Проще всего их понять тем из нас, кто не забыл свое собственное детство, с его иррациональными страхами, фантазированием, стремлениями и суевериями. У них было примерно то же – разве что в более грубой форме. Они – наш вид.
А вот жуткую расу зверолюдей мы понять не можем и не сможем никогда. Бесполезно даже пытаться представить себе те загадочные мысли, что могли рождаться в мозгу народа чудовищ. Примерно с таким же успехом мы могли бы гадать, о чем думает и к чему стремится горилла.
Нам уже в общих чертах известно, как древние люди перемещались от средиземноморских равнин к испанским возвышенностям и дальше, к югу и центру Франции, а затем к тому, что мы сейчас зовем Англией, – ибо между Англией и Францией тогда не было пролива, – а также на восток, к Рейнской области и широкой пустоши, которая раньше была на месте Северного моря, и далее к германским равнинам. Им пришлось оставить за спиной покрытые снегами и льдом Альпы, которые тогда были еще выше, чем сейчас. Эти люди переселялись к северу из-за того, что их становилось все больше, а еды – все меньше. Они страдали от междоусобиц и войн. У них не было настоящих жилищ, где можно было осесть, они привыкли сниматься с места с изменением времен года и, понуждаемые голодом и страхом, переселялись дальше, на север, в неизвестность.
Мы можем представить себе, как появлялись на этих поросших травой северных землях первые группы странников – наших далеких предков. Возможно, это происходило поздней весной или ранним летом; вероятно, они следовали за стадами оленей и лошадей.
Используя различные методы, антропологи сумели восстановить сведения о внешнем виде и привычках этих путников времен самого рассвета человечества.
Их группы были немногочисленными, ибо, будь это не так, они не покинули бы свои земли и не ушли на север. Два или три старших мужчины лет тридцати, восемь-десять женщин и девушек с детьми, а также несколько подростков могли составлять все сообщество. Должно быть, они были кареглазыми, смуглыми, с курчавыми темными волосами; белых светловолосых европейцев и желтокожих китайцев с иссиня-черными волосами еще не существовало. Старший мужчина, вероятно, возглавлял группу, женщины и дети держались отдельно от мужчин и юношей, отгороженные системой табу от любого тесного сотрудничества. Вожди выслеживали стада, за которыми шло племя. Искусство следопыта тогда было высшим изобретением человечества. По знакам и следам, незаметным для глаз современного человека, люди могли прочитать, как прошел день в стаде лошадей, которое они преследовали. В этом наши предки были настолько искусны, что шли по следам, оставляемым стадом, примерно с той же скоростью, как передвигается охотничий пес, почуявший запах добычи.
Лошади, за которыми следовали охотники, были совсем недалеко – об этом говорили следы, – их было много, и никто их пока не спугнул. Табун двигался очень медленно, потому что не было никаких следов диких собак или иных врагов, которые могли бы ввергнуть его в паническое бегство. Некоторые слоны тоже шли на север, а еще человеческое племя дважды пересекало следы шерстистых носорогов, двигавшихся в западном направлении.
Племя путешествовало налегке. Тела людей не покрывала почти никакая одежда, но они были раскрашены в белый, черный, красный и желтый цвета. Через века сложно разглядеть, были ли они татуированы. Вероятно, нет. Грудных и маленьких детей женщины несли на спинах в перевязях или мешках из звериных шкур, и, возможно, у них имелись кожаные сумки и ремни. Мужчины не несли никакого груза, кроме оружия: копья с каменными наконечниками и острые кремневые ножи.
С ними не было больше Старика, долгие годы возглавлявшего племя. Неделей раньше у дальнего болота Старика растоптал огромный бык. Тогда же юнцы из соседнего племени, более многочисленного, похитили у них двух девушек. Именно из-за этих потерь нашим странникам пришлось искать новые охотничьи угодья.
Пейзаж, который открылся глазам этой маленькой группы, когда они взобрались на вершину холма, представлял собой куда более мрачную, пустынную и неопрятную картину, чем сегодняшний западноевропейский ландшафт. Вокруг простиралась покрытая травой степь, вдали слышался грустный крик чибиса. Перед ними раскинулась равнина, перечеркнутая кое-где холмами, над которыми сменяли друг друга апрельские облака. Сосновые леса и заросли черного вереска обнажали песчаную почву, в долинах были залежи сухостоя, а внизу тянулась светло-зеленая полоса торфяных болот и оврагов с застоявшейся водой. В зарослях долин, где таились невидимые звери, а извилистые потоки рассекали грунт, скрывались пещеры. Вдали на северных склонах виднелись пасущиеся кони.
По знаку двух братьев, возглавлявших теперь племя, небольшая ссора среди мужчин прекратилась, а женщина, общавшаяся на повышенных тонах с маленькой девочкой, резко замолчала. Братья, мгновенно посерьезнев, осматривали местность.
– Ух! – отрывисто произнес один из них и показал пальцем вперед.
– Ух! – ответил его брат.
Глаза всего племени были прикованы к указующему персту.
Вся группа превратилась в один цепкий взгляд.
