— Какое счастье, что я не пойду туда.
— Ну и свинство же это с твоей стороны! — проворчала Рут. — Бросаешь меня на произвол судьбы. Дай сигаретку.
Пока Форбс рылся в поисках сигарет и спичек, она не отрывала от него глаз.
— Кажется, я начинаю все вспоминать. Вечно ты что-то мне рассказываешь, когда у меня котелок не варит. Ведь в этот уик-энд ты встречаешься с Майклом Шейном.
— Вот видишь? С твоей памятью все в порядке.
Он поднес к её сигарете зажженную спичку. Рут выпустила колечко дыма и посмотрела на молодого человека.
— Послушай, Форбс, а не попал ли ты в какой-нибудь переплет, о котором я ничего не знаю?
Тряхнув головой, он отбросил со лба длинные волосы.
— Я же рассказываю тебе о всех своих злоключениях.
— Да, в три-четыре часа утра, когда я не в состоянии что-либо воспринимать. Я спросила кое-кого об этом Майкле Шейне, и вот что мне сказали. Слушай. Прежде всего запомни, что он — хитрющий пройдоха, но не такой, как другие. Он может быть не только изворотливым, но и опасным. Но тем-то он и отличается от обычных сорвиголов, что умеет ловчить. Не понимаешь? Это из-за того, что я ещё не в форме — перед завтраком. Вывод вот какой — если у тебя есть что-нибудь, что тебе было бы желательно скрыть от Шейна, не смотри ему в глаза.
— Мы с Шейном играем за одну команду. И пусть враг трепещет.
— Хм.
— Рути, ты всегда так обо мне беспокоишься?
— Я? Беспокоюсь о тебе? Ты, может, не красавец, но зато богатый, образованный, талантливый писатель, у тебя замечательная машина, куча шикарных шмоток, и ещё чудесный, хотя и черствый, как позавчерашний хлеб, папочка. — Она смолкла, а потом добавила: — А удалось тебе все-таки добыть те деньги?
— Рути, это было сто лет назад. А теперь все улетело, как дым. Можешь ты уразуметь, что раз ты волнуешься за меня и за мои деньги, тебе стоит выйти за меня? Вообще это принято — что жены беспокоятся за мужей. Вот девочкам — тем наплевать на своих дружков.
— Ну как я могу за тебя выйти, Форбс? Я же на пять лет старше.
— Я тебя догоню.
— А кроме того, твой отец платит мне еженедельно до тех пор, пока мы не женаты.
Улыбка сбежала у Форбса с лица. Он схватил её за голую руку выше локтя.
— Это правда?
Она с минуту молча смотрела на него, затем покачала головой:
— Нет.
Он отпустил её.
— Вообще для меня все твои денежные дела — тайна за семью печатями, но и это не объяснило бы, откуда ты берешь деньги. Мой старик — отчаянный скряга. Ведь все свое состояние он сколотил сам. — Не дождавшись ответа, он сказал: — Ну, ладно, мне пора.
— Нет, постой!
— Не нет, а да, черт побери, если я хочу сохранить эту работу, — и мы с тобой миллион раз обсуждали это. Если бы я мог не есть, я легко прожил бы на свои писательские гонорары. Три рассказика в полгода — пожалуйста, двести двадцать пять долларов.
— Ты забыл про старый компьютер, — добавила она, постучав пальчиками по его лбу. — Если ты едешь в Опа-Лока на машине, тебе уже давно пора бежать. Если же полетишь на вертолете, то здесь в пяти минутах хода вертодром.
Форбс посмотрел ей в глаза, затем взгляд его скользнул по часам.
— Видишь? — повторила она. — Звони на вертодром.
Она сбросила простыню и распростерлась на кровати, не сводя с него глаз.
Форбс выкрикнул «Ура!» и схватил телефон, одновременно другой рукой расстегивая рубашку.
Глава 2
А на следующее утро, на рассвете, в утиной засидке посреди соленого болота в штате Джорджия, Форбс Холлэм-младший угощал дымящимся кофе высокого рыжеволосого частного сыщика, которого звали Майкл Шейн.
Шейн устроился перед входом в засидку, облокотившись на деревянный столик и держа на изгибе левой руки двенадцатизарядную полуавтоматическую винтовку. Поза его была обманчива. Он, словно профессиональный спортсмен, обладал способностью казаться полностью расслабленным, а в следующий миг вдруг резко взрывался. На скамейке в углу засидки покоилась окровавленная тушка селезня, которого Шейн метко подстрелил с первого же выстрела, едва забрезжил рассвет.
— Хотите кофе? — предложил Форбс.
Сыщик взял чашку, поставил на столик и добавил в неё немного бренди из плоской бутылки. Потом протянул бутылку юному Холлэму, который сидел на скамейке, вытянув перед собой ноги. Его дробовик стоял рядом. Форбс ещё не стрелял.
— Может, передумаете и выпьете бренди? — спросил Шейн.
Молодой человек сокрушенно помотал головой.
— Нет, лучше подожду немного. Стыдно признаться, но вчера я перебрал виски.
— И не один вы.
Форбс рассмеялся:
— Да, на Бегли просто жутко смотреть! В жизни не видел, чтобы кто-то так быстро пьянел.
Шейн выпрямился. Глаза его сузились. С юго-востока приближалась стая уток. Шейн достал небольшой тонкий манок, приладил его и секунду спустя послышался характерный призывный клич. Стая свернула и начала снижаться. Черный ньюфаундленд, привалившийся к колену Шейна, встрепенулся. Шейн подманивал уток все ближе и ближе. Они уже были ярдах в шестидесяти, когда грянул выстрел из соседней засидки. Утки резко взмыли вверх и полетели назад. Шейн выругался.
