оить».
«И затем, когда Конгресс выдвигает цифры, — добавил генерал армии Патрик Гофф, начальник штаба сухопутных войск, — президент верит им, а не нашим цифрам».
«Я не просил комментариев, джентльмены», — прервал их Фримен. «И нам следовало бы знать, что лучше не вывешивать наше грязное белье перед кем-то, кто не одет в костюм основного цвета». Он посмотрел прямо на представителя ЦРУ.
Спарлин из ЦРУ посмеялся вместе с Объединенным комитетом начальников штабов, затем добавил: «Эй, я с вами, ребята, — когда президент не сокращает бюджет Пентагона, он подносит огнемет к бюджету нашей разведки. Но я вижу большие проблемы в Восточной Европе, если мы ничего не предпримем. Россия потеряла доступ к Черному морю и Балтике после распада Советского Союза. Они вернули ее, когда образовали Содружество Независимых Государств, но теперь, когда СНГ распалось, они снова ее потеряли. Россия этого не потерпит, особенно с дикой картой Величко. Эта история с Молдовой может стать для них лучшей возможностью принять меры».
«Тогда мы должны убедить президента действовать — как дипломатически, так и в военном отношении», — решил генерал ВВС Блейлок. «Мы сильно потеряли лицо, когда Германия возглавила НАТО в югославском кризисе. Мы перебросили несколько самолетов с боеголовками и сумели сбить несколько C-130 над Боснией — затем Германия ведет НАТО в регион, и все садятся за стол переговоров. Это все еще бросает нам тень на лицо. Теперь мы хотим, чтобы Турция взяла на себя инициативу в решении российского кризиса или просто играем сами с собой?»
Фримен пожал плечами. «Мне не нужен план действий просто так — мне нужен выполнимый план, который позволит наилучшим образом расположить наши силы, если Россия решит прорваться. Моя идея состоит в том, чтобы поддержать Турцию, объединить и укрепить союзников по НАТО. Если мы укрепим НАТО и покажем русским, что у нас все еще есть сильный, единый военный альянс, противостоящий им, русские могут дважды подумать, прежде чем начинать какую-либо крупномасштабную операцию».
«Итак, вы собираетесь сказать президенту — и нашей скромной Первой леди — прекратить произносить речи, осуждающие совместные военные операции Украины и Турции?» — скептически спросила адмирал Мариз. Имея дело с главой исполнительной власти Соединенных Штатов, все знали, что это всегда два на один — президент и его жена против всех остальных. Но в их нескольких стычках генерал Филип Фримен, казалось, действительно справлялся с самоуверенной, иногда вспыльчивой Первой леди — если не был сердечным или дружелюбным, то, по крайней мере, их встречи носили взаимоуважительный характер. Ему просто было наплевать на женщин, которые сохранили свою девичью фамилию и фамилию своего мужа в одном лице.
«Эй, мне не нравится, что турки летают на F-16 близко к российским границам, — ответил Фримен, — или что турки проводят учебные бомбометания на новом полигоне, который «просто случайно» был построен недалеко от дачи члена российского кабинета министров недалеко от Черного моря, или что турки, по сообщениям, принимают излишки оружия и техники с Украины на хранение».
«Это не слухи», — вмешался Спарлин. «Это правда. В среднем они перевозили десять грузовых судов в день, пока Washington Post не опубликовала эту историю в прошлом месяце.»
«Турция говорит, что это неправда, поэтому мы верим нашему союзнику». Фримен вздохнул. «Дело в том, что я хотел бы, чтобы Турция еще немного играла с нами в открытую. Но да, я собираюсь рекомендовать, чтобы мы поддержали Турцию — все члены НАТО, но особенно турки. Турция попросила больше ракетных батарей Patriot и оборонительных самолетов, и они хотят купить наши излишки самолетов F-111. Я рекомендую нам заключить сделку».
«Удачи», — кто-то усмехнулся.
«Огромное спасибо. Хорошо, о чем еще нам нужно подумать?» Спросил Фримен. «Допустим, президент ничего не предпринимает в отношении русских до тех пор, пока не начнется стрельба, но затем страна и союзники впадают в панику, когда Красная Армия начинает наступление по Украине, и президент, наконец, решает, что ему лучше что-то предпринять. Чего мы собираемся хотеть или в чем нуждаемся? Что мы можем сделать, чтобы занять более выгодное положение, когда дерьмо попадет на вентилятор?»
За столом обсуждалось несколько идей, но один комментарий генерала ВВС Мартина Блейлока привлек всеобщее внимание как ничто другое: «Возможно, нам следует рассмотреть абсолютно наихудший сценарий, Филип. Что, если русские попытаются вторгнуться на Украину, они втянут в это Турцию, Россия прижмет Турцию к ногтю, НАТО будет втянуто в это, и холодная война разгорится за одну ночь? Давайте подумаем о приведении наших резервистов в состояние ядерной готовности — приведении в боевую готовность бомбардировщиков B-1, B-52, возможно, F-111 и B-2, а резервистов и «бумеров» — к патрулированию. Что тогда?»
Это был вопрос, позволяющий покончить со всеми вопросами. В качестве основной меры по сокращению расходов президент сократил численность вооруженных сил, находящихся на действительной службе, почти наполовину. Но чтобы успокоить тех, кто беспокоился о готовности, он увеличил численность Резервов и охраны до их самого высокого уровня — между активными и резервными силами был почти паритет. Экономия средств была огромной. Но многие фронтовые подразделения теперь были укомплектованы резервистами, особенно в Военно-воздушных силах Блейлока. Если бы девяносто бомбардировщиков B-1 были приведены в состояние ядерной готовности, то до двадцати из них были бы укомплектованы резервистами. Если В-52 будут приведены в боевую готовность, более чем у половины из них на борту будут резервисты …
… и во всех летных подразделениях Военно-воздушных сил до четверти летного состава также будут составлять женщины.
