Металлическая лестница вновь ожила и загрохотала, а сварные ступени выпятили проржавевшие болты-тридцатки и принялись извиваться под ногами, что твои змеи.
Поднявшись наверх, Битов накрыл левой ладонью макушку головы и сообщил, что сначала налысо бриться он не собирался, но потом подумал — а почему бы и нет. И теперь понимает, что не прогадал, — вот сейчас голова уже совсем сухая.
Как у Будды.
Олег ДемидовМоскваКак мы Битова на вокзал провожали
© О. Демидов
С Андреем Георгиевичем я был знаком коротко. Один эпизод. В 2017 году. И не писал бы об этом, да больно анекдотичная ситуация. Пусть будет.
Как-то меня попросили распечатать и привезти Битову билеты на поезд до Санкт-Петербурга. В течение дня задача чуть-чуть усложнилась — довезти и посадить писателя в «Красную стрелу». Своим ходом до вокзала не добраться, ибо здоровье Андрея Георгиевича не позволяет, поэтому придется взять такси.
Все просто. Проблем не должно быть.
Я позвал друга, чтоб было сподручней, и мы поехали на Красносельскую. С пустыми руками — неловко, поэтому решили взять коньяк. Логика была беспроигрышной: если Битов не пьет, кому-нибудь подарит (фиг вам! Пьет, и еще как, но надо было брать водку). Долго искали дом, который был прямо перед глазами. Наконец, около десяти вечера, зашли.
Битов встретил нас в коридоре. Тапочки на босу ногу, легкий черный халат. Медленно, но бодро ковыляя обратно в квартиру, умудрился погладить двух мимо пробегавших соседских котов.
С порога начал вспоминать, как виделся с Мариенгофом:
— А я ведь знал Анатолия Борисовича! — Андрею Георгиевичу, видимо, уже сказали, что приедет молодой человек, который всерьез занимается этим подзабытым литератором. — Подарил ему свою первую книгу. Он сам попросил.
Первая книга Битова — сборник рассказов «Большой шар» — вышла в 1963 году. Наверное, Андрей Георгиевич запамятовал и подарил альманах «Молодой Ленинград» со своими рассказами. А может, я чего не знаю. Перебивать не стал.
Мы преподнесли коньяк. Битов достал штоф водки. Усугубили по рюмке — за Мариенгофа — и продолжили разговор:
— Я коньяк не люблю, — говорит мэтр, — да и не коньяк это вовсе.
— А что же?
— А!.. Молодежь!.. И не знаете, как Никитка коньяк испортил?
— Не знаем.
— Хрущев смелый был. Этого у него не отнять. Но и глупый был, как табуретка. Его пригласили в Армению. Водили по виноградным плантациям, давали дегустировать коньяк, рассказывали, как, из чего и в каких условиях все это производится. Ну, он и спрашивает: «Вы говорите, что самое ценное в этом деле — коньячный спирт?» — «Он самый», — отвечают армяне. «Так давайте его реализовывать! Экономику республики поднимем на новый уровень». Армяне подумали — и согласились. Да и как тут откажешь генсеку?
Андрей Георгиевич разливает по новой — выпиваем за армян.
— Там же как все обстоит? — продолжает он. — Все зависит от соотношения количества и качества. Процедура сложная. Я позже у математиков знакомых уточнял — говорят, действительно такое может быть. Продали армяне выдержанный коньячный спирт. Осталось его немного. И что сделаешь с ним теперь? Стали гнать некачественный продукт.
— И то, что мы пьем? — показываю я на пятизвездочный «Арарат». — Вода?
— Вода, — соглашается Битов. — И все Никитка. Фигура! Генсек! А какую память о себе оставил? Анекдот один. Бог его знает, правда это или неправда, но осадочек остался.
И неожиданно Андрей Георгиевич возвращается к Мариенгофу:
— Так и с вашим имажинистом было. Предал, не предал — кто теперь разберет? А осадочек — вот он, никуда не денешь. Но в Ленинграде к нему относились с почтением — так, на всякий случай. На вид — большой дядечка. Родные называли его Длинный.
— Виделись с ним, наверное, в Комарове?
— Пожалуй, в Комарове. У него еще жена была — известная актриса.
— Никритина!
— Во-во, она.
И разливает по третьей рюмке — пьем за поэзию.
Только я собрался расспросить Битова о Бродском и о Губанове — смотрю на часы: пора собираться. Андрей Георгиевич предлагает нам, пока он будет одеваться, выбрать книжку из его библиотеки на память.
Заходим в комнату (топчан, стеллаж книг во всю стену: Михаил Зощенко (любимый писатель), Николай Гоголь, Генрих Сапгир, Олеся Николаева — кого только нет) — там дверь в следующую комнату, в кабинет: один шкаф — книги с автографами Битову, второй — его собственные книги — сотни и сотни изданий.
Сначала смотрим, конечно, кто и что ему подписывал. «Ежик в тумане» на японском. «500 стихотворений» Олеси Николаевой. Беру «Ботинки, полные горячей водкой» Захара Прилепина — скромный автограф: «Андрею Битову от автора». После спрашиваю:
— Читали Прилепина?
— А как же! Хорош! Давно он, правда, ничего не пишет: имя себе делает, но как сегодня без имени? А так-то давно ничего не читаю. Вот Прилепина разве что. И не пишу давно. Устал. Читать других — это большой труд. Хватит с меня.
