– Анатолий Сергеевич? – проговорил незнакомец негромким, но властным голосом. – Анатолий Сергеевич Лизюков?
– Да, это я, – ответил врач, почувствовав себя как-то неуютно. Он захотел поставить этого незнакомца на место и проговорил строгим голосом: – Почему вы в уличной обуви? В отделение можно входить только в сменной обуви или, в крайнем случае, в бахилах.
– А мы здесь не задержимся, – отозвался незнакомец, – мы с вами сейчас уйдем из отделения.
– Мы с вами? – Брови врача удивленно поднялись. – Я никуда с вами не пойду. Я очень занят. Мне нужно готовить больного к операции.
– Ах, ну да… Селезнева… дождался наконец? Или проявил аналитические способности и сумел ускорить процесс? – Незнакомец как бы случайно взглянул на карман халата.
– Не понимаю, о чем вы, – Анатолий Сергеевич взялся за ручку двери, – извините, мне некогда…
– Прекрасно понимаете!
– Да вы, собственно, кто такой?
– А вот это вам знать не обязательно.
– Очень интересно! Раз вы не хотите представиться, я с вами никуда не пойду!
– Пойдете, Анатолий Сергеевич, пойдете!
Врач отвернулся и снова взялся за ручку двери, но незнакомец проговорил ему в спину:
– Вы меня даже не спросили, куда я хочу вас пригласить.
– И куда же?
– Я хочу, чтобы вы взглянули на одного человека.
– Какого еще человека?
– На Константина Леденцова. Это ведь вы подписали свидетельство о его смерти?
– Ну, допустим, я. – Врач снова повернулся к собеседнику, в его глазах появилась тревога.
– И вы указали как причину смерти острую сердечную недостаточность?
– Так оно и было.
– Так вот, я хочу, чтобы вы еще раз взглянули на Леденцова и подумали – может быть, вы увидите другую причину.
– А вот это не получится, – Анатолий Сергеевич усмехнулся, – Леденцова кремировали.
– Надо же, вам об этом уже сообщили? Значит, вы очень беспокоились, как бы что не всплыло!
– Ничего это не значит! – огрызнулся врач. – Просто я знаком с… с человеком, хорошо знавшим Леденцова, и случайно узнал…
– Не доверяйте случайной информации! Она может быть преждевременной. Ваш информатор поспешил. Так что? Хотите еще раз взглянуть на труп Леденцова?
– Мне некогда!
– А придется!
Анатолий Сергеевич Лизюков и сам не понял, как переоделся в цивильное, как покинул родное хирургическое отделение, как вышел из больницы и оказался на заднем сиденье большой черной машины. Рядом с ним сидел крепкий парень в темном костюме, с каменным подбородком и непроницаемым взором. Еще один, удивительно похожий на первого, сидел за рулем. Рядом с водителем находился тот самый седоватый человек с лошадиным лицом.
Анатолий Сергеевич вздрогнул и обратился к своему соседу:
– Куда мы едем?
Тот, однако, ничего не ответил и даже не шевельнулся.
– Но мне нужно готовить пациента Селезнева к операции! – страдальческим тоном проговорил врач. – Он уже несколько дней ждет своей очереди!
Сосед опять ничего не ответил, зато седоватый человек повернулся и процедил:
– Боюсь, что придется вернуть ему деньги!
– Какие деньги?! – Анатолий Сергеевич хотел возмутиться, но передумал: этот человек знает слишком много, и нет смысла изображать перед ним невинность. Тем более что-то подсказывало Лизюкову, что этого человека интересуют не его маленькие шалости с конвертами, а кое-что более серьезное.
Машина некоторое время петляла по переулкам Петроградской стороны, затем въехала в какие-то ворота и наконец остановилась. Анатолия Сергеевича достаточно грубо высадили и провели к крыльцу двухэтажного особнячка дореволюционной постройки. Двое крепких парней сопровождали его с двух сторон с прежними каменными лицами.
Войдя в холл, они направились к лифту. Лизюков удивился: зачем нужен лифт, если в доме всего два этажа? Разве что для инвалидов… Но вскоре ему пришлось удивиться еще больше: лифт поехал не вверх, а вниз.
Через несколько секунд кабина остановилась, Анатолия Сергеевича вывели из лифта, провели по узкому коридору, и он оказался в операционной – самой настоящей, хорошо оборудованной, ничуть не хуже той, в которой Анатолий Сергеевич работал по утрам.
Необычным было то, что посреди операционной на ярко освещенном столе лежал не подготовленный к операции пациент, а труп. Причем труп с располосованной грудной клеткой и выставленными напоказ внутренними органами.
– Узнаете? – проговорил голос за спиной.
Лизюков обернулся и увидел все того же седоватого типа с лошадиным лицом.
– А что – должен? – фыркнул Анатолий Сергеевич.
– Вообще-то должны! Так что, вы этого человека… точнее, этого покойника раньше не видели?
– Нет, не видел.
– Очень странно! – Седой протянул ему какую-то бумагу. – Это ведь ваша подпись?
