– Мне стоит спросить, что это значит? – уточнил он с лёгким наклоном головы, голос ровный, но в глазах плескалось подозрение.
Я подняла взгляд и одарила его самой милой улыбкой из своего арсенала.
– Вы же просто хотели вложиться в благотворительность, верно? Я явно отвлекаю вас от дел. Так что можете заниматься своими – я займусь своими. Ужин это не отменяет, все условия сделки соблюдены.
С этими словами я раскрыла книгу и погрузилась в чтение. На самом деле, под вызывающей обложкой скрывалось не что иное, как «Трактат о типах магической руды и методах её стабилизации при хранении». Я лично приклеивала обложку накануне – спасибо Маргарите за её запасы романтической пошлятины, которую она отправила, пока я шла на поправку.
Каэл не стал ничего говорить, но я чувствовала его взгляд.
– Можете заказывать на свой вкус, – заметила я, не отрываясь от книги. – Я не особенно голодна.
Если уж совсем откровенно, есть я не хотела по другой причине: вдруг Каэлу придёт в голову добавить в блюдо яд. Мало ли на что он там еще захочет меня проверить.
Каэл молча сделал знак официанту и что-то негромко произнёс, не удостоив меня ни вопросом, ни комментарием. Спустя пару минут нам принесли вино и закуски. Он самостоятельно налил себе и мне, сделал неторопливый глоток и… ушёл с головой в какие-то документы.
Просто.
Молча.
Без попытки поговорить, спровоцировать, выяснить, в чём подвох.
Теперь наша встреча превращалась в битву терпений, и я решительно не хотела проигрывать.
Я изредка поглядывала в его сторону – уверенные, точные движения, стопка бумаг, мягкий шелест страниц. Вино, документы, полное игнорирование собеседницы. Пожалуй, ужин проходил даже лучше, чем я рассчитывала.
Проглотив ехидную улыбку, я углубилась в своё собственное чтиво. На самом деле, кое-что в трактате о магической руде действительно меня зацепило. Механика стабилизации волатильных частиц в полевых условиях – тема, которую я когда-то хотела обсудить с приходящим преподавателем, но не успела из-за болезни.
Я рефлекторно достала из ридикюля карандаш и сделала пометку на полях. Потом ещё одну. Поставила звёздочку, нарисовала стрелку.
Бабушка бы с ума сошла.
В её представлении книга – это священное писание, а не рабочий материал. Она всегда ужасалась, что я заворачиваю уголки, использую поля для записей, а иногда – о боги – оставляю чашку с чаем поверх неустойчивой стопки.
Но для меня книга должна жить. А как она может жить, если её не трогать, не помечать, не вести с ней диалог?
Я как раз увлечённо переписывала формулу с одной из схем, когда почувствовала тот самый взгляд. Острый, цепкий, пронизывающий – как игла через шёлк. Подняла глаза. Каэл смотрел на меня с лёгким прищуром, в котором сочетались и недоверие, и нечто вроде… любопытства?
– Что именно в этой литературе побудило вас к такому… ревностному отношению? – поинтересовался он. Голос был сух, едок, но вежлив.
Я подняла бровь, чуть склонила голову, и, не моргнув глазом, с самым серьёзным видом развернула обложку книги так, чтобы он смог насладиться видом.
– Просто великолепная цитата, – сказала я. – Вот, например: «Он сжал её так крепко, что у неё подогнулись колени, а в голове осталась лишь одна мысль – какой у него крепкий… стан».
Я прочитала это с восхищенным выражением, словно цитировала древнее пророчество.
Каэл не изменился в лице.
– Любопытно, – всё же произнёс он. – И всё же мне казалось, что устойчивость позвоночника – не то, что обычно интересует в подобном чтиве.
Я театрально вздохнула и бросила на собеседника деланно кокетливый взгляд поверх страниц.
– Ну, вы просто не знаете, какая в этом… глубина. Хотите ещё одну? – не дожидаясь ответа, я вернулась к «чтению»: – «Её магические потоки взыграли, как только он коснулся запястья, и заклинание желания…» – я сделала паузу, приподнимая бровь, – «…вырвалось прежде, чем она успела вспомнить кодекс приличий».
Каэл сделал глоток вина и кивнул, как преподаватель, только что выслушавший крайне занимательный ответ на экзамене.
– Весьма поучительно. Особенно в аспекте контроля над импульсами. Я бы даже сказал – образовательная литература.
– Безусловно, – согласилась я с невинной улыбкой. – Я не сведуща в магии, потому черпаю знания исключительно из подобных книг. Вы даже не представляете, сколько можно узнать из одного тома: структуру рун, физиологию эмоциональных выбросов, основы телепатии в парных конфликтах…
– И, очевидно, анатомию под разными углами, – добавил он, не меняя интонации.
Я рассмеялась. Не громко, но с искренним удовольствием. Он выдерживал стиль, не сбивался с вежливого тона, но в каждой фразе был тонкий укол.
– О, у вас талант к рецензиям, господин Драйвен. Хотите, я одолжу вам вторую часть? Там есть потрясающая глава под названием «Вихрь страсти и нестабильных руд».
– Я предпочитаю более прагматичное чтиво. Например, инструкции к алхимическим катализаторам. Если повторять то, что в них написано, есть вероятность выжить.
