- Нет, сэр, - ответил Гарри, направляясь к двери.
Он понимал, что его снова взяли за шкирку и выставили. Но Харли это сделал настолько искусно, что из Белого дома Гарри вышел в приподнятом настроении.
Бейнс Римфорд, покинув гостиницу на Гудлак-роуд, не поехал к себе домой. Он несколько часов бесцельно ездил по пустым хайвеям, между стенами темного леса. Дождь, переставший днем, зарядил снова. На ветровом стекле стала намерзать наледь.
Видит Бог, Римфорд не знал, что делать.
Он въехал на подъем, слишком быстро спустился вниз и вошел в длинный поворот, выходивший к мосту. Не было видно, что там внизу - вода, или рельсы, или просто ложбина, но в некотором смысле это был мост через время. На той стороне ждал его Оппенгеймер. И Ферми, и Бор. И все, кто спустил с цепи небесный огонь.
Наверняка был такой момент, думал Римфорд, в Лос-Аламосе, или в Оук-Бридже, или в университете Чикаго, когда они поняли, по-настоящему поняли последствия своей работы. Случилось ли им тогда сойтись и обсудить? Было ли решение о продолжении работы сознательным, когда зимой сорок третьего - сорок четвертого стало ясно, что нацисты далеки от создания бомбы? Или просто они действовали по инерции? В экстазе от проникновения в тайны Солнца?
Римфорд говорил когда-то с Эриком Кристофером, единственным участником проекта «Манхэттен», которого знал лично. Кристофер был уже удручен годами, когда Бейнс подошел к нему на встрече, где Кристофер подписывал книги. Он уже тогда сошел с нарезки и пытался связать физику с дальневосточным мистицизмом. Римфорд купил экземпляр и был обрадован реакцией старика, когда назвал свое имя. А потом безжалостно задал ему вопрос. Единственный случай, когда он мог вспомнить за собой намеренную жестокость. Кристофер тогда сказал, что вам теперь, шестьдесят лет спустя, легко говорить, что надо было делать. А в нашем мире были нацисты и страшная война на Тихом океане, грозившая гибелью миллионам американцев, если бы мы не сделали бомбу.
Но не могло не быть у них часа, мига, когда они усомнились в себе, когда была возможность действовать ради будущего, направить историю по другому пути. Этот выбор существовал, как ни короток был тот миг. Они могли отказаться выпускать джинна из бутылки.
«Выбор «Манхэттен».
Римфорд гнал машину в ночь, искал по темным сельским дорогам что-то, чего сам не мог назвать. И яростно думал, не будет ли миру спокойнее, если он сейчас разобьется.
Глаз у Лесли распух. Было и еще несколько весьма заметных синяков. И она поморщилась от боли, когда села.
- Какое-то время тебе не придется ходить на молитвенные собрания, - отметил Гарри. - Ты похожа на боксера.
- И не слишком умелого. Что сказал Фримен?
Они сидели в ресторане «Неаполь» на Массачусетс-авеню, рядом с Дюпон-серкл.
- Принял на себя ответственность. Я был удивлен.
- Да, ему это наверняка было трудно. Мне кажется, он в своей жизни редко сталкивался с бедствиями. По крайней мере такими, за которые сейчас принимает на себя долю вины. Он знает, что погиб ребенок, и знает, что этого не случилось бы, если бы он не приехал. Или хотя бы не раскрывал пасть и не взбудоражил всех. Это ему будет тяжело. Тут нелегко даже перед собой оправдаться.
- Я его спросил, зачем он это сделал. Ответ я знал: была возможность выступить перед камерами.
- Это правда, - согласилась Лесли. - Но это не вся правда. Не думаю, чтобы он так поступил исключительно по эгоистическим причинам. Если не считать внутреннего удовлетворения от ощущения себя правой рукой Господа. Кем бы Фримен ни был, он не лицемер. Он искренне верит. И когда он говорит о мире, окруженном водами Иордана, управляемом божеством, которое любит свои создания, когда Фримен цитирует псалмы столь прекрасные, что поневоле задумаешься, порождены ли они человеческим умом, очень просто захотеть, чтобы все это было правдой. Захотеть, чтобы все было в мире по Фримену. И эта картина мира получше, чем у любого из нас. Эд пытался когда-то мне объяснить, почему у Вселенной нет края, вопреки тому факту, что она возникла из взрыва, и я никак не могла взять в толк, о чем он говорит. Мир физиков холоден, темен и огромен. Мир Фримена - это сад, или когда-то был садом. На самом деле, Гарри, для меня Бог - вещь куда более понятная, чем четвертое пространственное измерение.
Блестящие глаза Лесли стали далекими, как было в тот первый вечер, когда он ее увидел.
- Эд не захотел бы жить в саду, - сказал он.
- Да, вряд ли захотел бы. Разве в Эдеме будут работать телескопы? И что он там мог бы увидеть? И тем не менее все эти годы его вела идея - какая? Он хотел получить ответы на большие вопросы. Он по-своему похож на Августина двадцатого века. И вряд ли совпадение, что среди его ближайших сотрудников есть католический священник.
Лесли осторожно приложила платок к распухшему глазу и поморщилась от боли.
- Завтра он не будет видеть, - пожаловалась она. - А ты как себя чувствуешь?
У него все болело.
