Вместо уставной «зари» по приказу комдива Берлинга играли древний боевой сигнал — краковский хейнал. Говорят, эту мысль комдиву подсказал писатель Путрамент. Серебристый звук трубы плыл и вдруг обрывался над берегами Оки, которая удивительно напоминает Вислу, о чем пелось в дивизионной песне. Здесь формировались три пехотных и артиллерийский полки, учебный и санитарный батальоны, зенитно-артиллерийский дивизион и пять отдельных рот: противотанковых ружей, разведки, связи, противохимической защиты и автомобильная. Костюшковская дивизия создавалась по штатам советской гвардейской дивизии. Ее заботливо обеспечивали не только всеми видами положенного довольствия, табельного имущества, но и даже самым дорогим — офицерскими кадрами. В деловой переписке высоких инстанций, относящейся к тогдашнему периоду, фигурируют, например, и такие пункты:
«…направить для службы в дивизию им. Тадеуша Костюшко:
а) джаз-оркестр (вместе с инструментами), находящийся в распоряжении Комитета по делам искусств…
б) бригаду польских кинооператоров, находящихся в распоряжении Комитета по делам кинематографии…»
По указанию Государственного Комитета Обороны сверх штатного расписания были укомплектованы танковый полк и отдельная авиаэскадрилья. Затем эскадрилья превратилась в авиаполк «Варшава», а бронетанковый полк — в бригаду имени Героев Вестерплятте. И солдаты понимали, что сверхштатные части усиления, эти и многие другие, создаются с заботой о максимальном сокращении потерь. Но как бы ни была масштабна картина создания дивизии (а всего десять месяцев спустя в СССР уже завершилось формирование целой польской армии), память обращается к боевому крещению костюшковцев 12—13 октября 1943 года на белорусской земле, под Ленино.
Эта битва была важным эпизодом начального этапа длительной и упорной борьбы за так называемый «Белорусский балкон» с войсками фельдмаршала фон Клюге, которым удалось закрепиться на заранее подготовленных рубежах перед Днепром. Узнав о появлении костюшковской дивизии, гитлеровское командование приказало люфтваффе «повторить полякам 1939 год». Несмотря на массированные бомбовые удары, они выстояли. Не раз в трудную минуту советские бойцы спешили на выручку польским товарищам по оружию. Актеры дивизионного театра и джазмены, переквалифицировавшись в санитаров, перевязывали и вытаскивали из-под огня раненых.
За два дня упорных боев костюшковцы в тесном взаимодействии с советскими соединениями форсировали реку Мерея, прорвали оборону яростно огрызавшегося противника, уничтожили его важные опорные пункты, сбили с господствующих высот и разгромили основные силы целого ряда отборных подразделений гитлеровцев, с честью выполнив первое боевое задание. Велико было политическое значение битвы под Ленино. Польский солдат, вступив в бой на главном фронте второй мировой войны, рядом с могучим и надежным союзником, тем самым открывал себе путь на родину, который одновременно был путем к новой жизни. О первом и последнем бое костюшковцев хорошо сказал З. Залуский:
«…благодаря польским залпам, гремевшим от Ленино и вплоть до Берлина, история Польши впервые окончательно и бесповоротно слилась с историей мирового рабочего движения и с историей социализма, с мировой историей. Той, которая отныне и вовеки будет летописью борьбы за мир».
Заметный след оставил бой под Ленино в польской документально-мемуарной и художественной литературе. Раньше всех откликнулся на это событие известный поэт Люциан Шенвальд яркой романтической «Балладой о первом батальоне», который был поднят в атаку советским майором Ляховичем. Домино создал свою балладу. О первом батальоне без войны. Война приходит лишь в воспоминаниях.
Пользуясь суховатым, сдержанным стилем «раскавыченного» воинского документа, автор пишет:
«Дивизия, в состав которой входил батальон майора Виктора Таманского, спустя всего несколько дней после окончания войны вместо распоряжения о демобилизации получила приказ о срочной переброске в расположенный между Колобжегом и Кошалином район Польши. Перед ней была поставлена задача: собственными силами и с помощью средств, которые удастся организовать на месте, заняться в выделенном районе освоением земель, и в первую очередь крупных помещичьих имений, не допустить, чтобы хоть один клочок или один колосок пропали даром. А бойцам разъяснить, что освоение воссоединенных земель имеет для Польши не только экономическое значение, но еще и политическое — возвращаются Польше ее исконные земли, которые победоносно были отвоеваны у гитлеровцев. Задачу, поставленную перед дивизией, считать боевым заданием».
Заполняются начальные страницы мирной летописи пехотной дивизии, представленной читателю батальоном майора Таманского, а чаще взводом старшего сержанта Сташека Родака. Они, эти страницы, проникнуты очень характерным для того периода духом самодеятельности, к которой постоянно приходилось прибегать солдатам-первопроходцам, начинавшим с нуля освоение огромных просторов, которые по чьему-то меткому выражению частенько напоминали «лунный пейзаж», холодный и безжизненный. Западные земли Польша получила в состоянии, исключающем немедленное начало сельхозработ. Было уничтожено 25 % крестьянских усадеб. Поголовье скота составляло 3—10 % довоенного уровня. Половина повятовых центров была разрушена на 50—70 %, а Вроцлав и Глогов — на 90 %. Почти все отрасли промышленности находились в полнейшем запустении. Заросшая бурьяном земля таила десятки миллионов смертоносных мин и фугасов. Вопреки неблагоприятным условиям армия в 1945—1946 годах, согласно официальным данным, вспахала и засеяла свыше 120 тысяч гектаров земли и собрала урожай с полей площадью свыше 150 тысяч гектаров. Одновременно было собрано, отремонтировано и передано гражданским властям для распределения среди осадников и репатриантов большое количество сельхозинвентаря.
