– Я тоже, – поддержал его Алекс
Дарион молча кивнул, а лейтенант Стратионис коротко резюмировал:
– Значит, едем по дороге.
Небольшой, размером с некрупного голубя, ящер с перепончатыми крыльями вместо передних лап и двумя головами на тонких шеях, сидевший над пологом, дождался, когда все участники покинули импровизированный зал совещаний и, расправив крылья, аккуратно скользнул в темноту в сторону леса, сверкнув двумя парами нефритовых глаз. Попадись эта особь на глаза Маноэлу, тот бы очень удивился, потому что таких ящеров на Колонии отродясь не водилось.
Глава 4
Короткая дорога оказалась правильным выбором. Ближайшие пятнадцать километров группа не встретила не то что сопротивления на пути, но и вообще никого. Ни зверей, ни людей. Последних, впрочем, тут и не должно было быть, а вот отсутствие фауны крайне напрягало Маноэла, который отлично знал здешние места и ожидал нападения на караван раз пять минимум. Но лес как будто вымер. Полная тишина вокруг была необычной, даже зловещей. И Маноэла тревожил этот факт. Ничего хорошего в такой тишине не было. А вот все остальные искренне радовались отсутствию необходимости пробиваться с боем, и общий настрой в группе был приподнятым. Появившаяся надежда на спасение, пусть и весьма призрачная, вселяла в молодых солдат невероятный оптимизм.
Игорь по-прежнему выполнял роль штатного водителя бронетранспортера, правда, в этот раз вместо бешеной гонки по джунглям он степенно ехал по некоему подобию дороги со скоростью пешехода. Колея порядком подзаросла, этой с позволения сказать дорогой не пользовались уже много лет, но для военного бронетранспортера она была практически хайвеем, ехать по ней получалось намного быстрее. Но, во-первых, спешить было особо некуда и незачем, а во-вторых, не следовало отрываться от идущих пешком товарищей. Все внутрь машины никак не помещались, и часть топала за броней своим ходом.
Была, кстати, и еще одна хорошая новость, кроме отсутствия препятствий. Аномалия, нарушавшая работу техники и связи, внезапно просто исчезла, словно тумблером выключили. Никто естественно не понимал, почему и как это произошло, но сам по себе факт не мог не радовать. Компьютеры, наконец, стали нормально работать, передатчики – передавать, приемники – принимать, мониторы – показывать и так далее. Игорь даже смог вывести на лобовой монитор бронетранспортера прекрасную картинку окружающего пейзажа с наложенной картой местности и проложенным маршрутом движения и сейчас, включив автопилот и откинувшись в довольно удобном водительском кресле, усиленно изучал свои ногти на предмет новых заусенцев, всячески демонстрируя как скучно ему ехать в таком режиме.
– Слушай, Никиас, – обратился он к сидевшему на соседнем кресле, как и положено старшему машины, Стратионису, – я вот одного не пойму: если твой папаша так крут, что смог прислать за тобой в самое пекло ада роту десантников, то почему корабля спасательного нет? Это ж по идее как раз самое простое. Я так понимаю, по воздуху эти твари не летают.
– Не знаю, Игорь, не знаю, – лейтенант чуть скривился при ответе, как будто съел что-то кислое. – Отец, безусловно, человек могущественный, и я с трудом себе представляю, что могло его остановить, но все-таки есть рыбы в этом пруду и покрупнее. Немного, но есть. Думаю, кое-кто из его врагов очень хотел бы, чтобы великий и ужасный Стратионис допустил, наконец, ошибку и наломал дров, ринувшись спасать своего отпрыска. Так что, я совсем не удивлюсь, если в этой истории есть грани, которых мы не знаем и уже никогда не узнаем. Но факт есть факт, и спасательный корабль за нами так и не прилетел.
– С этим не поспоришь, – усмехнулся Игорь. – Я вот еще чего не пойму. Ты-то в это вообще зачем полез? Я про пехоту. Мог же, небось, в штабе уже на капитанской должности сидеть да симпатичных секретарш за задницы щипать. Ведь так?
– Мог, конечно, – улыбнулся Никиас, – и, думаю, отец был бы счастлив, если бы именно эту карьеру я и выбрал. Но, как ни банально это звучит, мне такого совершенно не хотелось. Всю жизнь слышать в спину «а, это ж сын сами знаете кого!», и не знать, чему ты обязан следующим повышением – собственным усилиям или своей фамилии... Нет уж, увольте. Вот и решил себя в пехоте попробовать. Тут все намного честнее, и ты либо хорошо делаешь свою работу, либо едешь домой в железном ящике. У мамы, конечно, истерика была, но отец на удивление хорошо отнесся к такому решению. Сказал даже, что гордится. Второй раз в жизни, между прочим.
– А первый когда был? – живо заинтересовался Игорь
– В девять лет, когда моя команда первенство школы по крикету взяла, – сказал Никиас и откинулся на спинку кресла, глядя в потолок кабины, явно погрузившись в воспоминания детства.
– Я смотрю, он у тебя прям кладезь комплиментов, – после недолгой паузы заявил Игорь.
