сливались воедино. Это были лишь две стороны одной личности.
И как она раньше восхищалась умом, добротой и красотой прежнего Господина, так теперь восхищалась злостью, капризами и уродством нового.
По сравнению с прежним новый Господин почти все делал наоборот, но все же в этом крылась тайная мудрость и недосягаемая ловкость.
Если прежний Господин входил и выходил через дверь, то теперешний пробирался через окно. Он прыгал на стол, отворял окно и исчезал. Попи с изумлением оставалась в комнате и ждала его.
Иногда он часами оставался во дворе. Попи не знала, что он там делает. Во всяком случае, это казалось ей таким же таинственным и важным, как и отлучка из дому прежнего Господина.
Подчас Ухуу вытаскивал одежду, книги и подушки на двор. Взамен этого приносил со двора поленья, пустые бочонки и кирпичи.
Он наполнял сундуки соломой и через окно вливал воду в комнату.
У него, видимо, было свое, особое понятие о ценности вещей. И он основательно изменил запахи в комнатах.
Иногда он долго отсутствовал, и в доме воцарялось безмолвие. Тогда Попи скучала по нем. Она начинала беспокоиться, бегала из одной комнаты в другую, повизгивая, как делала это раньше, когда долго не возвращался Господин.
Ей хотелось, чтобы Ухуу вернулся и хотя бы побил ее, лишь бы не оставаться одной.
Но, что самое странное, новый Господин, казалось, тоже заботился о Попи. Делал он это, правда, на свой жестокий и капризный лад, но Попи все же умела ценить эту заботу.
Однажды он принес ей мяса.
Он долго отсутствовал и, когда вернулся, притащил чужую рыночную корзину. В ней под овощами и хлебом лежал добрый кусок кровавого мяса.