Опомнившись, я усадил гостя в кресло. Но все же я пребывал еще в некотором обалдении, поскольку попытался угостить муфтия виски. Только увидев вежливую, понимающую улыбку, сообразил, в чем дело, и заменил спиртное стаканом апельсинового сока. Тему для светской беседы подсказал очередной подземный толчок, от которого зазвенели бутылки и посуда на столах. Народ, как–то совершенно незаметно и естественно сгрудившийся вокруг нас с Зун–н–Нуном, принялся строить догадки: землетрясение? земляные работы? может быть, прокладывают новую линию метро?.. Кто–то догадался включить телевизор. Передавали новости, но про толчки ничего не говорили. Зато пошел сюжет с какого–то нью–йоркского кладбища. Нам показали опрокинутый памятник, разрытую пустую могилу. Диктор с негодованием говорил об эпидемии вандализма, поразившей город. Оказывается, почти на всех городских кладбищах можно обнаружить от одной до нескольких разоренных таким вот образом последних приютов. Новость произвела на всех нас неприятно впечатление, и «ящик» выключили.
К счастью, в это время из кухни вернулся Ниро Вулф и предложил всем гостям занять место за столом, заявив, что готов дать окончательное объяснение.
При этих словах инспектор Кремер, утешавший в углу убитого горем садовника Хорстмана, потрясенного разгромом своего хозяйства, повернул голову и снова стал привычным инспектором Кремером — тупицей и хамом.
— Давно пора, Вулф! — рявкнул он.
Вулф ухмыльнулся и опустился в свое огромное кресло, увенчав, таким образом, перекладину буквы «Т». К торцу основания буквы придвинули пустое красное кресло. Присутствующие, под руководством хозяина дома, разместились за длинным столом следующим образом: по левую сторону, если смотреть глазами Вулфа, сели Лили Роуэн, Зун–н–Нун, Аполлон с Геркулесом из оздоровительного центра, инспектор Кремер и сержант Перли Стеббинс. Справа: я, Теодор Хорстман, вакантное место для Фрица, Сол Пензер, Фред Даркин и Орри Кейтер. Этакая тайная вечеря. Я был рад, что Лили сидит напротив меня, и что ее отделили муфтием от сотрудников оздоровительного центра.
Вулф внушительно прокашлялся и для начала представил всех гостей друг другу и ввел в курс дела Зун–н–Нуна и сотрудников центра, вкратце поведав о примечательных событиях сегодняшнего утра. Он заверил, что роль новых гостей во всем этом выяснится попозже.
Сделав паузу, чтобы отхлебнуть добрый глоток пива из кружки, Вулф продолжил:
— Итак, леди, — взгляд на Лили, — и джентльмены, — он обвел глазами остальных присутствующих. — Чем характеризуется совершенное в нашем доме преступление? Во–первых, тем, что при его свершении оказались нарушенными фундаментальные законы пространства–времени. Выстрел произведен с расстояния, не вписывающегося в габариты скромной кладовки, — это противоречит тому, что нам известно о свойствах пространства. Убитым оказался человек, умерший четверть века тому назад, но оживший, — это противоречит основному свойству времени — необратимости. А во–вторых, это классическое преступление в закрытой комнате, в силу чего ход моих мыслей поначалу направился в привычное, классическое русло — я ломал голову над вопросом «как это сделано?» Между тем, самое главное качество детектива — это умение задавать правильные вопросы. Мне пришлось сделать известное усилие, чтобы отказаться от классической постановки задачи и отбросить вопрос «как это сделано?» как неразрешимый. Совершенно не важно, как это сделано, главные вопросы: «зачем и почему это сделано?» и «почему именно в моем доме?» Из решения этих вопросов автоматически вытекает ответ на вопрос, «кто это сделал?».
— И вы знаете ответ? — скептически бросил Кремер.
— Знаю.
— И кто же этот суперпреступник, способный нарушать фундаментальные свойства пространства–времени? Бог? Пришелец из летающей тарелки?
— Нет, это человек. Не называя пока что имени, могу даже сообщить кое–какие данные из его биографии. Родился в 1886 году в Нобсвилле, штат Индиана. Уже в детстве проявил выдающиеся способности. К четырем годам дважды прочитал Библию. В девятилетнем возрасте совершил турне по Штатам, демонстрируя необыкновенное знание Священного писания. В тринадцать лет стал чемпионом курсов по правописанию. Служил во флоте, в частности на яхте президента Теодора Рузвельта. Далее жил в шести штатах, сменил около тридцати профессий, занимался, например, журналистикой, десять лет отдал гостиничному бизнесу… И только после сорока в нем прорезались наклонности, о которых до поры до времени не подозревали ни окружающие, ни он сам…
Вулф на секунду умолк, вперив в пустоту мрачный взгляд, потом спохватился.
— Я даже больше могу сказать — я могу назвать год и день его смерти. Он умрет в 1975, нынешнем году. Сегодня.
— Постойте, Ниро! — воскликнул Сол Пензер. — Но вы же говорили, что он должен придти сюда, что мы его увидим.
— Он придет.
— Придет… и умрет! Так это что — вы его?.. Того…
— О нет! — живо воскликнул Вулф. — Не я, к сожалению. Я над ним власти не имею. А придет он обязательно — в силу самой природы совершенного им преступления. Это не тривиальное частное преступление, совершенное из корысти, по глупости или в состоянии аффекта. Нет. Это преступление всеобщее, глобальное и фундаментальное, нечто вроде первородного греха. Оно затрагивает судьбы всего нашего мира. Преступление–символ. И совершено оно с единственной целью — предуведомить нас о скором приходе его автора. Такая вот визитная карточка.
