В этот критический момент судьба вдруг улыбается Гоше. Военная прокуратура сообщает, что его отец, Матвей Цвибышев, крупный командир РККА в звании комкора («генераллейтенанта» — тут же переводит на современные звания Гоша), был осужден и погиб несправедливо, и теперь сын имеет законное право на материальную компенсацию, квартиру и другое наследство реабилитированного отца. Это известие совершает переворот в психике Гоши: он впервые в своей жизни начинает чувствовать себя не униженным рабом (пускай и с тайным властолюбием), а полноправным хозяином. На следующий же день он отправляется в районное управление внутренних дел:
— Простите, — благодушно сказал я, разумеется, по аналогии с военной прокуратурой ожидая самого хорошего приема, — мне надо выяснить...
— Подожди, — резко оборвала меня женщина и, главное, на «ты».
В глазах у меня помутилось, и впервые родился тот самый звенящий крик, к которому я часто прибегал впоследствии, повелительный от ненависти и полный душевной боли от отчаяния.
— С кем разговариваешь, — крикнул я, — сталинская сволочь!...
Расстояние от униженной покорности до хамоватой наглости Гоша проходит за один день: его подогревает жажда мести за прошлые невзгоды. Правда, кому именно следует мстить, Гоша понимает пока не слишком отчетливо: даже по отношению к своим былым благодетелям он испытывает «жгучее желание расплатиться за проклятый даровой хлеб справедливым камнем». С этой поры его борьба за койко-место переходит в борьбу за место в обществе. («Койко-место» и «Место в обществе» — названия первой и второй частей романа.)
Но еще через несколько дней надежды новоиспеченного хозяина жизни на благополучие — хотя бы материальное — рушатся: неудачнику и отщепенцу Гоше опять не повезло:
То, что отца моего первоначально сочли виновным не по самой серьезной статье и не сразу расстреляли, а лишь разжаловали первоначально, послужило поводом оставить это разжалование в силе. То, что моей матери удалось скрыться и спастись от ареста, послужило поводом к тому, чтоб не компенсировать наше пропавшее имущество, а то, что мать умерла, послужило поводом, чтоб не предоставить мне жилплощадь.
Значит, на наследство генерал-лейтенанта рассчитывать не приходится, — а ведь Гоша очень беден. Иногда он вынужден просто голодать, а уж искусство экономить продукты доведено у него до совершенства:
Сто граммов копченой сухой колбасы можно растянуть на четыре-пять завтраков или ужинов, двумя тонкими кружочками колбасы покрывается половина хлеба, смазанного маслом или животным жиром, на закуску чай с карамелью.
Но еще тяжелее моральные терзания: Гоша, может быть, и согласился бы голодать — но не в одиночку: «Голод с народом свят, воспет поэтами и уважаем. Голод отщепенца подозрителен и носит характер вызова обществу».
И вот теперь очередной поворот судьбы снова — и, главное, несправедливо — отбрасывает Гошу в положение отщепенца. Но Гоша, побывав однажды хозяином, уже не хочет больше быть рабом. Он начинает мстить тем, кого считает виновниками своих несчастий, — «сталинистам», как он их называет. Возможности мщения для него ограничены, и он выбирает самый простой: избиение. Избив для проверки первого же попавшегося в сквере пьянчужку, Гоша ощущает удовлетворение: «Из сквера я вышел широким шагом, сильно выпрямившись...»
Гоша составляет список своих врагов и кое с кем из них успешно затевает драки — наказывает. Он шатается по улицам, заходит в столовые и учреждения, прислушивается к спорам — проводит «политическое патрулирование улиц» — и, услышав чьи-нибудь слова в поддержку Сталина, старается выследить и избить сталиниста. Иногда это приводит прямо-таки к карикатурным ситуациям, и Гоша кается: в некоем доме сомнительной репутации «...я ударил одну из порочных женщин по лицу, ибо у нас с ней вышел самый настоящий политический спор, причем в самое для того неподходящее время, и в том споре она приняла сторону сталинистов».
В то короткое время, когда Гоша еще счастлив своей новообретенной причастностью к генерал-лейтенантству, он знакомится, среди прочих реабилитированных, с Платоном Щусевым — калекой, вышедшим из лагерей с отбитыми легкими, которому остается жить всего несколько месяцев. Щусев тоже борется с теми же сталинистами, но всерьез — его подпольная организация выносит им стандартный приговор: «достоин смерти». Кроме нескольких реабилитированных, в организации состоят и молодые люди, искренне желающие искупить сталинские преступления, совершенные предыдущим поколением — их родителями. Принимают в щусевскую организацию и Гошу — как сына репрессированного.
Правда, в отличие от Щусева, Гоша сразу видит гротескность, даже пародийность этой организации. И в нелепом ритуале побратимства: «надо было разрезать палец, выдавить несколько капель крови в стакан воды и, отпив глоток этой смеси воды и своей крови, передать стакан по кругу так, чтоб каждому члену организации досталось по глотку», и в тексте клятвы члена организации: «в клятве было много крепких слов и в середине текста чуть ли не ругательства пополам с угрозами», и в том, что грозное «достоин смерти» на деле означает все то же избиение на улице. А победа в борьбе с другой подпольной организацией — молодого сталиниста Орлова — достигается тем, что на свежий букет белых роз, ежедневно возлагаемый орловца ми к памятнику Сталину, приходится попросту нагадить.
