Отчасти дело в том, что я всю жизнь хотела научиться разбираться в людях. Я наблюдаю за близкими очень внимательно. Когда мать ушла навсегда, ей удалось застигнуть меня врасплох. Я пропустила неминуемость ее отъезда. А ведь могла бы и сообразить! Она столько раз выскальзывала вечером за дверь и оставляла меня с дедушкой. Она столько раз отсутствовала целыми днями или неделями, отделываясь редкими звонками. Навсегда она ушла тоже без малейшего предупреждения. Присела на край кровати, убрала мои волосы с лица и сказала, что уезжает с папой в Европу. Она пообещала, что мы обязательно увидимся. Я подумала, что мама вернется скоро – она постоянно уезжала и возвращалась. Увы, я поняла ее неправильно. «Обязательно увидимся» означало, что она не вернется никогда – по крайней мере не вернется в мою жизнь. Впредь мы виделись пару раз в году и то где-нибудь в кафе. Я ее потеряла.
Я упустила из виду вот что: матери было на меня плевать. И я поклялась себе, что больше никогда не допущу такой ошибки.
Не знаю, виновен Оуэн или нет. До чего же бесит, что он оставил меня разбираться в одиночку! Но я твердо знаю, что ему не все равно. Я знаю, что он меня любит. Более того, я знаю, что он любит Бейли.
Оуэн мог сбежать лишь ради нее. Так вот в чем дело! Он исчез, чтобы спасти дочь. Не знаю только, от чего или от кого. Все сводится к Бейли. Остальное – просто мои домыслы.
Сквозь окна гостиной струится мягкий желтый свет, отражающийся в водах гавани. Я рассеянно смотрю вдаль. Мне ни к чему включать телевизор или искать новости в Сети. Самое главное и так известно: Оуэна все еще нет.
Иду наверх, чтобы принять душ, и с удивлением вижу, что дверь в комнату Бейли открыта. Девочка сидит в кровати.
– Приветик! – говорю я.
– Привет, – отвечает она, подтягивая колени к груди.
Вид у Бейли испуганный, хотя она и пытается бодриться.
– Можно заглянуть к тебе на секунду?
– Конечно, заходи.
Я уверенно сажусь на край кровати, словно делаю это не в первый раз.
– Ты вообще спала?
– Не особо.
Сквозь простыни виднеются очертания сжатых пальцев ног. Я протягиваю руку, потом решаю ее не трогать. Складываю руки в замок и оглядываюсь. Прикроватный столик завален книгами про театр и пьесами. Сверху стоит синяя свинья-копилка, которую Оуэн выиграл на школьной ярмарке вскоре после переезда в Сосалито. Это свинка-девочка с розовыми щечками и бантиком на макушке.
– Я тут все думаю и думаю, – говорит Бейли. – Понимаешь, папа никогда ничего не усложняет. По крайней мере между нами. Так объясни, пожалуйста, что он имел в виду в своей записке.
– Ты о чем?
– «Ты знаешь самое главное и обо мне, и о себе…» Что это значит?
– Думаю, он имеет в виду, что очень сильно тебя любит, – предполагаю я. – И что он хороший человек, что бы о нем ни говорили.
– Нет, Ханна, не то! Я его знаю, он имел в виду что-то другое!
– Ладно… – Я делаю глубокий вдох. – Например?
Бейли мотает головой.
– И как мне поступить с деньгами, которые он мне оставил? – восклицает она. – Такую громадную кучу денег дают, когда не собираются возвращаться.
При мысли об этом я холодею.
– Твой папа обязательно вернется!
На лице Бейли сомнение.
– Откуда ты знаешь?
Я пытаюсь придумать что-нибудь утешительное. К счастью, ответ приходит сам собой.
– Потому что ты здесь.
– Тогда почему здесь нет его? – спрашивает Бейли. – Почему он смылся?
Такое чувство, что она и не ищет ответа. Любой мой ответ Бейли принимает в штыки. Несмотря на все доводы рассудка, я злюсь на Оуэна, который поставил меня в такое положение. Умом я понимаю, что у мужа есть веские причины находиться подальше отсюда – он пытается защитить Бейли. Но я сижу тут без него и схожу с ума! Разве не то же самое случилось с моей матерью? Мы обе слишком доверяли своему мужчине, ставили его превыше всего остального и считали это любовью… Что хорошего в любви, если заканчивается все вот так?
– Послушай, – говорю я, – сейчас тебе пора собираться в школу.
– Какая тут школа?! Ты серьезно?
Отчасти Бейли права, я несу чушь. Как я могу сказать то, что должна? Я звонила ее отцу десятки раз и не знаю, куда он пропал. И понятия не имею, когда он к нам вернется.
Бейли выбирается из постели и идет в ванную навстречу отвратительному дню. Нам обеим сегодня придется несладко. Я готова остановить ее и отправить обратно в постель, но разве так будет лучше? Пусть выберется из дома, сходит на занятия и забудет про отца хотя бы ненадолго!
«Защити ее».
– Я тебя отвезу. Не хочу, чтобы сегодня ты шла в школу одна.
– Мне без разницы.
Похоже, Бейли устала спорить. Хоть в этом повезло…
– Я уверена, папа скоро даст о себе знать и все прояснится.
– Ах, ты уверена? – вскидывается Бейли. – Какое облегчение!
