— Ты права. — она вздыхает. — Но я верю, что Джонатан и папа со временем решат свои проблемы. Тебе не нужно приносить себя в жертву.
Мои брови хмурятся.
— Приносить себя в жертву?
— Ну, у тебя уже есть... ну, знаешь, любовный интерес. Свадьба на ком-то другом это жертва.
— Приносить в жертву — означает убийство животного или человека в качестве подношения божеству. Другими словами, это означает отказ от чего-то ценного ради других соображений. Я не делаю ни того, ни другого. — я позволяю легкой улыбке изогнуть губы. — Во всяком случае, я получаю что-то ценное.
Она выдыхает, что означает, что она не понимает моей логики. Все в порядке, я думаю. Это правда, Эльза понимает кое-что из моих мыслей, но она не поймет все так быстро.
Кроме того, никто на самом деле не знает меня — или, по крайней мере, не так, как они думают.
Они не видят постоянной тени за моим плечом или слез, застрявших неизвестно где.
Только я вижу.
— Что Нокс думает об этом? — спрашивает она.
— Он... — я замолкаю, когда сильная рука обнимает меня за плечо.
Это так неожиданно, что я напрягаюсь и поднимаю локоть.
Темная фигура хватает меня, его пальцы на мне, его запах, его проклятое...
— Я слышал свое имя?
Ужасно веселый голос прерывает обычный порочный круг мыслей.
Мой брат. Нокс. Это всего лишь Нокс.
Обычно я спокойно отношусь к тому, что кто-то прикасается ко мне, когда я вижу, что это произойдет, как, например, когда Эльза схватила меня за плечи раньше. Я увидела ее, потом почувствовала, и это было прекрасно, но внезапный приступ всегда вызывает это каменное состояние.
— Прости, — шепчет Нокс и ослабляет хватку.
Он из всех людей знает, каково это. Эта тьма, ощущать, без возможности увидеть — все это.
Я поднимаю плечо, притворяясь, что не находилась на грани приступа. Он маскирует свои извинения ухмылкой, вставая между мной и Эльзой, схватив каждую из нас за плечо.
Мы с Ноксом разнояйцевые близнецы, но мы едва ли похожи на брата и сестру. Там, где мои волосы черные, у него каштановые. Все его черты похожи на черты модели — или жиголо; на самом деле я не могу сказать, в чем разница. Это серьезная проблема — не судите. Не думаю, что это нормально сравнивать брата с жиголо, но в некотором смысле он таковым и является. Он очарователен своей беззаботной личностью, которую он использует только для достижения цели.
И он много говорит, чертовски много. От этого болит голова.
— Так что насчёт меня? — он толкает нас обеих локтем. — Это что, какой-то заговор в стиле Игры Престолов? Потому что я смотрел все сезоны — я могу сказать.
Эльза смеется.
— Я просто спрашивала Тил, что ты думаешь о ее новом решении.
Он достает пачку чипсов и бросает два себе в рот, а остальное предлагает нам. Мы отказываемся — Эльза, потому что ей запрещено есть еду вне кафетерия, и она часто следует правилам, а я, потому что я не ем эту нездоровую пищу. Я выбрала свой яд, и это темный шоколад.
— Мне больше достанется, — усмехается он, проглатывая горсть.
Я толкаю его локтем, чтобы он дал мне немного пространства. Он хрустит чипсами напротив моего уха, звук усиливается от его близости, и это еще один способ просачивания триггеров.
Нокс отпускает меня, теперь держась только за Эльзу.
— Итак, что ты думаешь? — настаивает она.
— Я? — он притворяется невинным. — Мне все равно.
Лжец.
— Ты серьезно? — Эльза хватает его за локоть.
— Я брат Ти, а не ее отец. Она может делать то, что хочет. Знаешь, как я испугался, когда она сказала, что хочет мне что-то сказать? Я думал, она собиралась сообщить мне о беременности и вечеринки, чтобы оплакать мою молодость. — он указывает на меня своей пачкой чипсов. — Я прощаю все, кроме того, что сделает меня дядей в таком юном возрасте.
— Все? — я ухмыляюсь.
Его ухмылка на секунду дрожит.
— Ты заноза в заднице, Ти.
— Утренние комплименты? — я притворно ахаю. — Что я сделала, чтобы заслужить тебя?
— Ты вроде как украла мое яйцо.
— Твое яйцо? — спрашивает Эльза.
— Элли, ты ведь знаешь, как формируются близнецы, верно? Как когда-то давным-давно, я плавал в утробе своей шлюхи-матери и боролся со всеми другими ублюдками, которые хотели попасть в яйцо. Кстати, я выиграл. В итоге, я был счастлив в яйце и дерьме, а потом пробирается Ти и делится моим яйцом.
Эльза разражается смехом, когда я просто смотрю на него своим фирменным пустым взглядом.
— Над чем ты смеешься? — Нокс сжимает плечо Эльзы. — Вот как на самом деле образуются близнецы.
— Одно яйцо, — говорит она.
— Хм?
— Вот как образуются однояйцевые близнецы. Вы с Тил по-братски близки. Она не крала твое яйцо — их уже было два.