У Щусева, однако, планы глобальные: ему видится громкое политическое убийство, способное «всколыхнуть Россию». Жертвой такого убийства он выбирает Молотова — ныне опального второго после Сталина человека сталинского режима. Альтернативная кандидатура — Рамиро Маркадер, убийца Троцкого, — отпадает после внезапного ареста члена организации, предложившего этот вариант. Щусев, Гоша и еще двое молодых людей срочно выезжают в Москву приводить приговор в исполнение. Для Гоши это означает новый этап жизни — борьбу за «место среди жаждущих» (так называется третья часть романа).
Перед отъездом Щусев открывается Гоше: он хотел бы не просто всколыхнуть Россию, а и прийти на этой волне к власти, возглавить правительство России. Он, однако, сознает, что болен и обречен, — и своим преемником он видит Гошу. Гоша, со своей давней «идеей» властвовать, совершен но не удивлен этим очевидно нелепым предложением:
...многое не только страшное, жалкое и смешное, но и известное, громкое, всемирное рождалось вот так, на совпадениях, на случае, в клетушках, в ночлежках, в ночных разговорах, в разговорах у подоконника, среди горшков отцветшей герани. Тому свидетельство Большая История Стран и Народов... Особенно в последние материально-демократические столетия горшки с геранью часто сопровождали Большую Историю.
В Москве карательную экспедицию Щусева встречает еще один ее участник, Коля, юный сын именитого Журналиста — в прошлом талантливого любимца Сталина, а ныне фрондирующего интеллигента, равно подвергающегося нападкам сталинистов и антисталинистов. Коля и его старшая сестра Маша стыдятся прошлого своего отца (Коля — до ненависти), да и сам Журналист помогает репрессированным — в том числе и Щусеву — деньгами.
В последний момент Гоша начинает подозревать, что Щусев, вместо традиционной пощечины, задумал по-настоящему убить Молотова — безобидного старика, прогуливающегося с собачкой по улице Грановского. Опередив Щусева, он сбивает Молотова с ног, и действие переходит в полную фантасмагорию:
...на мостовой у наших ног лежал и кричал Вячеслав Михайлович Молотов, бывший всемирно известный могущественный министр иностранных дел, человек, имя которого произносили следом за именем Сталина, и звал он на помощь тем самым голосом, который в 1941 году возвестил стране о начале Отечественной войны.
Покушение завершается постыдным фиаско:
...кто-то сильно схватил меня за ухо. Именно за ухо. Не свернули руки назад, не повалили, а именно держали за ухо, вот что окончательно выбило меня из колеи. Более того, скосив глазом, я понял, что держит меня за ухо не кто иной, как сам Молотов, успевший подняться.
Гоша вырывается и благополучно убегает, но думает не об опасности преследования, а совсем о другом — он, наконец, причастился не воображаемой, а подлинной власти:
...отношения с Молотовым, человеком с правительственного портрета, неожиданно подсказали мне что-то важное, что я не мог точно определить по деталям, но в общих чертах это сложилось в бытовое понятие: Цвибышев — диктатор России.
В скобках можно было бы заметить, что в этом эпизоде наиболее четко, пожалуй, видно: «Место» — не вполне реалистический роман. Как писал сам автор:
Это, безусловно, роман об отщепенце. Но далее начинаются зыбкие неясности, переходы бытия в небытие, небытия в бытие. Здесь небытие определяет сознание в той же мере, что и бытие.
Однако, узнав о предстоящих неминуемых арестах («...радостная игра наша в недозволенное оканчивалась, наступало похмелье...»), будущий диктатор России Цвибышев совершает новый психологический кульбит: по предложению Журналиста он соглашается составить спасительную докладную в КГБ, которую должны подписать он и Коля:
Я должен был уговорить его подписать донос на Щусева, причем донос, которому по привилегии, благодаря знакомствам Журналиста, дадут особый ход. Мне же за труды разрешат участвовать в этом привилегированном доносе.
Обманом убедив Колю, Гоша получает уже прямое задание КГБ: выехать в южный город, куда, по агентурным данным, направились участники «банды Щусева» — теперь он называет своих соратников по организации только так, — и опознать их после ареста. Коля в числе щусевцев — и Маша, его сестра, в которую Гоша пылко и безнадежно влюблен, настаивает на том, чтобы поехать вместе с Гошей.
Поездка эта кончается трагедией: Гоша и Маша оказываются в центре яростного пролетарского бунта. Озлобленные полуголодным существованием и безразличием властей, рабочие южного города и близлежащих городков выходят из повиновения. Они жгут и громят дома и учреждения, зверски убивают «красного директора» завода Гаврюшина (на его беду, он родился на свет Лейбовичем) и выпускают на свободу уголовников. Машу — невинную девушку — насилуют, а Гоше разбивают голову — только прибытие внутренних войск спасает их от верной и мучительной смерти. Потрясенный Гоша делает вывод: