– Каким образом?
– Компания выпускала и другое ПО – их, так сказать, хлебный бизнес, однако программное средство для обеспечения безопасности и приватности в интернете, революционный продукт, которым так хвастался Эйвитт, еще не был готов. Начать продажи они не могли, но демоверсия для крупных потенциальных покупателей уже вышла. Технологические фирмы, адвокатские бюро и прочие проявили интерес, и тогда «Технолавка» оформила эти сделки как долгосрочные фиксированные обязательства. Макс говорит, что примерно тем же занималась корпорация «Энрон». Они заявляли, что используют доход от будущих продаж, чтобы поддерживать рост цен на свои акции.
Я начинаю понимать, к чему она ведет.
– Чтобы выиграть время для устранения неполадок ПО? – спрашиваю я.
– Именно. Эйвитт сделал ставку на то, что будущие продажи превратятся в фактические, как только ПО станет функциональным. Фальсификация финансовых показателей – временная мера, чтобы цены на акции могли продержаться до тех пор, когда они доведут продукт до ума. Вот только их поймали до того, как они успели все исправить.
– В этом и заключалось мошенничество? – спрашиваю я.
– Да. Макс говорит, что держатели акций потерпели огромные убытки – полмиллиарда долларов.
Полмиллиарда долларов… В голове не укладывается! Денежная сторона – это меньшая из моих забот, но мы с мужем – крупные акционеры «Технолавки». Оуэн доверял компании, на которую работал, поэтому сохранил все свои опционы на акции и даже купил еще акций. Сколько же мы потеряем? Почему он поставил нас в такое положение, если знал, что дело нечисто? Разве стал бы Оуэн рисковать нашим будущим? Похоже, он и сам был не в курсе.
– Значит, если Оуэн вложил наши деньги в «Технолавку», то он сам ни при чем?
– Возможно, – уклончиво отвечает Джул.
– Ты считаешь иначе?
– Велика вероятность, что он следовал указаниям Эйвитта. Или купил акции, чтобы помочь завысить их стоимость, а сам надеялся продать до того, как все откроется.
– Разве это похоже на Оуэна? – спрашиваю я.
– Ничуть.
Джул пожимает плечами, и я понимаю, о чем она умолчала: Оуэн – главный программист компании. Разве он мог не знать, что Эйвитт завышает ценность продукта, над которым работает и который еще не функционален?
– Макс говорит, что ФБР считает виновными почти всех руководителей компании. Либо же они смотрели на эти махинации сквозь пальцы и надеялись, что недостатки ПО удастся устранить до того, как их поймают. Похоже, они были близки к успеху. Если бы не донос в Комиссию по ценным бумагам, то все сошло бы им с рук.
– Кто же их сдал?
– Понятия не имею. Эйвитт собирался бежать: он несколько месяцев потихоньку распродавал свои акции. Еще немного, и он исчез бы, прихватив двести шестьдесят миллионов долларов…
– Твою мать!..
– Да уж. В любом случае Макс узнал об облаве заранее, поэтому ФБР пришлось заключить с ним сделку. Если он согласится не публиковать материал, до того как всех накроют, ему дадут два часа форы. В результате «Кроникл» опередил всех – и «Таймс», и Си-эн-эн, и Эн-би-си, и «Фокс». Он был так горд собой, что не мог не поделиться со мной. Не знаю, Ханна… Первым делом мне захотелось позвонить Оуэну. Точнее, сначала я набрала твой номер, но не дозвонилась. И тогда я связалась с Оуэном.
– Чтобы предупредить?
– Ну да, конечно.
– Так почему ты чувствуешь себя виноватой? Из-за его бегства?
Я впервые произношу это вслух. Вот она, очевидная истина. И все же мне становится легче. По крайней мере я больше не лгу себе. Оуэн сбежал, а не просто ушел.
Джул кивает, и я с трудом глотаю ком в горле, стараясь не расплакаться.
– Ты не виновата, – говорю я. – Ты ведь могла потерять работу! Ты пыталась помочь. Зачем мне на тебя сердиться? Я злюсь на Оуэна. – Умолкаю и задумываюсь. – Нет, не совсем так. Я просто в шоке. Пытаюсь понять, что он думает, почему не понимает, как вредит ему этот побег.
– И что надумала?
– Не знаю. Может, сейчас он пытается доказать свою невиновность? Почему бы не остаться и не нанять адвоката? Система сама разберется, кто прав, а кто виноват… Понимаешь, Джул, у меня такое чувство, будто я что-то упускаю!
Подруга крепко сжимает мою руку и улыбается, но я вдруг осознаю: мы смотрим на проблему с разных углов. Джул явно недоговаривает! Самое худшее еще впереди.
– Я знаю этот взгляд…
Она качает головой.
– Тебе показалось.
– Говори, Джул.
– Дело в том, что он ничуть не удивился. Понимаешь, когда я рассказала ему об облаве, он знал!
– Что-то я не догоняю.
– Я научилась этому у папы. Осведомители не могут скрыть, если им что-то известно. Они забывают задавать очевидные вопросы, как ты, к примеру. Помнишь, ты спросила у меня, что именно случилось?..
Я жду продолжения и смотрю сквозь стеклянную дверь на Бейли. Она положила голову Бобби на грудь, руку – на живот, глаза закрыла.
«Защити ее!»
– Если бы Оуэн не знал про махинации, то потребовал бы у меня больше информации. Ему захотелось бы понять, что творится в «Технолавке». Он сказал бы что-нибудь вроде: постой, Джул, кого они считают виновным? Эйвитт занимался этим в одиночку или привлек еще кого-нибудь? Что именно случилось, сколько денег украдено? Но он ничего такого не спросил. Его интересовало другое.