Несмотря на ее сарказм, я вижу, насколько она устала, как ей одиноко. Эх, вот мой дедушка точно придумал бы, как утешить Бейли! Я чувствовала его любовь и знала, что могу ему доверять. После ухода матери я много месяцев порывалась написать ей письмо, плакала и злилась. Мне было страшно. Никогда не забуду того, что сделал дедушка. Он вошел в комнату прямо в комбинезоне и толстых рифленых перчатках, которые недавно купил для работы, причем специально выбрал лиловые, потому что я обожала этот цвет. Он снял перчатки, сел на пол рядом со мной и помог закончить письмо именно так, как мне хотелось. Подсказал, как пишутся сложные слова, подождал, пока я придумаю последнюю фразу. Затем он прочитал мне, что получилось, чтобы я услышала, как оно звучит, и сделал паузу, добравшись до предложения, где я спрашивала мать, как она могла меня бросить. «Может, это не единственный вопрос, который нам стоит задать, – заметил дедушка. – Может, нам стоит подумать о том, хотим ли мы, чтобы было иначе. А вдруг она сделала нам большое одолжение?..» Я посмотрела на него, начиная понимать, к чему он ведет. «В конце концов твоя мама отдала тебя мне…»
Ничего более великодушного и утешительного даже представить нельзя! Что бы дедушка сказал в утешение Бейли? Когда я пойму, как лучше это сделать?
– Послушай, Бейли, я очень стараюсь. Прости меня! Знаю, я постоянно говорю невпопад!
– Радует, что ты хотя бы это понимаешь, – заявляет она, закрываясь в ванной.
Помощь на подходе
Когда решилось, что я перееду в Сосалито, мы с Оуэном обсудили, как это сделать максимально безболезненным для Бейли. Я была убеждена, причем даже больше Оуэна, что нельзя вырывать Бейли из единственного дома, в котором она прожила сколько себя помнит. Я хотела, чтобы в ее жизни сохранялось постоянство. Плавучий дом с деревянными балками и огромными окнами с видом на гавань и пристань Айсаква – ее зона безопасности.
Теперь я задаюсь вопросом, не усугубило ли это ситуацию: в ее любимый дом переехала чужая женщина.
И все же я изо всех сил пыталась не нарушить баланс. Конечно, я оставила след в нашей с Оуэном спальне, но единственная комната, которую я изменила, даже комнатой не считается. Я обставила крыльцо, огибавшее всю переднюю часть дома. До меня оно было совершенно пустым, и я разместила на нем цветы в горшках и чайные столики в деревенском стиле. И еще я изготовила прекрасную скамью-качели из белого дуба, положила на сиденье полосатые подушки и поставила ее возле входной двери.
У нас с Оуэном появился субботне-воскресный ритуал: сидеть на скамье вдвоем и пить утренний кофе. Мы наверстываем упущенное за рабочую неделю, наблюдая, как над заливом Сан-Франциско встает солнце, и нежась в его теплых лучах. Во время этих бесед Оуэн куда бодрее, чем в будни, – груз забот не тяготит, новый день обещает лишь приятное расслабление.
Отчасти поэтому скамейка меня так радует – мне даже мимо нее пройти приятно. По той же причине я едва не подпрыгиваю, когда выхожу наружу вынести мусор и замечаю сидящего на ней незнакомца.
– День вывоза мусора? – интересуется он.
Я резко оборачиваюсь и вижу мужчину, развалившегося на скамье с хозяйским видом. На нем ветровка и надетая козырьком назад бейсболка, в руках – стаканчик кофе.
– Могу я вам помочь?
– Надеюсь. – Он жестом указывает на мои руки. – Хотя сначала лучше закончить с делом.
Опускаю взгляд и вижу в руках два увесистых мешка с мусором. Бросаю их в баки, оглядываюсь и внимательно смотрю на незнакомца. Он молод – лет тридцати с небольшим, внешность у него вполне располагающая: темные глаза, волевой подбородок, почти красавчик. Впрочем, улыбка его выдает: он прекрасно соображает, что к чему.
– Ханна, я полагаю? Приятно познакомиться.
– Кто вы такой, черт возьми?
– Я – Грейди.
Он берет зубами стаканчик и смотрит на меня, потом тянется к карману, достает какую-то штуку, похожую на значок копа, и протягивает мне.
– Грейди Бредфорд. Зовите меня просто Грейди или помощник шерифа Бредфорд, хотя для наших с вами целей это звучит слишком официально.
– И что у нас за цели?
– Дружеские, – говорит он и улыбается. – Дружеские цели.
Я изучаю значок. Серебристая звезда в кольце. Мне хочется провести пальцем по кольцу, потрогать звезду, словно это поможет определить, настоящий он или поддельный.
– Вы – офицер полиции?
– Вообще-то федеральный маршал.
– Что-то вы не похожи на маршала, – говорю я.
– И как же, по-вашему, должен выглядеть маршал?
– Как Томми Ли Джонс в фильме «Беглец», – отвечаю я.
Он смеется.
– Вы правы, я моложе многих своих коллег, но мой дедушка тоже был маршалом, поэтому начал я рано, – поясняет Грейди. – Уверяю вас, все вполне законно.
– И чем вы занимаетесь в этой Службе федеральных маршалов?
Он забирает у меня значок и встает. Скамейка начинает раскачиваться, освободившись от его веса.
– В основном ловлю людей, которые обманывают правительство США.
– Думаете, обманывает мой муж?
– Думаю, что обманывает «Технолавка». Я не считаю вашего мужа виновным, хотя мне и нужно с ним поговорить, чтобы надлежащим образом оценить его причастность. К сожалению, он пока от беседы уклоняется.