— Это дядюшка Джос, — сказал Форбс. — Никогда не может рассчитать расстояние.
Закурив сигарету, Шейн произнес:
— Ваш отец сказал, что вы посвятите меня в случившееся. Сейчас, пожалуй, самое время.
— Наверное, — вздохнул Форбс. — Я понял, что он задумал, когда он определил нас с вами в одну засидку. Я только жду, пока аспирин, наконец, подействует. А что он вам рассказал?
— Достаточно, чтобы я уже мог задать пару вопросов. Что это за краска — Т-239?
— Название не значит ровным счетом ничего, мистер Шейн. Буква «Т» берет начало от пигмента — диоксида титана. А номер добавлен лишь для отвода глаз, чтобы лучше смотрелось в рекламе и на этикетке. Это алкилированная, водорастворимая эмульсия совершенно отменного качества. Мы даем твердую гарантию на то, что краска не будет шелушиться и облупливаться на деревянной поверхности в течение трех лет после использования согласно приложенной инструкции. Не знаю, много ли вам известно о бытовой краске…
— Я живу в гостинице.
— Везет же вам! Пожалуй, я все-таки глотну бренди — кофе, похоже, совсем на меня не подействовал.
Сыщик плеснул щедрую порцию бренди в чашку Форбса. Молодой человек продолжил:
— Не представляю, как люди, живущие в собственных домах, ухитряются поддерживать их внешний вид. Отец считает, что современные краски быстро облезают из-за того, что дома стали лучше отапливаться и в них появились приборы — мойки, сушилки, увлажнители, — от которых повышается уровень пара. А пар лезет буквально повсюду. Он проникает сквозь слой краски через самые крохотные щели и вызывает вздутия, которые затем шелушатся. Люди, естественно, думают, что мы производим некачественный товар, что нам это выгодно — чем быстрее облупливается краска, тем больше её у нас купят. Это очень тревожит отца. Когда это кончится? Только при государственном регулировании. При социализме. Так он полагает.
Форбс презрительно фыркнул и отпил кофе с бренди.
— Вкусно, черт возьми. Может, нам стоит добавить пару капель бренди в каждую банку краски, и посмотреть, что из этого выйдет?
Не дождавшись ответа Шейна, он поморщился и продолжил.
— Нет, вообще-то мне сейчас не до шуток. Дело-то и впрямь крайне серьезное. Ведь мы вбухали в Т-239 никак не меньше двух миллионов. А первая фирма, которая станет выпускать не шелушащуюся краску, вмиг завоюет рынок. Поэтому все так и бьются над этим. Так вот, месяцев восемнадцать назад нам удалось придумать новый состав, который блестяще зарекомендовал себя в лабораторных испытаниях. Что, кстати, не обязательно означает, что такой же результат получится после окраски домов. Сейчас мы проводим все необходимые эксперименты, ускорить которые никак нельзя. Сами понимаете: ведь мы, например, красим кедровые доски и оставляем их на длительный срок в самых разных погодных условиях. Так вот и получилось, что изначально белая краска через несколько месяцев пожелтела. Мы разобрались в причине, все исправили, но отец боится повторения неудачи и хочет перестраховаться. Из-за этого мы и влипли. Причем по самые уши. Он потребовал провести ещё одну серию экспериментов, и из-за этого мы можем рассчитывать лишь на то, что в лучшем случае выпустим Т-239 в продажу только в мае будущего года.
— А компания «Юнайтед Стейтс Кемикал» выкрала формулу? — уточнил Шейн.
— Больше, чем формулу. Результаты испытаний. Полтора года — слишком большой срок, чтобы сохранить тайну в любом бизнесе. Им же теперь не надо воспроизводить эксперименты, и они экономят уйму средств и времени. До нас доносились слухи о том, что они собираются выпустить новую сверхпрочную краску с длительной гарантией. Их служба безопасности работает на совесть, но все же нам удалось выкрасть баночку их новой краски. Это оказалась наша Т-239, с незначительными добавками. От одного человека из их экспериментального отдела мы узнали, что краску срочно запустили в серийное производство, даже не удосужившись проверить на прочность. На будущей неделе, во вторник, в утренней программе новостей по каналу «Си-Би-Эс» они собираются возвестить о своем успехе. То есть в итоге они обставили нас на пять месяцев.
Шейн исподволь разглядывал молодого человека, пока тот говорил. Форбсу было лет двадцать пять, и манера разговаривать никак не соответствовала облику служащего фирмы. Форбс то увлекался и излагал существо дела с крайне серьезным видом, то вдруг словно спохватывался, что увлекся, и смущенно разводил руками, а порой ни с того ни с сего и вовсе обезоруживающе улыбался или смеялся. Проведя довольно много времени с Холлэмом-старшим, Шейн знал, что положение юноши в фирме далеко не простое.
Шейн внезапно вскинул ружье наизготовку.
— Утки, — отрывисто бросил он. Форбс потянулся к дробовику, потом махнул рукой и принял прежнюю позу. В стае было пять уток и один селезень. Сначала Шейну показалось, что птицы летят прямо на него. Но постепенно они стали смещаться вправо, пока не оказались вне пределов досягаемости его ружья. Из соседней засидки, в тысяче футов от них, грянули два выстрела, и две утки, изрешеченные дробью, камнем упали вниз.