отдохнуть, забыв о всех делах и проблемах. Идеальное место для отдыха!
В зал впорхнули трогганки, всю одежду которых составляли легкие прозрачные платки на бедрах. Заиграла музыка. Трогганки закружили в ритмичном танце, демонстрируя свои тела во всех ракурсах и позах. У меня закружилась голова. Сознание Слапома постепенно вытесняло мое – на волне сладострастия. А потом я внезапно отключился, как телевизор, выдернутый из розетки. Я даже не успел этого осознать. Просто пришла тьма, а когда вновь появился свет, я лежал на ковре, а рядом в сладкой неге отдыхали трогганки. Вид они имели расслабленный и утомленный.
Кажется, все уже случилось. Слапом повеселился на славу. Как вообще получилось, что я потерял управление телом? Так мы с Грушей не договаривались! Не могу сказать, что я бы возражал, – все же это мир Слапома и его желания, а разврат с ящерками – не то, что я бы желал наблюдать, но мне не улыбалось в дальнейшем вот так терять над собой контроль. Неужели мое предположение оказалось правильным и Груша засунул в мою голову разум Слапома целиком, а не только его отдельные воспоминания? Более того, кажется, этот разум иногда мог брать верх надо мной!
Я осторожно поднялся на ноги. Вновь появилась встречавшая меня красотка. Она нежно улыбнулась двойными рядами зубов, способных в мгновение ока перегрызть горло любому.
– Вы были великолепны, гражданин. Нашим девушкам все очень понравилось! Они с нетерпением будут ожидать новых ваших визитов. А теперь, насколько я знаю, вам пора!..
И мы отправились в обратный путь сквозь анфилады комнат и залов. Мобиль подрулил к входу в тот самый момент, как я покинул Заведение.
– До свидания, гражданин!..
Девушка изящно поклонилась и исчезла, а я залез в мобиль, стараясь особо не размышлять о том, что только что вытворяло мое нынешнее тело. Водитель без вопросов повез меня куда-то – очевидно, получив инструкции от собственного начальства. Я же развалился самым бесцеремонным образом на сиденье и почти задремал, ощущая неимоверную расслабленность. Слапом в Заведении постарался на славу, оторвавшись на полную катушку, как ему не удавалось никогда прежде, поэтому, собственно, я и не злился на него, постепенно свыкаясь с чуждым мне разумом. Главное – избавиться от его присутствия после, когда я вернусь домой, сейчас же можно немного и потерпеть.
Он не был отвратительным. Скорее, напротив, он будто стеснялся своего присутствия, скорее намекая, что я должен делать, чем пытаясь захватить власть над телом. Ситуация в Заведении явилась исключением из этого правила, когда не знавшее всех прелестей жизни существо впервые ощутило радости капитализма. Я прекрасно мог себе представить наших несчастных советских туристов, попадавших неподготовленными, несмотря на всю предварительную промывку мозгов, на загнивающий в клоаке Запад. Их, наверное, одолевало то же самое смешанное чувство негодования и восторга. Негодования оттого, что ну как же это можно вот так жить: без каких-либо принципов, презирая правила приличия, исключительно для себя… А восторга потому, что черт подери: пьют, жрут, радуются жизни во всех ее проявлениях, а мы, победившие в великой войне, вынуждены считать каждую копейку…
Конечно, 90-е годы поменяли сознание, сделав из нации, подчиненной пуританской морали, народ, не принимающий отныне ничего на веру, потерявший всяческие идеалы, цель и смысл жизни, уничтожающий сам себя в тоске по грандиозному прошлому и не способный изменить тусклое настоящее.
Отсутствие национальной идеи способно погубить любую цивилизацию!
Да, прежде мы жили в рамках правил и условностей! Да, цензура не пропускала многое, выходящее за эти самые рамки. Но вот любопытная история: книги все равно читали, так или иначе, фильмы – смотрели, пластинки – слушали, писателей, актеров и певцов знали, любили, почитали, ценили и уважали. Прислушивались к ним! Сейчас же, во времена вседозволенности, всего стало слишком много. Вещи потеряли свою ценность. Избыток породил отторжение. Уже никто не радуется, как дитя, купленной книге или новому фильму, открывающим горизонты понимания. Нынешняя жизнь скучна отсутствием противоборства с властью, как в глобальном, так и в бытовом аспекте. Мнения людей ничего больше не значат. Каждый мнит себя знатоком всего на свете и плюет на других с высокой колокольни. Фальшивая демократия породила равенство голосов сторчавшегося наркомана и профессора университета. Но разве эти люди равны? Разве их голоса весят одинаково? И разве ценность их жизней и их вклад в развитие человечества сопоставимы между собой?
Да, есть еще оппозиция. С ней настолько заигрывают, боясь хоть в чем-то ущемить, чтобы, не приведи господь, не скомпрометировать себя тем, что оппозиция превратилась для населения в этакий эталонный блок «против всех». Голосуя за оппозицию, ты голосуешь не за конкретных людей или идеи, которых просто нет, а просто против текущей власти. А уж во что превратилась сама власть… тут и говорить не о чем. Какие там лихие бандиты прошлых лет? Нынешние исполнительные и судебные органы дадут всем сто очков форы и все равно без особого труда оставят позади.
