ту, а не к закону, а за освящением — к Святому Духу, а не к закону. Лишь посредством Святого Духа закон может исполняться в нас (Иер. 31:33; Иез. 36:27; Рим. 7:6; Гал. 5:14).
Профессор Джеймз Данн, по–видимому, согласен с основными положениями К. Стендаля, Э. П. Сандерса и X. Райзаанена и пытается развить их особенно в части, касающейся закона. В своем известном труде «Новый взгляд на Павла» (1983), представленном во вступлении к его комментарию, он изображает Павла в Послании как человека, в котором еврейский раввин спорит с христианским Апостолом. Заявляя, что никто не оправдается «делами закона», он не имеет в виду «хорошие дела» вообще и то, насколько они достойны вознаграждения. Скорее речь идет о законе обрезания, соблюдения субботы и правилах принятия пищи, «выполнявших функцию «удостоверяющего знака» и «пограничной линии», обострявших в Израиле чувство своей особенности и отделявших его от окружавших его народов». В дальнейшем это сознание своей избранности стало сопровождаться «сознанием своей привилегированности». Причина отрицательного отношения Павла к «делам закона» не в том, что ими, как считалось, можно было заработать спасение, но в том, что: а) они порождали хвастливую гордость привилегированным статусом Израиля и б) поощряли чувство этнической исключительности, а это несовместимо с делом приобщения язычников, к чему Павел и был призван [57]. Несомненно, что Павел хорошо осознавал обе эти опасности. Но прав доктор Стивен Уэстерхолм, который в своем замечательном труде «Израильский закон и церковная вера» (1988) анализирует аспекты этого процесса перестройки сознания. Павел, как он считает, пользовался понятиями «закон» и «дела закона» как равнозначными, поэтому он имел в виду нечто гораздо большее, чем конкретные иудейские ритуалы. Павел восставал против похвальбы добрыми делами, а не избранническим положением, о чем свидетельствует эпизод с Авраамом (3:27; 4:1—5), а главной мыслью в рассуждениях об оправдании по вере, а не по делам закона является утверждение зависимости человеческого естества от Божественной благодати[58].
Разумеется, еще не поставлена точка в спорах о противоречиях в Послании.
По–видимому, нельзя утверждать, что совесть Павла до обращения была так безупречна, как пытаются сейчас представлять, или что он был так привязан к закону и так озабочен соблюдением обрядов, как опять же пытаются показать, или что иудаизм I века был совершенно свободен от понятий заслуг и праведности по делам. Однако следует отдать должное ученым, настаивающим на том, что тема язычников является центральной темой Послания. Восстановление и воссоединение Божьего народа, включающего в себя и верующих иудеев, и уверовавших язычников, — такова основная мысль, пронизывающая все Послание к Римлянам.
3. Цели Павла
Согласно более ранним толкованиям, в Послании к Римлянам Павел создал то, что Филипп Меланхтон назвал компендиумом «христианской доктрины», — нечто совершенно далекое от какого–либо конкретного социоисторического контекста. Современные же ученые, с другой стороны, слишком рьяно реагируют на это утверждение и фокусируют внимание на непостоянных по своему характеру отношениях типа «писатель — читатели». Но не все впали в это заблуждение. Профессор Брюс назвал Послание к Римлянам «выдержанным и связным изложением Благой вести» [59]. Профессор Крэнфилд называет его «теологически единым целым, от которого нельзя отнять ничего существенного, не деформировав или не исказив его при этом» [60]. А Гюнтер Борнкамм отозвался о нем как о «последней воле и завещании Апостола Павла»[61].
Тем не менее все части Нового Завета (Евангелия, Деяния, Откровение, а также Послания) создавались исходя из нужд конкретной ситуации, определявшейся частично обстоятельствами, в которых находился автор, а частично обстоятельствами, в которых находились его потенциальные читатели, или теми и другими вместе. Именно это помогает нам понять, что подвигло автора к написанию именно того, что он написал. Послание к Римлянам не является исключением из этого правила, хотя Павел нигде не проясняет своих мотивов. В этой связи предпринимались различные попытки выяснить их. Доктор Александр Веддерберн в своей основательной монографии «Причины создания Послания к Римлянам» говорит, что следует учитывать три пары факторов: эпистолярный характер Послания (в начале и конце) и его теологическое содержание (в середине); обстоятельства жизни Павла и обстановку в Римской церкви; разделение церкви на иудейскую и языческую группировки и их конкретные проблемы[62].
