- И ничего ваш муж не привез? Никаких пакетов, свертков?
- А мы сейчас ничего не покупаем. На машину собираем.
Женщина отвечала сразу, не колеблясь. В ее глазах Роман Панасович читал удивление и тревогу.
- В Желехове ограбили человека, - произнес он, пристально следя за выражением ее лица. - Этого человека хорошо знал ваш муж. К нему и ездил за деньгами.
Женщина облегченно вздохнула, даже улыбнулась.
- Ерунда, - ответила уверенно. - Яков этого не сделает. А я думала - по пьянке...
- Хорошо, что вы так верите мужу...
- Я знаю: Яков не способен на преступление.
На выложенной кирпичом дорожке за окнами послышались шаги. Вошел Семенишин. Изумленно посмотрел на Козюренко, перевел взгляд на жену и Владова. Его покрытое мелкими морщинами лицо, действительно похожее на печеное яблоко, растянулось в улыбке.
- Здравствуйте, - сказал растерянно. - Кто вы такие? Потому как вроде бы не знаю вас...
- Мы из прокуратуры, - перебил Козюренко. - К вам, Яков Григорьевич. По делу.
- Из прокуратуры? - Семенишин спокойно прошел к столу, сел, положив на него руки. - Ну, если к нам есть дело, так говорите, зачем пришли...
Козюренко внимательно посмотрел на него: совершенно спокоен, никаких признаков волнения.
- Вы встречались в Желехове с Василием Корнеевичем Пру сем? - спросил.
- Ездил к нему.
- Когда?
- В воскресенье уехал, так? - повернулся Семенишин к жене.
- Отвечайте только мне! - Козюренко придвинулся к столу.
Теперь они сидели друг против друга, и Роман Панасович смотрел прямо в глаза Семенишину, будто хотел прочитать его мысли.
- В воскресенье, семнадцатого?
- Конечно. Приехал в Желехов поздно ночью и остановился в гостинице.
- Почему не пошли к Прусю?
- А где бы я узнал его адрес? Если бы знал, пошел бы к Василю - в гостинице ведь надо деньги платить...
- Но утром вы разыскали Пруся?
- Так я же знаю, где он работает! Утром пошел в заготконтору и там дождался его.
- Просили у него денег?
- На машину у нас очередь подходит, должен...
- И Прусь вам дал?
Семенишин покосился на жену. Ответил неопределенно:
- Да нет... Обещал одолжить пятьсот рублей.
- Когда в ы ушли от него?
- Ну, пообедали в чайной... Выпили, и он на работу пошел. А я еще немножко посидел на скамеечке, до поезда у меня времени много было, - и на вокзал.
- Когда выехали из Желехова?
- В полдесятого вечера.
- Чем можете доказать?
- Как чем? Где-то билет у меня... - Он озабоченно начал шарить в карманах и не находил. Наконец облегченно вздохнул - положил на стол железнодорожный билет. Роман Панасович посмотрел на свет - да, билет был продан восемнадцатого мая и на вечерний поезд.
- Итак, вы ехали поездом Львов - Ковель, который прибывает в ваш город в половине седьмого утра.
Кто может засвидетельствовать, что вы приехали именно этим поездом?
Семенишин пожал плечами.
- А я знаю?
- Почему не пришли прямо домой?
- А где же я был? - снова тревожно посмотрел на жену. - И почему это вы меня допрашиваете? - вдруг повысил голос. - Какое имеете право?
- Не волнуйтесь, гражданин Семенишин, - перебил его Козюренко. - Нам нужно, чтобы вы просто ответили на несколько вопросов. Жена увидела вас девятнадцатого мая только после работы. Где вы были весь день?
- Спал. На сене в сарае спал. Компания в поезде подобралась, хорошие парни, так? Ну, пол-литра выпили, а потом еще в карты играли. Чуть не до Ковеля.
Они раньше сошли. Был я немножко выпивши, так?
А с женой у нас... - Он не досказал и бросил на нее взгляд.
Та встала со стула, хотела вмешаться, но Козюренко поднял руку, попросив не делать этого.
- Назовите, с кем ехали в поезде.
- С ребятами, я же говорю. Трактористы они, так?
- Фамилии, имена помните?
Семенишин заморгал, сокрушенно опустив голову.
- Пьяный был, - сказал смущенно. - Забыл...
Пол-литра, значит, взяли, а потом еще, так?
- Вы тоже покупали водку? - прищурил глаза Роман Панасович. - Ночью, да еще на вокзале, не продают.
- А я еще перед отъездом. Пол-литра...
- Имели при себе деньги? Сколько?
Семенишин заерзал на стуле. Козюренко обратился к его жене:
- Сколько дали мужу на дорогу?
- На проезд да еще трешницу.
- Из нее вы рубль заплатили за койку в гостинице... - Роман Панасович уставился немигающим взглядом на Семенишина. - Завтракали? - Тот кивнул Еще полтинник на завтрак. Откуда же взяли деньги на водку?
Лицо Семенишина покрылось красными пятнами.
Щеки обвисли.
- У Пруся. Он одолжил мне семьдесят рублей. Десятку пропили, поэтому и не сказал жене.
Козюренко вспомнил тело с раскроенным черепом.
И вывернутые карманы. Вряд ли Семенишин отважился бы на убийство ради семидесяти рублей. Конечно, мог надеяться, что возьмет больше. Но при чем тут картина? Может, Прусь через Семенишина хотел ее куда-то переправить?
