4
В воздухе висела голубая дымка. Свет был погашен, и когда Вайолет смотрела на публику, десятки огоньков зажженных сигарет казались ей танцующими во мраке светлячками. Она ждала своего часа, пока на сцене ведущий выдавал последнюю порцию грязных шуток, ни капли не смешных, на ее взгляд. Вряд ли работу в мужских клубах можно было считать респектабельной, но платили в них неплохо, и публика была благодарной, так что к концу вечера банка для чаевых обычно заметно тяжелела. Тара стояла рядом, сосредоточившись на пакете картошки с соусом карри.
– Ради всего святого, – сказала Вайолет, обмахиваясь рукой, – я выйду на сцену пахнущей, как индийская забегаловка.
Тара засмеялась.
– Удачи, мама, по-моему, тебе пора.
Ведущий закричал в микрофон:
– А теперь по многочисленным просьбам на сцену выходит ваша и моя любимая, роскошная, восхитительная мисс Вайолет Скай.
Растягивая ее имя так, словно представлял боксера на ринге, он театральным жестом пригласил ее выйти из-за кулис. С благодарным кивком Вайолет заскользила по сцене, шлейфом платья подметая всю пыль.
– Спасибо, Дин.
Он поцеловал ее в щеку и приобнял, чтобы фирменным жестом стиснуть левую ягодицу.
– Вперед, дорогая, они все твои.
Толпа разгоряченных нетрезвых мужчин в едином порыве поднялась на ноги, приветствуя ее криками и аплодисментами. У некоторых чуть слюна не капала. Она ждала, пока утихнет шум, нацепив самую лучезарную улыбку, так что чуть щеки не заболели. Денег едва хватало на жизнь, но все же это был еще не самый худший способ зарабатывать. Боа послушно соскользнуло на пол, и она кивнула звуковику.
Сорок пять минут спустя зрители, снова вскочив на ноги, провожали Вайолет бурными овациями и оглушительным свистом. Подобрав боа, женщина направилась в комнатушку, именуемую ее гримеркой, которая напоминала скорее потрепанную кладовку. Свисающая с потолка лампочка освещала зеркало и деревянный стол, забравшись на который, Тара грызла леденцы со вкусом колы.
– У тебя так скоро зубов не останется, юная леди, – возмутилась Вайолет, но дочь проигнорировала ее замечание.
– Как все прошло? – спросила она.
– Думаю, нормально. Я просто изображаю улыбку и терплю все это. Приятного мало, зато волки сыты. То есть в нашем случае мистер Симпсон.
Тара соскользнула со стола и передала ей записку.
– Что это? – нахмурилась мать.
– Номер телефона одного парня, который хочет, чтоб ты ему позвонила. Насчет концерта в «Аметист Лаундж».
Вайолет схватила дочь за руку, чтобы изучить записку.
– Не надо так шутить со мной. Или ты серьезно?
– Да, мам, вполне. Ты что думаешь, я тут сижу и сочиняю небылицы?
– «Аметист Лаундж»? Как это?
– А я откуда знаю? Позвони ему и спроси.
– Еще бы, позвоню, – ответила женщина, прижав записку к груди и подняв глаза к потолку, где паутина провисала под грузом пыли. – «Аметист Лаундж», Тара. У них панорамные окна, плюшевый ковер и все кругом малиновое и золотое. Никакого липкого линолеума. И зрители, наверно, ничем не бросаются. А уж платят там наверняка больше, чем в этом захудалом кабаке.
– Тогда иди и позвони ему, – поторопила Тара. – В холле есть таксофон.
– Найдется два пенса, детка? – просила мать, похлопывая по своему плечу.
Когда они возвращались к себе, было уже глубоко за полночь. Рука об руку, мать и дочь со смехом шагали по слабо освещенной улице. От мороза немела кожа.
– Теперь у нас точно все будет отлично, Тара, я уверена. Я ждала этого шанса всю жизнь. Выступление в «Аметист Лаундж». Это же решение всех наших проблем.
– Спокойнее, мам. Все же это не «Лондон Палладиум»[7].
– Кто знает, чем это закончится? – ответила Вайолет. – Там выступали Брюс Форсайт, Джин Питни, Дасти Спрингфилд. Надо мыслить масштабно, детка. Хватит с меня работы в мужских клубах и танцев на церковных чаепитиях. Пора мне засиять по-настоящему.