«Хорошая мысль, Марти», — сказал Фримен. «Я думаю, мы можем видеть, что этот сценарий происходит здесь. Я знаю, что ты добиваешься избрания председателем этой компании, Марти, так что держу пари, у тебя есть краткое изложение того, что мы должны были бы сделать и что у нас было бы, если бы мы пошли дальше и сделали это, я прав?»
«Вы совершенно правы, сэр», — сказал Блейлок. «Я встретился со стратегическим командованием CINC, Крисом Лэрдом, и организовал для вас шоу собак и пони. Я бы хотел привлечь его к ответственности и возложить это на тебя.»
«Нет», — ответил Фримен. Его ответ ошеломил Объединенный комитет начальников штабов, но он поднял руку, успокаивая их всех, и добавил: «Я хочу провести этот брифинг, но я хочу, чтобы его услышал весь Совет национальной безопасности, включая президента и вице-президента. Давайте как можно скорее вызовем сюда генерала Лэйрда и назначим встречу.»
«Да, сэр», — сказал Блейлок, затем со злой улыбкой добавил: «Но не забудьте перепроверить, чтобы убедиться, что календарь первой леди чист».
Никто не смеялся.
«Нет, нет, нет», — кричал по интерфону подполковник ВВС США Дарен Дж. Мейс. «Если вы начнете действовать по горячим следам, лейтенант, вы не сможете валять дурака — и не смейте трогать эти дроссели. IP, направленный к цели, позволяет вам использовать военную мощь и оставаться там, пока вам не понадобится включить форсаж. Понимаете?»
«Я думаю, что переборщил», — ответил лейтенант Военно-воздушных сил Украины Иван Кондратьевич. Он и Мейс летели на двухместном украинском штурмовике Sukhoi-17 «Fitter-G» над полигоном бомбардировки на востоке Турции. Они практиковались в бомбометании и воздушной стрельбе с турецкими истребителями F-16 и другими самолетами НАТО. «Я слишком высоко, я хожу в обход».
«Ни в коем случае, Иван», — сказал Мейс. «Если ты начнешь действовать горячо, ты сожжешь свою цель. Покажи мне свои ходы, Иван».
«Я не понимаю, полковник Дарен».
«Вот так. Я получил самолет». Мейс схватил ручку управления на заднем сиденье Су-17, убедился, что дроссели переведены на боевую мощность, и перевернул Су-17. Как и ожидалось, большой, тяжелый истребитель-бомбардировщик камнем пошел ко дну. «Крылья на сорок пять», — приказал Мейс. Кондратьевич перевел ручку регулировки стреловидности крыла Sukhoi-17 в промежуточное положение — задние сиденья не имели регулировки стреловидности крыла, что было серьезным недостатком конструкции, — что сделало их полет на такой высокой скорости намного более грубым, но обеспечило им гораздо более точное управление. Теперь большой истребитель был нацелен под невероятно крутым углом, и стрелка высотомера раскручивалась так, словно его приводил в движение электродвигатель. Поскольку у него был очень слабый обзор вперед, единственный способ, которым Мейс мог визуально увидеть цель, — это выглянуть из-за верхней части фонаря, пока они были перевернуты, и попытаться выстроиться в линию как можно лучше.
На высоте двух тысяч футов над землей Мейс перевернулся вертикально. «Ты получил самолет», — крикнул он Кондратьевичу на переднем сиденье. «Теперь убей этого плохого мальчика». Однако вместо того, чтобы открыть огонь из пушек, Мейс почувствовал, как молодой украинский пилот нажал на четыре больших тормоза Су-17. «Не делай этого! Убери тормоза, Иван». Он так и сделал. «Теперь убей цель, Иван, сейчас же!»
Держа руку Мейса на ручке управления, помогая ему выровняться, Кондратьевич нажал на спусковой крючок пистолета на своей ручке управления. Две 30-миллиметровые пушки NR-30 Нудельмана-Рихтера, по одной в каждом основании крыла, взорвались с ужасающей дрожью, и видимый язык пламени длиной не менее тридцати футов опалил борта Су-17. «Рихтер» было хорошим названием для этой пушки: они выпустили всего около восьмидесяти снарядов по цели, старому советскому танку, но огромные 30-миллиметровые снаряды «из-под газировки» полностью разнесли танк на части и, вероятно, замедлили Су-17 на добрых пятидесяти узлах, даже несмотря на то, что они с шумом снижались. «Хорошая стрельба, хорошее убийство», — сказал Мейс. «Выздоравливай».
Реакции не последовало, и Мейс был готов к этому. Многие молодые пилоты-штурмовики, особенно если они переходят из истребителей класса «воздух-воздух», сталкиваются с проблемой «фиксации цели» или удержания носа направленным на цель после завершения атаки. Возможно, это был пережиток стрельбы ракетами с радиолокационным наведением, которые обычно требовали, чтобы пилот держал нос нацеленным на противника, чтобы подсвечивать цель радаром, чтобы ракета могла попасть в цель; или, может быть, это было просто увлечение зрелищем гибели незадачливой наземной цели. В любом случае, многие наземные штурмовики убивают себя, забывая остановиться после стрельбы из своего оружия.