– Вроде бы моя… – Лизюков прочитал первые строчки: – Свидетельство о смерти… Леденцов Константин Михайлович… причина смерти – острая сердечная недостаточность…
– Так ваша это подпись? – повторил седой.
– Мо… моя…
– Интересно! Свидетельство о смерти подписали вы, а этого покойника раньше не видели…
– Ну, может быть, и видел… – замялся Лизюков, – разве всех упомнишь? Я не всех своих живых пациентов помню, а вы хотите, чтобы еще и покойников… тем более в таком виде… после вскрытия… знаете, вскрытие очень меняет внешность!
– Я ничего не хочу! – перебил его седой. – Точнее, я хочу только выяснить истину. Вы подписали это свидетельство, даже не видя умершего? За глаза, так сказать?
– Ничего подобного! – огрызнулся Лизюков. – Я сделал все как положено. Осмотрел его, определил причину смерти и оформил надлежащие документы…
– Это вряд ли! – Седоватый господин повернулся и громко проговорил, обращаясь к кому-то третьему. – Александр Иванович, какова, на ваш взгляд, причина смерти этого человека? Может это быть острая сердечная недостаточность?
Только теперь Лизюков заметил, что кроме него и седого в операционной был еще один человек – немолодой мужчина в голубой хирургической униформе, в закрывающей лицо маске и защитных пластиковых очках. Явно коллега.
Незнакомый хирург сдвинул маску на подбородок и проговорил уверенным сухим голосом:
– Ни в коем случае! Сердце у него в отличном состоянии, что даже удивительно в его возрасте и при его образе жизни.
– Тогда отчего же он умер?
– Чтобы дать стопроцентно верный ответ, мне нужно провести лабораторное исследование тканей, но уже сейчас по состоянию внутренних органов и по косвенным признакам я могу сказать, что он отравлен. Эксперт определит точный состав яда, со своей стороны скажу, что я уверен в отравлении.
– Спасибо, Александр Иванович! – Седой повернулся к Лизюкову. – Как видите, ваш коллега не подтвердил причину смерти, которую вы указали в свидетельстве.
– Ну, мало ли что говорит мой коллега! Медицина – это не точная наука, и у двух врачей вполне может быть разное мнение по одному и тому же поводу… для того и создают консилиумы…
– Это так, – заговорил незнакомый хирург, снимая шапочку, – но одно дело – разное мнение, высказанное после всестороннего осмотра, и совсем другое – если недобросовестный врач оформляет свидетельство о смерти, даже не взглянув на труп!
– То есть как это – не взглянув? – возмутился Лизюков. – Я его осмотрел… А что я не делал вскрытия, так я не патологоанатом. Я определил причину смерти исходя из вторичных, внешних признаков, таких как посмертные гематомы, синюшное окрашивание тканей… ну, вы же врач, вы должны это понимать!
– Именно потому, что я врач, вы не сможете убедить меня своими совершенно безграмотными заявлениями! Все внешние признаки указывают не на сердечную недостаточность, а на отравление!
– Но я опытный врач и не мог настолько ошибиться! Просто сейчас прошло слишком много времени с момента смерти, и теперь уже нельзя поставить достоверный диагноз… произошли слишком большие органические изменения…
– Тем не менее основные признаки отравления по-прежнему налицо. А вы поставили свой диагноз, даже не взглянув на труп!
– Это клевета!
– Это вовсе не клевета, – снова вступил в разговор седоватый мужчина, – вы ведь участвовали в конференции практикующих хирургов, которая проходила в Москве несколько дней назад?
– Ну да, участвовал…
– Стало быть, в этот день, который указан в заключении, вас вообще не было в городе. Так?
– Выходит, так… – растерянно промямлил Лизюков.
В торговом центре «Терраса», как всегда, царило оживление, и южный атриум, о котором говорил неизвестный злоумышленник, был, пожалуй, самым людным местом. Только теперь Надежда всерьез задумалась, как она в такой толчее определит нужного человека. Здесь и хорошего знакомого не сразу найдешь, что уж говорить про человека, которого ни разу в жизни не видела…
До назначенного времени оставалось десять минут.
Надежда подошла к эскалатору, поднялась на второй этаж и нашла на открытой галерее удобное место, откуда хорошо просматривался весь атриум.
Сверху было гораздо лучше видно снующих внизу людей, но их все равно было слишком много, чтобы узнать среди них того единственного, которого она хотела найти. Тем более что Надежда его никогда не видела и не знала никаких примет. В общем, как в детской сказке – найди то, не знаю что.
Правда, Надежда Николаевна могла сразу исключить большую часть толпы – тех, кто целеустремленно двигался через атриум, оглядывая магазинчики и бутики вокруг. Ее интересовали только те, кто стоял на месте или двигался кругами, без определенной цели, кого-то ожидая. Впрочем, и таких людей было много.
И тут у Надежды появилась замечательная мысль. Она опасливо огляделась по сторонам, вытащила злополучный телефон, доставшийся ей от покойника, и набрала тот номер, с которого звонил неизвестный шантажист. При этом Надежда внимательно оглядывала стоящих внизу, в огромном атриуме, людей.
Она заметила трех человек, которые разговаривали по мобильному телефону. Высокую девушку с