– А в моей книге выживают те, у кого горячее сердце, – парировала я. – И, желательно, сорочка на пуговицах. Это драматически важно в финале.
С содержимым книг Маргариты я действительно ознакомилась, потому была подкована в таких нюансах.
Каэл чуть склонил голову в знак уважения к моему упорству.
В его взгляде на мгновение мелькнуло нечто иное.
Почти реакция.
Почти.
– Для аристократки вы возмутительно легко нарушаете границы приличий, – заметил он.
– О, границы приличий были размыты в тот момент, когда вы, с позволения сказать, достали меня из пруда, – ответила я сладчайшим голосом. – Учитывая обстоятельства, я теперь не просто ваша знакомая и «лот», а человек, с которым у вас был… эмоциональный опыт.
Эпитет «влажный» между «эмоциональным» и «опытом» я всё-таки проглотила. Если бы не стойкость, не взращённая бабушкой показная невозмутимость, я бы уже пару минут назад провалилась бы сквозь землю от стыда.
Он не рассмеялся. Но чуть замедлил движение бокала.
Я мысленно поставила галочку.
Тоже взяла бокал, отсалютовала и сделала медленный глоток.
В голове между тем крутилось вполне конкретное намерение: дестабилизировать оппонента. Вывести его из равновесия. Заставить усомниться, запутаться, проявить эмоции. Сделать вид, будто я начала собственную игру, пусть даже без правил, – и наблюдать, как он старается меня разгадать, суетясь и делая ошибки.
Правда, никакой чёткой стратегии у меня не было. Я слишком хорошо понимала, что пока могу себе позволить лишь одно: внимательно присматриваться. Собирать обрывки. Ловить сказанное между строк. И ждать момента, когда Каэл сам допустит просчёт.
Потому что любой, даже самый выверенный план, в конце концов трещит по швам.
И чтобы закрепить успех, я легко усмехнулась. Едва заметно. Но так, чтобы он точно это заметил.
К нашему счастью, в комнату как раз вошёл официант. Он вкатывал сервированную тележку с таким видом, будто нёс по меньшей мере стейк из мраморного дракона. В центре тележки, между двух клошей, высился букет сиреневых лилий – роскошных, пышных и совершенно неуместных.
Я перевела взгляд с цветов на Каэла и обратно, приподняла бровь. В моём взгляде без слов читалось: «Это ещё что за фокусы?»
Каэл посмотрел на меня, потом на лилии, и с невозмутимым спокойствием произнёс:
– Если бы я хотел подарить вам цветы, это были бы белые розы. Они вам куда больше подходят.
Я не ответила.
Моё внимание привлекла небольшая карточка, вложенная в букет. Я протянула руку и аккуратно извлекла её из сиреневой массы лепестков. На белоснежной бумаге аккуратным почерком было написано: «Пожалуйста, будьте осторожны. Л.Г».
Я нахмурилась. Лор? Неожиданно.
Тем временем Каэл вежливо обратился к официанту:
– Простите, не могли бы вы уточнить, от кого этот букет? Насколько мне известно, подобные знаки внимания не слишком уместны во время ужина для двоих.
В его голосе не было ни резкости, ни обвинения – ровный, учтивый тон.
Я опустила взгляд, перевернула карточку текстом вниз и положила её рядом с книгой. Осторожность – штука полезная. Особенно когда ты всё ещё не знаешь, кто здесь настоящий хищник.
Официант, похоже, ощутил нарастающее напряжение – либо сам, либо благодаря инстинкту самосохранения, развитому за годы работы с богатыми и капризными. Он почтительно поклонился и поджал плечи:
– Прошу прощения, господин, но букет был доставлен по прямому распоряжению лорда Греймейна. Его семье принадлежит доля в ресторации. Даже если бы я очень хотел отказать, боюсь, я бы просто… не смог.
Я едва сдержала смешок. Ну конечно. У Лора, видимо, хватало денег, чтобы заказать не только доставку цветов, но и музыкальное сопровождение, салют из лепестков и, возможно, именной десерт с признанием в любви. И всё, чтобы досадить заклятому другу и спровоцировать конфликт.
Слава всем духам, ограничился лишь лилиями.
Каэл кивнул. Не раздражённо, нет – почти философски. Как человек, которого уже не удивляют выходки благородных семейств, привыкших, что в мире нет ничего святого.
Я изящно кивнула официанту и, не удержавшись, добавила с самой вежливой улыбкой:
– Благодарю. Лилии – мои любимые!
Конечно, если под «любимыми» понимать цветы, запах которых способен свалить наповал даже слона, не говоря уже о девушке с тонкой душевной организацией. Пахли они так яростно, будто были украденными из магического сада агрессивными ботаническими духами. Если бы у лилий была цель – задушить кого-нибудь своим ароматом, они бы с ней справились. Легко.
Официант, похоже, не проникся моим изящным вкусом – большее впечатление на него произвел красноречивый взгляд Каэла – потому задвинул тележку в самый угол комнаты. Затем, как опытный иллюзионист, выставил перед нами блюда и исчез за дверью.
Тишина зазвенела особенно звонко, и я вновь взяла бокал – больше для опоры, чем для удовольствия.