- Не слишком, - сознался он.
Принесли ужин - спагетти и котлеты для Гарри и язык для Лесли.
- Ты очень по ним скучаешь? - вдруг спросила она. Гарри попробовал чесночный хлебец.
- Отлично, - сказал он. Лесли ждала.
- Они составляли приличный кусок моей жизни, - ответил он. - Джулия сказала, будто мне все равно, живы они или нет. И она говорила всерьез, она верила в свои слова. Но это неправда и никогда не было правдой. Сейчас в моей профессиональной жизни самое интересное время, и Бог один знает, куда оно выведет. Но если правду сказать, мне от него никакой радости. Я бы все это выменял… - Гарри поковырял еду на тарелке. - Ладно, не стоит. Ты же этим зарабатываешь на жизнь? Слушаешь рассказы людей, как они сами себе жизнь испортили.
Она потянулась через стол и взяла его за руку.
- Я тебе не психолог, а друг, Гарри. Я знаю, что сейчас у тебя трудное время. И знаю, что впечатление у тебя такое, будто оно никогда не кончится. Ты сейчас на самом дне. Но ты не один, и дальше будет становиться лучше.
- Спасибо, - ответил он. И, помолчав, добавил: - Ее трудно заменить. - Он улыбнулся Лесли: - Какую-то секунду мне казалось, будто ты сейчас скажешь, что сама через такое прошла.
Дрожащее пламя свечей накрывало тенями ее шею и глаза. Лесли казалась задумчивой, и Гарри вдруг понял, как она до боли прекрасна. И почему он такую простую вещь заметил только сегодня?
- Ты прав, - ответила она, - считая ее неповторимой. Никогда ты не найдешь другой с теми же самыми параметрами. Но это не значит, что ты не найдешь другой с параметрами равно желательными. Или даже улучшенную модель. - Она не улыбалась, но что-то лукавое было в глазах. - И я не собиралась тебе говорить, что переживала нечто подобное. Я одна из немногих счастливцев, которых никогда не касалась Великая Страсть. Могу сказать, к стыду своему, наверное, что никогда не встречала мужчину, которого нелегко было бы бросить.
- Кажется, ты о нас не слишком высокого мнения. Гарри попытался сказать это шутливо, но сам понял, что не получилось.
- Да нет, я люблю мужчин, - сказала она, сжав руку Гарри. - Нормальный народ, и не оставить ли нам эту тему?
В «Красную черту» они зашли выпить по рюмке на ночь. Было поздно, и они немного посидели, слушая музыку. Лесли задумчиво покачивала стакан, глядя в него, и Гарри наконец спросил, продолжает ли она мысленно переживать сегодняшние беспорядки.
- Да нет, ничего такого. - Они посмотрели друг другу в глаза, и Лесли пожала плечами. - Я почти все время занята переводом. И впечатление, которое мы получаем от этого текста, оно… ну, несколько сбивает меня с толку.
- В каком смысле?
Она задышала чуть глубже, открыла сумочку, покопалась там и нашла смятый конверт с логотипом банка Филадельфии. Разгладив бумагу, Лесли достала ручку и стала писать. Гарри смотрел на строку, вверх ногами, и текст был похож на стихи.
- Вот дословный перевод, - сказала она. - Но я думаю, что он вполне передает дух текста.
Дописав, Лесли пододвинула ему бумагу.
Я говорю с поколениями
О тех, чьи кости лежат в курганах.
Мы не знаем покоя, они и я.
Гарри перечитал несколько раз.
- Мне это ничего не говорит, - сказал он. - Что бы это значило?
Она снова написала на конверте:
Пройдя сквозь ту силу,
Что правит цветком мира,
Я знаю пульс галактик.
- Прошу прощения, - сказал Гарри, - но я пас.
- Это вне контекста, - сказала Лесли. - И только Бог знает, насколько точен этот перевод. Но «цветок мира», как я понимаю, - это процесс эволюции. А сила, которая им правит, - это смерть.
Гарри заказал еще по одной. Лесли откинула локон с лица.
- Набор данных, над которым я работаю, наполнен вот такими штуками, предполагающими весьма случайное знакомство с понятием смертности. И есть еще упоминание о проектировщике.
- Проектировщике?
- Наверное, это Бог.
- Мы напоролись на планету, населенную пресвитерианами?
- Смешно. - Она закрыла глаза. - Вот еще из текста:
Я коснулся живой цепи,
Познал танцы внутри протона.
Я говорю с мертвыми.
И я почти знаю проектировщика.
- Просто стихи, - сказал Гарри.
- Да, я знаю. Но не понимаю их. Гарри, сочинитель этих стихов повторяет нам снова и снова, разными способами, что они умерли, что они - сообщество живых и мертвых.
- Можно было бы возразить, что христианские общества - это тоже объединение живых и мертвых. А некоторые религии утверждают, что в каждой личности живут ее предки.
- Я полагаю, здесь тоже что-то вроде этого. - Лесли смяла конверт и бросила его на стол. - Я не знаю. И это не просто несколько странных катренов. Во всем материале - ощущение расы, которая превзошла смертность.
- Я бы хотел еще что-нибудь из этого прочесть.
- О'кей, - просияла Лесли. - С удовольствием. Хотелось бы получить впечатление от свежего взгляда.