Я: «В нее вступают дети, чьи родители разведены или живут раздельно. Это твой случай?»
Ученик: «Нет, но иногда мама отправляет папу спать на диване».
Шестиклассник: «А можно просто пропустить его?»
Я: «Урок здоровья?»
Он: «Нет. Половое созревание».
Семиклассница(вернулась в школу в середине пандемии после года дистанционного обучения): «Не было никакой подготовки, просто бах — и тебе двенадцать! Сейчас все выглядят и ведут себя совсем по-другому. Такое чувство, что я перепрыгнула год, вместо того чтобы полноценно прожить его».
• Переход в другую школу.
• Привыкание к изменениям в теле.
• Семейные проблемы (раздельное проживание или развод родителей, смерть кого-то из близких).
• Переезд в другой город.
• Необходимость взрослеть в условиях социальной нестабильности.
Когда 25 лет назад Чжэ Ли эмигрировал с родителями и младшей сестрой в Мэриленд из Южной Кореи, ему было тринадцать, он не говорил по-английски и оставил всех своих многочисленных родственников в родной стране. «Сначала я подумал: “Боже, как здорово!” — потому что в корейской культуре от детей строго требуют хорошо учиться, а я с нетерпением ждал возможности избавиться от этого», — признался он мне. Однако первоначальный восторг прошел по мере того, как Ли и его младшая сестра неделю за неделей проводили взаперти в крошечной квартирке.
«Сказать, что моя семья пребывала в стрессе, — значит не сказать ничего, — вспоминал Ли. — Родители постоянно ссорились, но стены были тонкими, спрятаться негде». Чтобы заглушить крики и справиться с долгими периодами скуки, когда родители уходили на работу, мальчик чередовал громкую музыку с просмотром американских фильмов на повторе, надеясь выучить язык. Несмотря на все усилия, он попал на самый низкий уровень курса для изучающих английский язык, когда наконец пошел в школу в конце седьмого класса. Класс располагался в отдаленной части здания, куда никто никогда не заходил, если только не планировал поднимать тяжести в маленьком запасном спортзале, расположенном в том же корпусе. Это только укрепило Ли в мысли, что он «должен чувствовать себя другим и стыдиться». На протяжении всего переходного периода у него случались приступы паники. «Я сидел один в постели, заливаясь слезами, слушал, как родители кричат друг на друга, и чувствовал себя застрявшим в незнакомой стране без друзей», — вспоминал он.
Школа скрашивала монотонность жизни, но особого облегчения не приносила. Ли так и не нашел друзей, два одноклассника стреляли в него бумажными шариками и высмеивали его акцент. Ли знал, что мальчики посмеиваются над ним, но не понимал смысла их оскорблений и не давал им той реакции, которую они ожидали, что только усугубляло ситуацию. Находясь под шквалом оскорблений, Ли попутно помогал отцу переводить сложные жилищные, налоговые и иммиграционные документы на корейский язык и испытывал тяжелое чувство ответственности. «Я знал, что должен держать себя в руках, чтобы заботиться о родителях», — объяснил он.
Несмотря на недели изоляции, издевательств и неопределенности, Ли не только пережил этот трудный период — он добился успеха. Годы спустя, в возрасте 26 лет, он стал одним из самых молодых школьных руководителей, когда-либо назначенных в государственные школы округа Монтгомери. Вскоре после этого он получил должность директора начальной школы и стал первым американцем корейского происхождения, нанятым на должность директора, во всем регионе. Теперь он директор младшей школы Шеридана.
Когда я спросила Ли, как ему хватило сил пережить такой болезненный период, он надолго задумался. «Приходилось выживать, но я всегда был оптимистом, и в конце концов у меня появились настоящие друзья, которые спасли меня… Внезапно я оказался в группе из шести друзей, которые помогали мне освоиться. В то время я еще не получал хороших отметок в школе, зато перестал бояться». Ли также отдает должное учителю, который проявлял доброту и признавал мужество и потенциал мальчика. Теперь сам Ли старается так же относиться к подопечным, независимо от того, как они учатся, сталкиваются ли с травлей в школе или нестабильностью дома. Он не понаслышке знает, что, когда дети считают себя смелыми, морально гибкими и способными, им лучше удается выстоять в условиях неопределенности, а их самооценка не зависит от мнения или одобрения других.