— Ничего себе предуведомленьице! — воскликнул Фред Даркин.
— Да, он большой шутник, — согласился Вулф. — В свое время он написал научный труд, в котором на основе анализа текстов Конана Дойла доказывал, что доктор Ватсон на самом деле был женщиной — тайной любовницей Шерлока Холмса… Но, с вашего позволения, я проложу рассказ о ходе своего мысленного расследования. Ответ на вопрос, почему преступление было совершено именно в нашем доме, возник у меня, когда я разговаривал по телефону с адвокатом из конторы Паркера, с этим, как его… не важно… Он у нас никогда не был и спросил адрес…
Вулф сделал паузу и обвел взглядом гостей.
— Кто может назвать адрес моего дома? — спросил он неожиданно.
Мы удивленно переглянулись.
— Тридцать пятая западная улица, дом 68, — недоуменно произнес я.
— Да нет же, — встрял инспектор Кремер, — дом 98.
— А я, — вмешался Сол Пензер, — когда беру такси, всегда говорю водителю — дом 918, и он привозит меня именно сюда, а не куда–нибудь в другое место.
Инспектор Кремер уже готов был броситься в бой, доказывая свою правоту, но Ниро его опередил.
— Не спорьте, джентльмены, сегодня я улучил минутку и вышел наружу посмотреть. На моем доме вообще нет номера.
— Что за чушь вы несете, Вулф! — злобно бросил Кремер. — Такого быть не может. Дом без номера — все равно, что человек без имени.
— Да? — вкрадчиво–ласково переспросил Вулф. — В таком случае, инспектор Кремер, не будете ли вы так любезны, назвать нам свое имя? Ведь оно у вас есть. Или ваши родители, сразу же после вашего появления на свет, так вас и прозвали — инспектор Кремер?
Я вдруг, сообразил, что, действительно, к инспектору все обращались только так и никак иначе, я никогда не слышал его имени.
Все глаза устремились к Кремеру. А тот… Я никогда не видел инспектора таким — как будто из него воздух выпустили. Рот раскрыт, пустой бессмысленный взгляд в никуда. Это был нокаут — инспектор Кремер не знал, как его зовут!
— Итак, господа, — бодро продолжил Вулф, — положение нашего дома не определено в пространстве. Идем дальше. Арчи, — обратился он ко мне, — в каком году мы познакомились?
— В 34–м, шеф.
— Стало быть, мы работаем вместе уже более сорока лет. И все эти годы, Арчи, ты остаешься все тем же тридцатилетним повесой и сердцеедом, Теодор — все тем же шестидесятилетним джентльменом, инспектор Кремер — все тем же краснолицым хамом моего возраста, все в той же фетровой шляпе, которой за сорок лет давно положено истлеть в прах, а я… Я тоже все эти годы остаюсь тем, кто я есть. Мир чудовищно изменился. Прошла мировая война, прогремели ядерные взрывы, люди слетали на Луну, появились компьютеры и цветные телевизоры, джаз сменился роком, произошла сексуальная революция, битников сменили хиппи, а тех вытеснили панки… И только наш дом остается вне времени, в нем ничего не меняется и связанные с ним люди не стареют…
Вулф на секунду замолчал, а потом проговорил яростно, почти выкрикнул:
— Так скажите мне — где еще может совершиться преступление с нарушением свойств пространства, как не в доме, чье положение в пространстве не определено?! Где еще может появиться оживший покойник, как не в доме, находящемся вне времени?!
— Я вспомнил! — заорал я.
Все вздрогнули и обернулись ко мне.
— Я вспомнил имя той девушки в толпе — Дими Лауэр.
Видя недоумение во взгляде Вулфа, я торопливо пояснил:
— Там вокруг дома толпа собралась. И на некоторых почему–то смотреть страшно, хотя на вид ничего особенного — люди как люди. Так вот, ближе всех стояла эта самая Дими Лауэр. Помните, в 50–м году мы с вами ездили в Уэстчестер, нанимать садовника, чтобы тот на время заменил Тео? А в его оранжерее мы обнаружили труп молодой девушки. Так вот, это и была Дими. А теперь она стоит в скопище около дома.
— Это точно, сэр, — встрял сержант Стеббинс, — я сам в толпе нескольких жмуров приметил. Не нравится мне все это, сэр, нет, не нравится!..
— А по телевизору только что показывали вскрытые могилы на кладбищах, — добавила Лили.
— Обращение хода времени, — задумчиво произнес Вулф. — Да… но я закончу с вашего позволения. Я надеюсь, если не все, то большинство присутствующих знакомо с понятием параллельных миров, если не по научной или научно–популярной литературе, то по научно–фантастической. Идея существования таких миров в последнее время находит все большую поддержку в физике. Такие миры, никак не пересекаясь друг с другом, могут в точности походить друг на друга, не иметь между собой ничего общего или же различаться какими–то частностями. Но считалось, что такие миры в общем–то равноправны по отношению друг к другу. Я же считаю, что среди параллельных миров есть доминантные, и человек из такого мира может в подчиненном мире совершать действия, противоречащие фундаментальным законам этого подчиненного мира. Представим себе параллельный мир доминантный по отношению к нашему. Там есть все то же, что и у нас — Млечный путь, Солнечная система, Земля и шесть ее континентов, Америка, Нью–Йорк и Манхэттен… все, все, но только больше, богаче. И вот человек из того мира задумал переход в наш, поскольку в том м