Переходим к изданиям Битова. Друг берет сборник рассказов, я — «Пушкинский дом». Пока Андрей Георгиевич подписывает, стараемся вызвать такси. До поезда — целый час. Времени хватает. До Ленинградского вокзала — рукой подать, но лучше перестраховаться.
Звоним в одну фирму такси. Ждем, когда приедут. Пять минут проходит, десять — никого. Звоним снова — обещают машину в ближайшее время. Плюнули на это. Обращаемся в другую фирму. Должны тут же пригнать авто. Проходит время. Уже проклевывается дурное предчувствие, что на поезд мы можем и опоздать.
И вот водитель на месте — звонит — мы выходим. Садимся в машину.
Водитель уточняет:
— До Ленинградского вокзала?
— До него.
— Вы с Гавриковой?
— Нет, с Краснопрудной.
— Тогда высаживайтесь. Мне других пассажиров надо забирать.
И ничего ж ведь не объяснишь ему. И опаздываем. Но еще есть шанс.
Звоним уже в третью компанию. Обещают подъехать. Подъезжают — не туда. Просим развернуться — авто исчезает из поля видимости.
В итоге я выхожу на дорогу, ловлю попутку — и мы мчимся на вокзал. Тороплю водилу. Обещаю хорошую сумму. Долетаем быстро.
И все равно… опаздываем на поезд.
Пока друг сидит с Битовым, с этим вековечным старцем, я бегаю сдавать билет и покупать новый. На руках паспорт Андрея Георгиевича. Касса закрылась на перерыв. Очередь набирается. Я ношусь от кассы до Битова и обратно. Мне звонят и спрашивают, как все прошло. И так неловко, и так стыдно объяснять произошедшее.
Проходит час. Пробиваюсь к кассе.
Кассирша спрашивает:
— Кому это вы покупаете?
— Деду, — говорю — своему.
Бедный Андрей Георгиевич совсем запарился сидеть. Натурально запарился. Я вернулся. Поменял в итоге билеты — и пошли на поезд.
Друг рассказывал, что, пока я носился, Битов материл таксистов, ментов и мудацкую жизнь в стране; сыпал афоризмами и философствовал: мол, иногда линии судьбы пересекаются и накладываются сплошняком — никуда от этого не уйти. Бывают дни, когда фатально не везет — и все тут.
Андрей Георгиевич уехал в Петербург, а мы пошли допивать водянистый «Арарат».
Людмила ДорофееваМосква«Такое на всю жизнь запомнится!»
Минуло 30 лет нашего знакомства с Андреем Битовым.
Все началось с альманаха «Круг чтения». На заре перестройки его разрешило издать такое серьезное издательство как «Политиздат», где я работала в редакции календарей. Разрешить-то разрешило, а потом главная редакция стала мучить: это нельзя, то непозволительно… Я решила подстраховаться авторитетной редколлегией. Еще не вышел первый номер, а мы вместе с писателем Николаем Самвеляном наметили такой состав редколлегии: Д. С. Лихачев, С. С. Аверинцев, М. Л. Гаспаров, Фазиль Искандер, Андрей Битов, Булат Окуджава, Игорь Виноградов, Игорь Золотусский. Вот такие звездные имена. Но одно дело составить такой великолепный список, а другое получить согласие, притом на работу не только в редколлегии, но и в качестве авторов. С некоторыми из известных писателей я была знакома, но большинство из них я знала только заочно. Делать нечего: стала обзванивать потенциальных авторов и договариваться о встрече, каждая из них была по-своему примечательной.
Позвонила Андрею Георгиевичу Битову, он согласился на встречу и пригласил прийти к нему домой. Авторитет его был для меня непререкаемым, ехала на Краснопрудную с трепетом. Дверь открыл хозяин, пригласил в комнату, где царил невероятный беспорядок: он вместе с женой уезжал по приглашению университета в США читать лекции, все было в процессе сборов в дорогу. Не пригласив меня даже сесть (правда, и сесть было некуда), он с легким раздражением предложил мне показать, что там у меня. Я разложила верстку первого номера «Круга чтения». Бегло взглянув на тексты и задав кое-какие вопросы, он неожиданно сказал: «А знаете, у меня есть идея поставить памятник Зайцу. Как вы к этому относитесь?» Я не растерялась и ответила: «Ну что же, это вполне возможно, ведь директор заповедника „Пушкинские Горы“ С. Гейченко знает все тропинки, по которым ходил Пушкин; наверняка у него есть предположение, где заяц мог перебежать дорогу Александру Сергеевичу, который, узнав, что в Петербурге неспокойно, собирался поехать в столицу и наверняка присоединился бы к восстанию декабристов». Хозяин дома первый раз улыбнулся, сбросил со стула какие-то баулы и сказал: «Садитесь». Получился доброжелательный разговор. В результате в следующем номере «Круга чтения» появилось эссе Андрея Битова «Заяц и мировая дорога». Кстати, памятник Зайцу тоже был поставлен в Михайловском: идея Андрея Битова, а исполнил памятник замечательный архитектор и друг Андрея Георгиевича — Александр Великанов.
Первые знакомства с другими именитыми авторами не менее интересны. И согласие было получено ото всех. В результате «Круг чтения» 1990-го получился прекрасный, о нем заговорили в прессе, на телевидении.