— Откуда ты это знаешь? — он прищуривается, глядя на нее. — Ты была там?
— Боже, нет.
— Тогда мы продолжим мою историю.
Он такой глупый, мой брат, и у меня нет слов, чтобы описать, как сильно я ценю его за это.
Я бы не зашла так далеко, если бы он не был у меня.
Когда тьма поглощает меня и мне некуда идти, он рядом, говорит без слов, что мы есть друг у друга.
Мы всегда так делали, начиная с утробы нашей шлюхи-матери.
Мы были друг у друга, даже когда та же самая шлюха хотела сделать нас похожими на нее.
Когда мы думали, что умрем в этом пустом, темном месте, в то время как мы почти истекли кровью.
Я беру свой телефон, готовая вернуться к статье о Наполеоне. В войне есть что-то интересное, не в массовых разрушениях или жертвах, а в том, как они начались.
И в том, как они закончились.
Между ними царит хаос, но хаос не возникает просто так.
Я в начальной фазе, когда малейшее действие может спровоцировать кровавую битву.
Первую из многих.
Когда я вот-вот потеряюсь в словах, в разврате человеческого разума, ещё одно присутствие крадет мой интерес.
Он идет к нам, обнимая Эйдена за плечи. Последний — парень Эльзы — высокий, смуглый и красивый, и играет роль с тем хмурым видом, который говорит: Подойди ближе, и я уничтожу твое генеалогическое древо. Вот почему наблюдающие за ним студенты восхищаются им издалека, не смея встать у него на пути. Для Эйдена в женском населении существует только один человек — или, на самом деле, во всем населении — и это моя приемная сестра.
Эйден Кинг один из компании, известной как четыре всадника футбольной команды этой школы, и что-то глупое в том, какой ущерб они наносят обороне своих противников. Эйден Завоеватель, и, верный своему прозвищу, он уже покорил Эльзу.
В то время как он игнорирует всех, его внимание падает исключительно на нее, будто он может сократить расстояние и волшебным образом оказаться рядом с ней.
Тот, кто рядом с ним, делает противоположное тому, чтобы игнорировать свое окружение.
Он подмигивает одной девушке, дает пять другой и говорит случайной первокурснице позвонить ему с огромной ухмылкой, которая почти прячет его лицо. Они все поглощают это, чуть не спотыкаясь о свои ноги перед ним.
Ронан Астор.
Сын Графа с комплексом Прекрасного Принца.
Прозвище Смерть за его положение в команде.
Он не знает, что смерть это не титул. Смерть это начало каждой войны, а свою я уже начала.
Я украла его волю, его будущее, и довольно скоро за этим последует его жизнь.
У меня есть секрет, я похититель.
Ронан Астор моя следующая цель.
Так же, как и мой будущий муж.
Глава 2Тил
Красота субъективна.
Я прочитала это однажды, и с тех пор у меня возникло странное чувство, что это говорило со мной.
Красота странное понятие для меня. Черный цвет красив, и темный шоколад с орехами тоже можно считать красивым.
Но кроме этого, что такое человеческая красота? Жиголо — извините, я имею в виду парней с модельной внешностью, таких как у Нокса, считаются красивыми. Эйден, парень Эльзы, тоже красивый.
Есть другой тип красоты, более темный, немного зловещий, скрывающийся под поверхностью, а не стремящийся к вершине.
Думаю, что это красота для меня. Дело не в физическом аспекте, а скорее в том, что скрывает внешность. Вы можете почувствовать это, когда кто-то не обладает красотой по общественным стандартам, но его харизма так или иначе говорит с вами. Вы этого не видите, но оно есть.
Ронан, однако, совсем не красив.
Он мелкий типаж, вроде жиголо. Если бы он был девушкой, его бы прозвали шлюхой, но в его случае его называют плейбоем.
Снаружи у него пропорциональное лицо, и на самом деле оно симметрично. Оно одинаково по обе стороны его гордого прямого носа, от глаз до щек, от острой челюсти и даже до ушей.
Такой симметрии я никогда не видела за всю свою жизнь. У некоторых людей, таких как актеры, есть то, что напоминает симметрию, но на самом деле никогда не бывает идеальной.
У него все идеально.
Его лицо слишком симметрично, будто его изваял греческий бог. Глаза людей обычно имеют небольшую асимметрию — но не его. Даже когда на них светит солнце, они оба светятся насыщенным одинаковым коричневым оттенком.
Я прихожу к выводу, что это часть его грязной аристократической крови, наследие, на которое он претендует, будучи тем или иным поколением мировой знати.
Его красота не имеет смысла по двум причинам. А, он слишком хорошо это осознает; это пугает. Б, и самое главное, за этим нет никакой глубины.
По крайней мере, в случае Нокса он использует пластичную легкую личность в качестве защитного механизма, получая то, что он хочет. Я слишком хорошо знаю, что он скрывает за всеми этими смехами и ухмылками.
За те несколько недель, что я наблюдала за Ронаном, он ни разу не проявил ни одной грани болезненной, жизнерадостной личности. Он всегда улыбается, смеется, ухмыляется, устраивает вечеринки, трахается, трахается, и еще раз трахается.
Это... скучно.