Каковы же были личные обстоятельства Павла? Вероятно, он писал из Коринфа во время трехмесячного пребывания в Греции (Деян. 20:2 и дал.) незадолго до своего отплытия на восток. Он упоминает три места, которые он намерен посетить. Первое — Иерусалим, куда он доставит деньги, собранные греческими церквями для поддержания обнищавших христиан в Иудее (15:25 и дал.). Второе — сам Рим. Потерпев неудачи в своих предыдущих посещениях римских христиан, он был уверен, что на этот раз ему будет сопутствовать успех (1:10–13; 15:23 и дал.). Третье — Испания, так как он хотел продолжить свою миссионерскую работу и там, где имя Христово не было известно (15:20; 24, 28). Именно в этих трех направлениях намеревался Павел распространять свои письменные послания.
Действительно, Павел рассчитывал, что в Риме, находящемся между Иерусалимом и Испанией, он сможет отдохнуть после Иерусалима и подготовиться к походу в Испанию. Другими словами, его посещения Иерусалима и Испании имели для него чрезвычайно важное значение, поскольку непосредственно решали две постоянно стоявшие перед ним задачи: благовествование иудеям (в Иерусалиме) и язычникам (в Испании).
Павел, видимо, с тревогой ожидал визита в Иерусалим. Он вложил много интеллектуальной энергии и сил, потратил много времени на продвижение своего дела и поставил на карту свой личный престиж. Для него это значило больше, чем просто христианское милосердие (2 Кор. 8—9). Это был символ иудейско–языческого единства и взаимодействия в Теле Христа, когда язычники разделяют с иудеями свои материальные благословения, прежде разделив духовные (15:27). Поэтому он убеждал римских христиан поддержать его в его молитвенном труде (15:30), и не только ради его личной безопасности, чтобы ему «избавиться от неверующих в Иудее», но в основном для спасения его миссии, чтобы его служение было там «благоприятно святым» (15:31).
Следует сказать, что ему было отчего беспокоиться. Многие иудейские христиане относились к нему с большим подозрением. Некоторые обвиняли его в предательстве своего иудейского наследия, поскольку при благовествовании язычникам он ратовал за освобождение их от необходимости обрезания и соблюдения закона. Для таких христиан принять пожертвования, доставленные Павлом в Иерусалим, было равноценно поддержке его либеральной позиции. Поэтому Апостол, чувствуя необходимость поддержки со стороны смешанной иудейско–христианской римской общины, просил их поддержать его в молитвах.
Если ближайшим пунктом назначения Павла был Иерусалим, то его дальнейшей целью была Испания. Фактически, его благовествование в четырех провинциях — Галатии, Асии, Македонии и Ахайи — уже было завершено, ибо «от Иерусалима и окрестности до Иллирика» (примерно современная Албания) он повсюду проповедовал Евангелие (15:19). Что же дальше? Его мечтой, ставшей на самом деле твердым курсом, было благовествование лишь там, где имя Христово было неизвестно, «дабы не созидать на чужом основании» (15:20). Теперь, соединив эти два фактора (реальное положение вещей и избранный стратегический курс), он заключил, что «не имел такого места в сих странах» (15:23). Поэтому все его мысли были об Испании, считавшейся частью западной границы Римской империи, и туда, как ему было известно, Благая весть еще не дошла.
Возможно, он решил отправиться в Испанию, даже не посетив по пути Рим и не известив римлян о своих намерениях. Так почему же он писал им? Очевидно потому, что нуждался в их поддержке. Рим находился между Иерусалимом и Испанией на расстоянии двух третей пути, и поэтому Павел просит их «проводить (его) туда» (15:24), поддержав морально, финансами и молитвенно. На самом деле он хотел «использовать Рим как плацдарм в западном Средиземноморье так же, как он использовал Антиохию (в начале) в том же качестве на востоке»[63].
Итак, местом остановки на пути Павла из Иерусалима в Испанию должен был стать Рим. Церковь там была уже создана, по–видимому, усилиями христиан–иудеев, вернувшихся из Иерусалима после Пятидесятницы (Деян. 2:10), однако имя миссионера, основавшего там церковь, неизвестно. В свете того, что предстоящая поездка Павла не согласуется с его намерением не созидать на чужом основании, мы можем лишь предполагать, что Рим был тогда ничьей территорией и (или) что Павел как Апостол, избранный для служения язычникам (1:5 и далее; 11:13; 15:15 и дал.), считал своей обязанностью послужить в этой столице языческого мира (1:11 и дал.). Однако он тактично добавляет, что посетит их только «проходя» (15:24, 28).
И вновь возникает вопрос: почему Павел все же писал к ним? Дело в том, что, поскольку он прежде не бывал в Риме и большинство членов церкви были ему незнакомы, он чувствовал себя обязанным сказать свое апостольское слово, дав им полное благовествование. Его практические действия в этом направлении в основном определялись «внутренней логикой Евангелия» [64], в то же время его волновали и нужды его читателей; приходилось отражать и нападки оппонентов, о чем пойдет речь дальше. Поэтому он обращается к ним с тройной просьбой: молиться об успехе его миссии в Иерусалиме, оказать ему помощь на пути в Испанию и во время остановки в Риме принять его как Апостола язычников.