– Так что же он хотел знать?
– Сколько у него осталось времени.
Двадцать четыре часа назад
Мы с Оуэном сидели на причале и ели тайскую еду навынос, запивая ледяным пивом. Он был в толстовке и джинсах, босиком. На небе висел тонкий месяц. Несмотря на ночную прохладу, Оуэн ничуть не мерз, в отличие от меня – я закуталась в плед, надела две пары носков и сапоги-дутики.
Мы ели салат из папайи и острое карри с лаймом. Оуэн утирал слезы – перец чили оказался для него слишком жгучим.
Я подавила усмешку.
– Если тебе не по силам, давай в следующий раз закажем карри без перца.
– Очень даже по силам, – отмахнулся муж. – Если справляешься ты, то и я могу.
Он сунул в рот еще кусочек, покраснел, пытаясь проглотить, схватил пиво и выпил залпом.
– Видишь?
– Конечно, – кивнула я и его поцеловала.
Когда я отстранилась, Оуэн улыбнулся и погладил меня по щеке.
– Как думаешь, мы поместимся под пледом вдвоем?
– Обязательно.
Я придвинулась ближе и накинула плед ему на плечи, чувствуя жар его тела. Даже босиком Оуэн был градусов на десять теплее, чем я.
– Ну, рассказывай, что тебе понравилось сегодня больше всего?
В те дни, когда мы возвращались домой поздно и совсем без сил, мы рассказывали друг другу о чем-нибудь хорошем – делились впечатлениями из своих таких разных жизней.
– Знаешь, мне пришла отличная идея, как побаловать Бейли, – сказала я. – Помнишь пасту с коричневым маслом, которую мы заказывали в «Поджио» на ее день рождения? Завтра я хочу попробовать приготовить такую же на ужин. Как полагаешь, ей понравится?
Он крепче обнял меня за талию.
– Понравится паста или ты? Думаешь, твои кулинарные эксперименты помогут ей тебя полюбить?
– Эй, полегче!
– Бейли с тобой повезло, и ей придется это признать.
– Откуда ты знаешь?
Оуэн пожал плечами.
– Знаю, и все.
Я промолчала, потому что верилось с трудом. Я хотела, чтобы он помог нам с Бейли сблизиться, однако понятия не имела, что тут можно поделать. По крайней мере я ждала от мужа слов ободрения.
Словно прочтя мои мысли, он отвел волосы с моего лица и поцеловал в шею.
– Впрочем, паста Бейли очень понравилась, так что ты удачно придумала.
– О чем я и говорю!
Оуэн улыбнулся.
– Могу удрать завтра с работы пораньше. Ты ведь наверняка подыскиваешь кого-нибудь на должность су-шефа?
– Конечно.
– Тогда можешь рассчитывать на меня, – заверил он. – Я готов.
Я положила голову ему на плечо.
– Спасибо. Теперь твоя очередь.
– Самое лучшее, что случилось со мной за день? – уточнил Оуэн.
– Да. И чур не увиливай: ответ «то, что происходит прямо сейчас» не прокатит!
Он рассмеялся.
– Плохо же ты меня знаешь! Я вовсе не собирался этого говорить.
– Да ладно?
– Вот и ладно!
– Так что ты хотел сказать?
– Лучший момент за день случился минуту назад, – заявил Оуэн. – Без пледа мне было слишком холодно!
Следуй за деньгами
Джул просидела у меня до двух часов ночи. Она предлагала остаться, и зря я не согласилась, наверное, потому что уснуть мне так и не удается.
Большую часть ночи я лежу без сна, не в силах войти в пустую спальню.
Я заворачиваюсь в старый плед и дожидаюсь рассвета, снова и снова прокручивая в голове последнюю фразу Джул.
Мы стояли на пороге, на прощание обнявшись.
– И вот еще что, – сказала она. – Ты сохранила свой банковский счет?
– Да, – ответила я.
– Хорошо. Очень хорошо.
Джул одобрительно улыбнулась, и я не стала добавлять, что поступила так по настоянию Оуэна. Именно он хотел, чтобы мы хранили свои деньги раздельно. Причину он так и не озвучил. Я думала, это связано с Бейли. Похоже, я ошибалась. Он заботился о сохранности моих средств.
– Все счета Оуэна наверняка заморозят, – пояснила Джул. – Это первое, что делают, когда пытаются выяснить, куда он делся и что знал. Всегда следуют за деньгами.
Значит, и я займусь тем же.
Меня подташнивает, стоит лишь подумать о спортивной сумке под кухонной раковиной – сумке, набитой деньгами, которые никто не сможет отследить. Я не стала рассказывать Джул, потому что знаю, как это воспримет любой разумный человек: Оуэн виновен. Джул и так считает его причастным, а таинственная сумка с деньгами убедит ее еще больше. Она относится к нему как к брату, однако все указывает на то, что Оуэн замешан: он сбежал, он вел себя подозрительно, разговаривая с Джул по телефону. Все против него.
За исключением того, что я знаю.
Он не стал бы убегать, будь он виновен. Он не стал бы спасаться бегством, чтобы не попасть в тюрьму или не смотреть мне в глаза. Он ни за что не бросил бы Бейли, если бы ему не пришлось. Откуда я знаю? Почему я верю себе больше, чем всем доводам рассудка, в то время как я наверняка предвзята и вижу лишь то, что хочу видеть?