Люди стояли неподвижно – удивление, казалось, превратило их в скульптурную композицию.
Далеко внизу, у склона, повернувшись к ним лицом, в таком же изумлении застыла сгорбленная серая фигура, более массивная, чем взрослый мужчина, но поменьше ростом. Это существо, прячась за камнями, тоже выслеживало лошадей, но неожиданно оглянулось и увидело племя. Голова его была похожа на голову бабуина. В руках оно держало что-то, показавшееся людям огромным валуном.
Еще некоторое время это странное создание стояло неподвижно. Тогда некоторые женщины и дети стали осторожно приближаться, чтобы лучше разглядеть его. «Человек!» – сказал старый охотник (ему было лет сорок). «Человек!» Видя движение среди женщин, страшное существо обернулось и неуклюже побежало в сторону зарослей березы и терновника. Оно остановилось на мгновение, чтобы взглянуть на новоприбывших, странно взмахнуло рукой, а затем бросилось в укрытие.
Тени зарослей поглотили его и, укрывая, как будто сделали более огромным и страшным, чем оно было, оставаясь на виду. Казалось, сама чаща стала им и наблюдала за людьми его глазами. Деревья словно тянули длинные серебристые руки, а упавший ствол, как затаившееся чудище, проводил племя пристальным взглядом.
Было все еще раннее утро, и вожди племени надеялись за день дойти до диких лошадей и, возможно, отбить одну из них от стада, отогнать ниже, к болотистой местности, там ранить ее, а потом пойти по кровавому следу и добить. Тогда они устроили бы пиршество, а где-нибудь внизу, в долине, нашли бы воду и сухой папоротник для подстилки и костра на ночное время. До этого мига день казался им приятным и обнадеживающим. Теперь же они были в смятении. Появление этой серой фигуры было как пугающая и необъяснимая гримаса солнечного утра.
Все племя неподвижно стояло некоторое время, а затем два вожака обменялись парой слов. Воу, старший, указал вперед. Клик, его брат, кивнул головой. Они решили идти дальше, но держаться вершины холма, вместо того чтобы спуститься вниз, в заросли.
«Идем», – сказал Воу, и маленькое племя снова двинулась в путь. Однако теперь они шли в тишине. Когда маленький мальчик решил спросить о чем-то свою мать, она заставила его замолчать. Все поглядывали вниз, в чащобу.
Неожиданно одна из девушек резко вскрикнула и взмахнула рукой. Все остановились.
Это снова было то чудовище. Оно бежало по открытой местности, почти на четвереньках, передвигаясь странными прыжками. Страшное существо было сутулым, очень широким в кости и при этом невысоким. Покрытое всклокоченной серой шерстью, оно более походило на волка, чем на человека. Временами его длинные руки почти касались земли.
Сейчас существо было ближе, чем в первый раз. Миг – и оно снова скрылось в кустах, казалось, швырнув самое себя, как камень, в красную высохшую листву папоротников.
Воу и Клик коротко посовещались.
В миле отсюда была опушка долины, откуда начинались заросли. За ними простирались пустынные холмы. Под ясным солнцем паслись лошади, а далеко на севере виднелись спины шерстистых носорогов, похожие отсюда на ряд черных бусинок.
Если племя пойдет через поросшее травой поле, то этому скрывающемуся существу придется либо отсиживаться в кустах, либо выйти на открытую местность. А тогда, если оно действительно хочет принять бой, дюжина мужчин из племени уж как-нибудь сумеют с ним справиться.
Итак, они двинулись по травянистому склону. Маленькое племя шло к опушке, и мужская его часть выдвинулась ближе к кустарнику, заслонив женщин и детей.
Некоторое время наблюдатели стояли неподвижно, а затем Воу начал показывать непристойные жесты. Клик не отставал от брата. Послышалась ругань в адрес чужака, скрывшегося в чащобе, а потом один из парней, бывших в племени кем-то вроде потешника, гримасами и карикатурными жестами стал изображать побег серой твари. После этого на место страха пришло веселье.
В те времена смех был признаком человеческого общества. Люди умели смеяться, но в существе, которое с удивлением наблюдало за ними из темноты, не было ни капли веселья. Мужская часть племени же буквально покатывалась от хохота, хлопая себя и других по ляжкам. Слезы текли по их лицам.
Из зарослей не слышалось ни звука.
– Я-ха-ха! – вопило племя. – Я-ха-ха! Б-з-з-з-з! Я-ха-ха! Ях!
Все они уже забыли, насколько были напуганы совсем недавно.
Когда Воу решил, что женщины и дети отошли на безопасное расстояние, он дал знак мужчинам следовать за ним.
Примерно таким образом древние люди, наши предки, познакомились с дикими антропоидами Западной Европы.
Этим двум племенам пришлось вскоре столкнуться куда серьезнее. Как выяснилось, новопришедшие прокладывали путь через земли, буквально кишащие «косматым народом», чудовищными зверолюдьми. В сумерках вокруг них бродили серые получеловеческие тени вроде той, вчерашней. Утром Клик обнаружил возле лагеря отпечатки узких ступней…