Это трудно усвоить любому ребенку, не говоря уже о неуверенном в себе ученике средней школы. С неопределенностью порой так же трудно справиться, как и с конкретными потерями, и это верно в любом возрасте. Исследование, проведенное в 2016 году, показало, что участники, которым сказали, что у них есть небольшой шанс получить болезненный удар током, испытывали большую тревогу, чем те, кто точно знал, что их ударят током[10]. А социологи обнаружили, что неуверенность в нынешнем месте работы может нанести такой же серьезный ущерб психическому здоровью, как и безработица[11]. Выходит, наша способность справляться с неопределенностью не становится как по волшебству лучше по мере того, как мы взрослеем. Однако это не значит, что родители не в силах поддержать своего школьника. Есть способы помочь ребенку собраться с силами и развить психологическую гибкость для того, чтобы справиться с переменами, будь то переход в другую школу или переезд в другой город, потеря любимого человека, разлад в семье, адаптация к внутренним и внешним изменениям, связанным с наступлением полового созревания, или просто необходимость взрослеть в непростое время.
«Я просто хочу, чтобы кто-нибудь сказал мне, что все будет хорошо», — пожаловалась мать одной из моих учениц, когда ее дочь вновь начала посещать школу в 2021 году во время пандемии. К тому времени дети в разных странах пережили почти два года дистанционного обучения и длительной разлуки с родными и друзьями, и это привело к настолько серьезному кризису психического здоровья, что Американская академия педиатрии объявила его чрезвычайной ситуацией в стране[12]. Неудивительно, что женщина так переживала.
Никто из нас не может поклясться, что все будет хорошо, но школьники нуждаются в том, чтобы родители сохраняли в критической ситуации спокойствие и веру в лучшее. Независимо от того, что происходит в их мире, мы говорим детям, что надеемся и верим: со временем все наладится. А главное, мы говорим им, что уверены в их способности справляться с неопределенностью и всегда будем рядом и поддержим их, что бы ни случилось.
«Цель — развить у ребенка способность выдерживать психологический дискомфорт и понимание, что, хотя мы не можем контролировать всё происходящее, можно управлять многим в своей жизни», — пояснила мне психолог и автор книги «Борьба с негативным мышлением у подростков»[13] Мэри Элворд. Она считает: вместо того чтобы зацикливаться, например, на трудностях или разочарованиях, вы можете обратить внимание ребенка на то, насколько он вырос благодаря полученному опыту. Возможно, он научился сохранять чувство юмора в трудные моменты или мужественно справляться с неопределенностью, проявляя любопытство, а не страх. Или понял, что один из способов помочь себе — это помогать другим. Никто не желает зла своему ребенку, но нет худа без добра, или, по крайней мере, есть некая польза в том, что он приобрел жизненные навыки, которые иначе у него не появились бы. Исследования показывают, что пережитая в прошлом неопределенность приводит к повышению уровня удовлетворенности, благодарности и психологической гибкости в дальнейшей жизни[14].
Когда в жизни происходят перемены, школьникам требуется супергибкость, чтобы привыкнуть к физическим и эмоциональным изменениям, сопровождающим половое созревание. Это такое же непростое испытание, как и переезд в другой город, и оно достойно отдельного разговора; вот почему я хочу уделить ему время сейчас. «Я не могу перестать плакать, — призналась одна из пятиклассниц, сидя в моем кабинете. — Меня все напрягает, включая и то, что я постоянно плачу! У меня еще нет месячных, но мне интересно — может ли это быть половое созревание?»
«Вполне возможно, — ответила я. — Это могут быть колебания настроения в период полового созревания, или тебя действительно что-то огорчает. А может, и то и другое. Как думаешь?»
Девочка играла с игрушкой антистресс, которую взяла из корзинки на моей книжной полке. «Думаю, больше всего я беспокоюсь о том, что произойдет, когда у меня начнутся месячные. Что, если я буду просто сидеть на уроке математики и вдруг залью кровью все вокруг?»
Я посочувствовала ей. «Не скажу, что это невозможно, но такое вряд ли случится, — ответила я. — Когда у тебя начнутся месячные в первый раз, скорее всего, ты увидишь небольшое количество крови, и это будет сигналом о том, что пришло время использовать тампон или прокладку». Я объяснила, что медсестра держит все необходимое под рукой и девочка также может обратиться за помощью ко мне или любой взрослой женщине в школе. Я добавила, что если она стесняется обращаться к кому-то с такой просьбой, то может всегда носить с собой прокладку в рюкзаке.
Ученица перестала теребить игрушку и подняла голову, обдумывая этот совет. «Хорошо, а как насчет следующего раза? Тогда я могу залить кровью школьный кабинет?»
Я обдумала ее вопрос. По странному совпадению, в тот же день такое случилось с другой девочкой, шестиклассницей. Каковы были шансы? Я решила развеять опасения ученицы. «Нечасто, но такое случается, — ответила я. — Одной девочке пришлось позвонить домой и попросить привезти ей сменную одежду. Она так смутилась, что захотела поговорить со мной, прежде чем вернуться в класс, но все же справилась с ситуацией, и никт