Спросил коротко:
- Где деньги?
- Пожалуйста... Тут они... - Семенишин полез в шкаф, вытащил из нижнего ящика завернутые в платок деньги.
Роман Панасович незаметно посмотрел на женщину: глаза у нее наполнились ужасом, губы дрожали.
Внезапно подумал: "А если все это правда? Все так, как рассказывает Семенишин? Могло быть? Конечно, могло. А "Портрет" Эль Греко тем временем..."
- Следовательно, вы утверждаете, что не знаете, где живет Прусь, и никогда не были у него дома?
- Это истинная правда! - Семенишин приложил обе ладони к груди.
"Если его отпечатки пальцев не идентичны отпечаткам на стакане с недопитым портвейном... подумал Козюренко. - Прямых доказательств пока что нет.
Конечно, если не найдем тут картину. Итак, обыск..."
Вышел с Владовым в коридор, приказал вызвать оперативную группу и попросил взять у прокурора постановление на обыск. Вернувшись, спросил у Семенишина:
- Насколько мне известно, Прусь не очень щедрый человек и никому денег не одалживает... - Он сознательно говорил о покойнике как о живом, надеясь, что Семенишин как-то прореагирует на это. Но тот сидел потупившись. - Почему же он отдал вам всю зарплату и еще пообещал полтысячи?
Семенишин поднял голову, и Козюренко заметил, как забегали у него глаза.
- Почему? - настаивал следователь.
Семенишин потер свои сморщенные щеки кончиками пальцев. Он явно колебался.
- Пожалуйста, не скрывайте от нас ничего, - посоветовал Роман Панасович.
- Прусь был у меня, так сказать, в долгу, - нерешительно, запинаясь, начал Семенишин. - Уже давно, со времен войны, когда вместе партизанили. Я никому не рассказывал, так? Потому как и сам тут не оченьто... - покачал головой и продолжал твердо, как человек, сделавший первый шаг и терять которому уже нечего. - Когда-то я видел, как Прусь снял обручальное кольцо с пальца мертвой женщины, так? Он заметил, что я смотрю. Испугался. Да и было чего. Если бы наш командир Войтюк прознал про это, худо бы Прусю пришлось. Ну, начал умолять, так? Мол, черт попутал.
Я говорю: "Выбрось кольцо!" Он и выбросил. Потом обещал: "Я тебе всю жизнь буду благодарен, что понадобится, рассчитывай на меня". А тут очередь на машину, я и вспомнил, так?
Но ведь это могло выглядеть как шантаж...
- Да нет. Столько лет прошло. Надеялся на благодарность. Думаю, деньги у него есть. Живет ведь один. А он мне - семьдесят рублей... Я знаю, что полтысячи не пришлет. Пообещал, только бы отделаться, так?
"Если придумано, то неплохо", - отметил Козюренко.
А вы помните, как появился в вашем отряде Прусь?
- Почему же, помню. Мы не очень-то и доверяли ему, так? Полицай поглумился над девушкой Пруся, а Василь убил его. Пришлось бежать. К бандерам ему было не с руки, потому как этот полицай имел среди них в нашем районе много дружков. Ну, и пристал к нам, так? Наш командир товарищ Войтюк из ихнего села был - пожалел и взял.
"Верно, на свою голову!" - чуть не вырвалось у Романа Панасовича.
- Мы вынуждены произвести в вашей усадьбе обыск, - сказал он. - Скоро приедет оперативная группа. Но перед этим я хотел бы еще раз убедиться: все ли вы рассказали правдиво и не утаиваете ли чегонибудь?
- Яшенька, - подошла к нему жена, - ты уж...
если что натворил, лучше сознайся. И нам будет легче...
Семенишин посмотрел на нее как-то отчужденно.
- Пьяный я был, может, чего-то и не помню...
В чем меня обвиняют? - обернулся к Козюренко.
- Дело в том, что Прусь убит и ограблен. А вы были с ним в тот день. Ездили за деньгами.
- Не выйдет! - вдруг закричал Семенишин. Он выпятил губы, и морщины неожиданно разгладились на его лице. Это было сказано так решительно, что Роман Панасович встал со стула. А Семенишин вдруг безвольно осел, и руки его опустились как плети.
- Так уж лучше сознайся, - шептала жена, склонившись над ним.
- Прочь! - Семенишин оттолкнул ее от себя. - Вы мне дело не пришьете! погрозил он пальцем Козюренко.
- Вспомните фамилии тех, кто был с вами в поезде, - предложил следователь спокойно. - Имена, приметы... Это для вас очень важно.
Семенишин удивленно воззрился на него. Закрыл глаза, немного подумал и покачал головой.
- Нет, - сказал стыдливо. - Пьяный был, все из головы вылетело. - Вдруг какая-то мысль, видно, промелькнула у него. Нерешительно начал: - Но был там такой долговязый... - Потер лоб и радостно воскликнул: - Тимком его звали, вспомнил - точно Тимком, так?
- Тракторист Тимофей? - повторил Козюренко, и нельзя было понять, иронизирует он или говорит серьезно. - А фамилия?
- Не знаю. Тимко - и ладно. - Теперь в тоне Семенишина ощущалась уверенность. - Он сошел где-то перед Ковелем.
- Ну... ну... - Роман Панасович хотел что-то прибавить, но на улице остановилась машина. - Вера Владимировна, - попросил он, - встретьте сына и уведите его куда-нибудь. Эта процедура не для детей...