В Африке верблюдов расталкивают слоны и старые бегемоты.
Даже конным и самым бравым жандармам еще ни разу не удалось задержать солнце и доставить его куда следует.
Близорукие тигры прыгают недалеко.
Лысый индеец неуязвим для мщения.
В Маюмбе бывает, что крокодилы вдруг прокашляются, выплывут со дна речки и съедят рассеянных игроков в кости.
По ночам пруды поднимаются{17} и говорят: «Мы теперь не мертвые». Они поднимаются, собирая воду вокруг себя в мешки. Когда они уходят, на их месте остаются огромные ямы, а они отправляются по дорогам, перекатываясь и виадукаясь друг с другом, высоченные, как соборы, и наклонные, как бочки.
Поначалу они прозрачные, но скоро желтеют, коричневеют или чернеют: это зависит от того, какие муравьи — желтые, коричневые или черные — облепят их по дороге. От всего этого (от тяжести муравьев) они устают, договариваются между собой и решают: «Ладно, пожалуй, отложим наш уход на завтра, ну да, на завтра», и возвращаются, куда медленней, чем уходили, возвращаются в свои ямы, приминая камыш.
Там мы их и видим по утрам после завтрака. Но только вот… как все это происходит, если в пруду есть утки?
Куры яиц не несут. И вообще никто не несет — куры их из земли выкапывают.
Злые слоны лишаются права носить хобот.
У клоунов не бывает отцов; ни у одного клоуна нет отца; потому что такого и быть не может.
Пробирка, полная бабочек, ничего не весит, если только бабочки не уснут; отец говорит, что она весит килограмм, но он никогда не смотрит на бабочек.
Вроде советов по гигиене души
Мне не удается отдохнуть, моя жизнь — сплошная бессонница,{18} я не работаю, не сплю, я занят только бессонницей: то душа моя бродит, а тело приляжет, то душа приляжет, а тело бродит, но сна для меня нет, у меня в позвоночнике свой ночник, и его никак не потушишь. А может, это благоразумие не дает мне уснуть, потому что мне надо искать, искать и искать, и то, что я ищу, может найтись абсолютно где угодно, ведь что я ищу, я и сам не знаю.
Сердце у меня кошмарное, всегда найдет повод биться. Весь день оно в волнениях — не сердце, а молоток, а я для него стенка, и оно заполняет собой весь мир. Я выхожу из дому, еду в Индию, но, увы, вместе со мной едет мой молоток, и для меня ничего не существует кроме него, он не дает мне ни на что посмотреть, мало того, как раз по этой причине мне пришлось отказаться от изученья наук, от заработка и вообще от всего.
Брык и бряк{19}
И бряк
и брык
и брысь братан
брык в брюк
брось брюкву баран
бряк в брюх
и прыгбрыкбрякблямбум
трамтарарам
всем козлам
по рогам — бам!
как дам!
всем сестрам
по серьгам!
блям блям!
смешно на вас гля…
и страшно вас слу…
и больно черт знает где
ну это у всех
эй вы там на помойке Земли
на помойке да в грязь лицом
как ощущенье?
на помойку не ходят себя показать,
если только и можешь, что ветры пускать,—
тут ни в койку
ни на помойку
ни лялятополя
и главное господа писатели ни одной своей
книжки перечитать
Ух ненавижу тебя Буало
бред брехня барахло
быдло бурда мурло
бармалей
дуралей
на, жуй
не жалей.
Большая битва
Р.-М. Эрману{20}
Он чорк его хлюпом оземь
И чвак и курдык и чумесит до самых почилок
И шмац его в клювер и ну его дры по сопатке
И растелемонил в писель
Размокрячилхапец
А тот постоял, плюхскопытнул, растек и в куски
Видать, ему скоро каюк
Вот он подхватился, слепился… нет, поздно
Сколько ни вейся веревочка — вот и конец
Абар! Абар! Абабар!
Нога отвалилась!
Рука пополам!
Кровь захлестала!
Буль-буль,
В его животе в кастрюльке спрятан большой секрет,
Все злючки в округе рыдают в платочки —
Вот ведь, ну надо же, вот ведь…
Посмотрим на вас!
Да, и мы тоже, мы тоже ищем Большой Секрет.
Из книги«Эквадор»{21}(перевод А. Поповой)
Тошнит или это смерть пришла?
Выплескивайся, сердце.
Довольно — повоевали,
Скорей бы уж помереть.
Мы ведь держались храбро,
Сделали что могли.
Давай, душа,
Наружу — или останься,
Настало время решать.
Не броди в моем теле на ощупь,
То спеша, то сбиваясь с дороги.
Наружу — или останься,
Настало время решать.