Повесть бережно доносит и тогдашние внутренние процессы, наблюдавшиеся в солдатской среде. Ведь наступала естественная перемена ролями, а следом и неминуемая ломка в иерархии авторитетов, сложившейся на фронте. Еще вчера было известно, кто лучше действует днем, кто ночью, кого ставить на гранатометание, а кто надежнее прикроет огнем, когда надо будет делать перебежку. Теперь же мастера меткого огня и штыкового боя превращались в подручных своих недавних «ведомых», оказавшихся более сведущими в землепользовании и уходе за скотом. Причем темпы психологической перестройки на новый лад объясняются автором не навыком беспрекословного подчинения и мистическим «зовом земли», которому как бы автоматически могло поддаться мужицкое войско той поры. Вообще писателю чуждо свойственное некоторым его собратьям по перу — «деревенщикам» — любование якобы незыблемой кондовостью польского крестьянина.
Фронтовая школа гражданственности и патриотизма помогает героям Домино осознать многогранность воинского долга, совпадение новых задач армии с общенародными, общегосударственными задачами. Энтузиазм их так велик, что увлекает и штатских: местных поляков, которые гнули спину на немецких помещиков, а также репатриантов, бывших узников гитлеровских концлагерей и пленных. Несмотря на перенесенные невзгоды, они находят в себе силы стать в одном ряду с солдатами на фронте освоения воссоединенных земель.
В 1982 году на встрече группы деятелей культуры ПНР с личным составом Костюшковской дивизии зашел разговор о необходимости создания книг, которые бы принципиально по-новому трактовали военную, армейскую тематику. Думается, именно к таким новаторским книгам принадлежит повесть «Пора по домам, ребята!». Солдаты, в рамках необходимой субординации и дисциплины, практически вступают здесь в производственные отношения. Сплачиваются в трудовой коллектив.
Неожиданный, но соответствующий исторической правде поворот сюжета, превращающий военную повесть в военно-производственную, дает автору ряд преимуществ. Позволяет, например, показать советского офицера-интернационалиста Таманского в двух ипостасях — боевого комбата и специалиста сельского хозяйства, который щедро делится своим опытом с поляками-однополчанами. На фоне эпического повествования о мирных делах солдат контрастнее выделяется сцена глумления классовых врагов над Родаком, когда тот приезжает в родную деревню в отпуск. Конечно же, повесть являет собой подлинный апофеоз коллективного труда на земле, о целесообразности которого Домино, кстати, не устает повторять в своих произведениях.
«Всякая революция лишь тогда чего-нибудь стоит, если она умеет защищаться…»[1] — говорил Владимир Ильич Ленин. Польскую революцию, молодое польское государство защитили от происков реакции солдаты народного Войска, созданного при поддержке Советского Союза. Обращаясь к ним, маршал Польши Михал Роля-Жимерский писал в приказе от 17 июля 1946 года:
«…Мы не спрашивали, предусматривают ли уставы и военные теории, разработанные в академиях, чтобы солдат пахал, сеял, косил для крестьянина, чтобы он боролся за порядок и безопасность и брал на себя охрану жизни и имущества граждан, чтобы он, сменив винтовку на книгу и газету, нес людям сознательность и слово правды, но мы были и будем всюду, где потребуется защитить Польшу не только винтовкой, но и молотом, плугом, словом и личным примером…»
13 декабря 1981 года сыновья этих солдат, одетые в военную форму, по приказу генерала армии Войцеха Ярузельского выступили на защиту социалистического строя — завоевания своих отцов.
Не всякое произведение художественной литературы выдержит сопоставления с историческими документами и бурными событиями реальной действительности, исполненными страстей и борьбы. Повесть «Пора по домам, ребята» выдерживает, ибо тоже борется. Она очень нужна сейчас, когда польское антисоциалистическое подполье заигрывает и братается с реваншистскими кругами ФРГ, ратующими за пересмотр известных международных документов, которые определяют статут Воссоединенных земель, как интегральной части польской территории. И очень важен горький урок, каким обернулась для Сташека Родака побывка в родной деревне Калиновой. Здесь старший сержант услыхал, как замирающие в памяти отголоски войны сливаются с вполне реальными выстрелами новых кровавых схваток между сторонниками и противниками народной власти. В собственном доме он был вероломно пленен бандой «Орлика», который сохранил ему жизнь лишь из тактических соображений, как местному уроженцу. Но за отказ присоединиться к бандитам Родак был подвергнут унизительной порке и отпущен с разбитым автоматом. Потеря автомата, доставшегося ему на фронте от убитого командира взвода, была гораздо обиднее побоев. Ибо старший сержант открыл для себя, что впереди еще бескомпромиссная борьба с классовым врагом и надо быть бдительным, держать оружие наготове. Что ж, вполне актуальное открытие…