Слапом жил в том историческом периоде, когда почти все находилось под запретом, и от этого самых безобидных мелочей хотелось до ужаса. Он являлся неизбалованным, несчастным ребенком, ищущим дешевую, общедоступную конфету, которую ему, по каким-то причинам, никак не разрешали получить. А теперь он, наконец, дорвался… а дорвавшись, моментально пресытился, осознав, что ему это было и не нужно…
Водитель высадил меня у дома и укатил. На этот раз толстяк по пути не попался, как и другие соседи. Час был рабочий. Мне же официально разрешили отдыхать, чем я и воспользовался, тем более что Слапом во время своего короткого возвращения сумел изрядно утомиться. Я закрылся в своей комнате-ячейке, улегся в гамак и моментально уснул, а проснулся, только когда в дверь негромко постучали.
– Кто?
– Пакет для вас!
За дверью стоял курьер третьего ранга, смиренно опустив глаза, как положено по чину. Я протянул руку, курьер считал мои данные сканером и отдал цилиндр с маршрутом и допусками.
Оказывается, я проспал весь остаток дня и всю ночь, зато сейчас чувствовал себя свежим и готовым к новым подвигам.
Личное считывающее устройство Слапома, выданное мне Грушей, сработало без проблем. Передо мной появился маршрут пути без указания конечной точки – она появится, когда я буду находиться в непосредственной близости от места, но и так было видно, что ехать предстоит далеко. Бункер запрятали на самой окраине обитаемого мира.
Быстро собравшись, я прихватил с собой чемоданчик с набором для развязывания языков и отправился на вокзал. Маршрут движения Дрох тоже заранее просчитал, так что долго ждать не пришлось. Вскоре вагон уже вез меня на север. За окном мелькал уже привычный пепельный пейзаж, время от времени оживая яркими красками невероятных растений. Поезд, как стрела, мчался сквозь прерию. Со мной в вагоне ехало несколько трогганов, но между собой никто не общался. Все сидели застывшими статуями, глядя прямо перед собой. Я уже привык к такой их особенности и тоже не собирался набиваться к кому бы то ни было в собеседники, поэтому вел себя, как все прочие, равномерно покачиваясь в такт движению.
Время от времени поезд делал остановки, одни пассажиры выходили, другие заходили, но состояния сосредоточенного молчания никто не нарушал. Удивительный мир! Невероятный самоконтроль здешних обитателей поражал и даже пугал. Ну разве можно себе представить такое у нас? Всегда нашелся бы кто-то, кто пренебрег бы общими правилами. Тут же всех словно заколдовали.
К обеду я сделал пересадку, затем через пару часов еще одну, планируя до темноты достичь первой заданной точки. А дальше увидим, что покажет карта. Я очень надеялся, что успею сегодня достичь бункера. Жаль, что я не располагал временем изучить этот мир лучше. Да, знания о нем хранились у меня в памяти, но одно дело – представлять что-то абстрактно, а совсем иное – увидеть все своими глазами. Я сумел только частично разобраться в жизни общества трогганов, в их повседневных привычках и повадках, но, рассуждая здраво, вряд ли даже приблизительно понял их менталитет.
Ящеры, как и люди, были разными. И стричь всех под одну гребенку я бы не стал. Жаль, мне не дали подробную историческую справку о них: любопытно, как развивалось их общество, через какие стадии проходило. Понять, хотя бы отчасти, как отдельные личности, так и целый народ можно, лишь изучив их прошлое. Только у колыбели цивилизации открываются все тайны. У меня же подобной возможности, к сожалению, не было. Но одно я понял точно: под маской послушания и смирения у многих из трогганов скрываются бунтарские души…
Все шло по графику. К вечеру я достиг нужной станции и сошел на перрон, подозрительно оглянувшись на стремительно умчавшийся вдаль поезд. Никто не сошел со мной на этой станции. Точнее, ее и станцией-то назвать язык не поворачивался – так, столб в поле, от которого в обе стороны вела протоптанная дорожка.
Компьютер Слапома пискнул, требуя внимания. Так, что тут у нас? Новая точка на маршруте, указывающая прямо в необъятное поле. И что, прикажете ногами туда топать? Мне-то не сложно, тем более что ноги не мои, но неужели нельзя было придумать способ перемещения поудобнее?!
Оказалось, можно. Прибор еще раз пискнул, на этот раз повелительно, в предплечье что-то кольнуло, и прямо подо мной разверзлась земля. Я успел отскочить в сторону, а из-под земли, из хитро устроенного схрона, вверх легко выдвинулся мобиль без водителя и замер, ожидая, пока пассажир займет свое место.
Я сел за руль-штурвал, привычно приложив запястье к считывающему устройству и активировав управление. Передняя панель мобиля мигнула зелеными огоньками, подтверждая, что машина готова слушаться моих приказов, а встроенный компьютер Слапома тут же синхронизировался с ее системой навигации, передавая предстоящий маршрут.
Техника трогганов до сих пор меня не слишком-то впечатляла, тем более учитывая, что самые главные свои устройства, аналогами которых человечество не располагало, они изобрели не сами, а непонятно где нашли, едва разобравшись с их назначением и только лишь с трудом приспособив под свои нужды. И все же иногда мне казалось, что и трогганы в чем-то превосходят наших инженеров.