– Да. Он такой, – с неожиданной теплотой в голосе ответил Стратионис. – Я помню, когда присягу принимал, он на построении училища решил поприсутствовать. Я-то думал, что он подойдет меня поздравить, как другие отцы к своим сыновьям подходили, обнимали, жали руки, но вместо этого он просто с трибуны отдал честь и ушел.
– Суровый дядька. Впрочем, я привык. Большинство посейдонцев тоже не слишком сентиментальны, – сказал Игорь. – Я помню, мы как-то три месяца были в экспедиции, и наш капитан корабля гонял геологическую секцию просто нещадно, отправлял их за образцами чуть ли не в жерло вулкана босиком, а однажды потребовал залезть своим ходом на вершину горы двенадцати тысяч метров высотой и развернуть там оборудование, хотя на флаере забраться туда было делом десяти минут. Но нет. Неделю они лезли, пока, наконец, не забрались и не установили там аппаратуру. В общем, к чему это я – оказалось, возглавлял эту секцию его сын, и он, видите ли, его проверял таким образом, а заодно выражал недовольство его присутствием в своей экспедиции. Переживал, что все решат, мол, он ему поблажки будет давать.
– Ну, будь это мой батя, он бы стопроцентно поступил так же! – Стратионис даже хлопнул ладонью по парпризу, как бы подтверждая эти свои слова. – А ты во многих экспедициях был? Расскажи, как оно там, в дальнем космосе? Мне всегда было интересно, как люди там справляются.
– Во многих. Если считать только крупные, то получается восемь штук. А если с небольшими, до месяца, то штук двадцать наберется. Помотался, в общем, изрядно, – Игорь проверил приборы и, убедившись, что БТР все так же прекрасно ползет по дороге на автопилоте, и его вмешательство не требуется, продолжил.
– Ты знаешь, по-разному там. Очень по-разному. Большинство экспедиций, где я был, это дальняя разведка. То есть, мы прилетаем в систему, где до этого никто не бывал, исследуем по очереди все планеты, высаживаемся на каждой, берем образцы всего, что можно, от грунта и недр до воздуха и растительности, если таковые имеются. Каждую планету каталогизируем по сотне параметров. Обследуем все, что представляет интерес – астероиды, спутники планет, кометы и тому подобное, и летим дальше к следующей системе. Потом, если система оказалась интересной, туда летят специальные экспедиции с учеными изучать более плотно.
– А что значит «интересная планета»? Обитаемая? – спросил Стратионис
– Ну, обитаемая, естественно, в приоритете. Такие планеты – это первейший кандидат на плотное исследование и изучение, но бывают и просто планеты, которые представляют научный интерес, не имея при этом даже признаков простейшей жизни. Например, планета, которая целиком является алмазом. Представляешь, цельный алмаз размером с планету? Я видел такую. Или планета, на которой идут дожди из расплавленного графита. А еще, например, планета, которая отражает меньше одного процента падающего на нее света звезды. Из-за этого она темнее самой черной акриловой краски.
– А аборигенов вы встречали когда-нибудь? В смысле, разумных? – в голосе Стратиониса слышалась явная мальчишеская надежда на положительный ответ, но тут Игорь вынужден был его разочаровать.
– Нет. Вот чего не было, так это разумных видов. Там, конечно, идет в коллегии ксенобиологии диспут уже много лет о наличии признаков разума у китообразных с Арнекса-4, но, думаю, тебя, как и всех остальных, интересует разум в привязке к цивилизации. Нет. Такой встречи у посейдонцев никогда не было. По господствующей на Посейдоне теории ее и не может быть на отрезке времени существования нашей цивилизации. Сам посуди: ну сколько мы в космосе? Две с лишним тысячи лет. Из них активным исследованием космоса посейдонцы занимаются… ну, пусть полторы тысячи лет. В год отправляют, ну, скажем, двести пятьдесят-триста экспедиций к новым системам… Это, получается, всего исследовано на сегодняшний день до полумиллиона звездных систем. А только в нашей галактике их почти четыреста миллиардов. Не говоря уже о других галактиках, если мы найдем способ туда добраться. Вот и выходит, что мы будем искать сотни тысяч лет, и за это время может исчезнуть либо наша цивилизация, либо те, кого мы ищем. Ты сам знаешь, как Большая война чуть не уничтожила человечество. А ведь вы могли и не выкарабкаться, будь арсеналы противоборствующих сторон чуть помощнее и побольше. Так что, наткнуться на разумную жизнь мы можем только случайно. По крайней мере, так думают на Посейдоне.
– А это тогда что? – неожиданно сказал Стратионис, обводя вокруг себя рукой, и явно имея ввиду все, что происходит последнее время на Колонии.
– Судя по тому, что рассказал Маноэл, – а он явно не из тех, кто любит шутить, – это та самая случайность, и мы встретили то, что так долго искали. Остается надеяться, что мы не пожалеем об этой встрече, потому как пока все к тому и идет. Очень уж это все не похоже на обретение братьев по разуму. Скорее наоборот.
– Да уж. В гробу я таких братьев видел, – мрачно заявил Стратионис. – Что это там?
Он указал на монитор, где перед ними развернулась панорама старой обсерватории.