Я больше так не могу.
Властители Смерти,
Я не клял вас и не отбивал в вашу честь ладоши.
Смилуйтесь, я вернулся из ста путешествий
Без багажа, без учителя, без богатства и славы,
Вы всесильны, бесспорно, но вы же любите шутки,
Пожалейте безумца: до барьера еще далеко,
А он вам кричит свое имя заранее — прямо отсюда.
Возьмите его в полет,
Пусть попробует, может, привыкнет к вашим манерам
и нраву,
И правда же, что вам стоит, — помогите ему, прошу вас.
Из сборника«Мои владения»{22}
Мои занятия(пер. А. Поповой)
Редко бывает, что я кого-то увижу и не отлуплю. Другие предпочитают внутренний монолог. Я не такой. По мне так лучше отлупить.
Бывает, что люди садятся в ресторане напротив меня, не говоря ни слова, и сидят так подолгу: это они решили поесть.
Вот один такой.
Ну так я его хватаю и хряп!
Так, еще раз хватаю, хряп!
И на крючок в раздевалке.
Теперь отцепляем.
Опять на крючок.
Опять отцепляем.
Теперь — на стол, придавим, потом придушим.
Измажем кой-чем, а теперь помочим.
Он оживает.
Теперь сполосну его, расправлю (что-то я разволновался, пора кончать), сгребу в кучку, прихлопну, выжму к себе в стакан, а потом демонстративно выплесну на пол и подзову официанта: «Дайте-ка мне другой стакан — почище!»
Но мне как-то нехорошо — быстро плачу по счету и ухожу.
Простота(пер. В. Козового)
Чего моей жизни до сих пор не хватало — это прежде всего простоты. Я начинаю понемногу меняться.
Так, я всегда теперь выхожу из дому с кроватью, и если мне нравится какая-то женщина, я хватаю ее и вмиг с ней ложусь.
Если уши ее (или нос) огромны, уродливы, я снимаю их вместе с одеждой и кладу под кровать — пусть заберет, уходя; я оставляю лишь то, что мне нравится.
Если ей не мешало бы сменить белье, я заменяю его немедля. Это — подарок ей. Если, однако, я замечаю другую, более симпатичную женщину, я прошу у первой прощения и немедленно с ней расстаюсь.
Люди, знающие меня, утверждают, что я не способен на поступки, о которых рассказываю, что у меня недостаточно темперамента. Я тоже так думал, но все объяснялось тем, что я не поступал как мне нравится.
Теперь днем у меня время всегда отлично заполнено. (По утрам я работаю.)
Лень(пер. В. Козового)
Душа обожает плавать.
Хочешь плавать — ложись на живот. Душа оборвется — и понеслась. Она уносится вплавь. (Если душу вашу уносит, когда вы стоите, или сидите, или согнули колени или, может быть, локти, она ускользает по-разному, меняя повадку и форму в зависимости от позы, — я в этом убедился не сразу.)
Часто слышишь о ней: парит. Не верьте. Плавать — дело другое. И плывет она как угри и змеи, всегда только так.
На свете немало людей, чья душа обожает плавать. В просторечии их называют лентяями. Когда, собираясь плавать, душа через живот выходит из тела, в тебе освобождается что-то такое, безмерное, трудно сказать… приволье, блаженство, глубочайший покой…
Душа уходит плавать в лестничной клетке или на улице, в зависимости от того, робок или отважен ее обладатель, ибо всегда оставляет ему кончик какой-нибудь нити, и если бы нить эта оборвалась (она подчас совсем тонка, но нужна чудовищная сила, чтобы ее оборвать), ужасно пришлось бы обоим (ему и душе).
Когда, стало быть, она плавает где-то вдали, по этой простейшей нити, которая связывает человека с душой, проносятся кубы и кубы своего рода духовного вещества, точно ил, точно ртуть или газ, — беспредельная радость.
Вот почему лентяй неисправим. Он не изменится никогда. И вот почему леность — мать всех пороков. Ибо что может быть эгоистичней лени?
У нее есть корни, которых нет у гордыни.
Но люди ополчаются на лентяев.
Когда они лежат, их толкают, брызжут в лицо им холодной водой, — чтоб вернули, не мешкая, свою душу на место. Тогда они смотрят на вас ненавидящим взглядом, который всем хорошо знаком и особенно часто встречается у детей.
Осторожный человек(пер. А. Поповой)
Он считал, что у него в брюшной полости откладывается кальций. Каждый день он ходил по врачам, и одни ему говорили, что анализ мочи ничего не выявил, другие — что кальция ему, наоборот, не хватает, третьи — что он слишком много курит, что его нервной системе нужен отдых, и то и се и тому подобное.