Обхватив фонарный столб и запрокинув голову, она запела во весь голос.
– Тише, мам, ты же всех перебудишь.
– Они еще спасибо мне должны сказать за возможность бесплатно послушать концерт талантливейшей мисс Вайолет Скай. Потом еще будут внукам об этом рассказывать.
Внезапно Тара остановилась и уставилась куда-то в темноту.
– Мам.
– Что, милая?
– Что это там такое? Прямо перед нашим домом?
Женщина прищурилась в темноте.
– Похоже, кто-то упал и лежит. Наверно, какой-то бродяга перепил и отключился, – она взяла Тару под руку. – Давай посмотрим, можем ли мы чем-то помочь.
Они осторожно приблизились к темной куче на тротуаре, и мать опасливо ткнула в нее носком ботинка.
– Ой, это не человек, а просто мешок с каким-то тряпьем.
Вайолет осторожно ослабила тряпку, которой он был перевязан, боязливо просунула руку внутрь и извлекла на свет тонкую рубашку, зажав ее краешек между двумя пальцами.
Тара опустилась на колени рядом с матерью.
– Это же моя лучшая блузка.
Женщина нахмурилась и, когда к ней пришло полное осознание произошедшего, быстро переворошила вещи в мешке.
– Ублюдок, – прошептала она и, выпрямившись, погрозила кулаком в сторону окон. – Тебе это с рук не сойдет, Колин, – стараясь успокоиться, она глубоко вдыхала ледяной воздух, от которого болели легкие. – Слышишь меня, ты, гадкая пародия на человека? Как ты можешь спать, зная, что выкинул на улицу мать с дочерью?
Она закинула мешок на плечо.
– Тебе же хуже, Колин, – прокричала Вайолет, изо всех сил напрягая голосовые связки. – Я отправляюсь туда, где ты и мечтать не можешь оказаться. Так что оставь себе свою отвратительную лачугу. Надеюсь, ты сгниешь в аду.
Услышав, что Колин распахнул окно, она схватила дочь за запястье.
– Эй, Вайолет, – прокричал он, – ты кое-что тут забыла.
Он высунулся из окна и прежде, чем они успели что-то понять, вылил на голову бывшей квартиросъемщице целое ведро холодной воды. Шокированная женщина могла лишь бесшумно открывать и закрывать рот. Чтобы излить на него весь гнев, нужно было, чтобы к ней сначала вернулся голос.
5
2018
Несмотря на то что мы развелись два года назад, я по привычке сразу позвонила Ральфу. Он часто работал по утрам из дома, чтобы позволить своей мадам сходить на маникюр или похихикать с подружками за чашкой обезжиренного латте. Он поднял трубку на втором гудке.
– Ральф Ричардс слушает.
– Ральф, это я.
Последовала недолгая пауза.
– Доброе утро, Тара. Чем могу быть полезен?
Я напряглась, услышав этот деловой тон. Мы ведь были женаты двадцать три года, у нас общий ребенок.
– Я получила очень странное письмо… от адвоката.
– Меня это не касается, – ответил бывший муж. В эту секунду где-то рядом с ним раздался истошный вопль, и мне пришлось отвести трубку подальше от уха. Видимо, у одной из близняшек началась истерика.
– Ты заткнешься, в конце концов? Я тут по телефону разговариваю.
Ральф пытался прикрыть трубку, но я отчетливо это слышала и была шокирована.
– Ральф, я знаю, они могут вести себя, как маленькие монстры, но нельзя же так на них кричать.
– А, нет, близнецы в детском саду. Это Сюзи, – ответил он немного растерянно. – Что ты там говорила про письмо?
Этот хаос в его новой семье немного сбил меня с толку, но я старалась не злорадствовать.
– Утром пришло заказное письмо. Я думала, оно от… – Мне пришлось прерваться, чтобы он не догадался.
Может, мы и разошлись, предварительно уладив финансовые вопросы, но мы все еще были официально женаты. Мысль о том, что скоро на меня повесят ярлык «разведенка», совсем не радовала.
– Оно от адвокатской канторы Ирвина Фортиса, из Лондона.
– Впервые слышу.
– Они хотят, чтобы я приехала, захватив с собой паспорт и много разных документов. Сказали, что действуют по особой инструкции и не могут вдаваться в подробности.
Я слышала, как он поскреб ногтями по щетине на подбородке.
– Как-то загадочно. Ты поедешь?
– Не думаю, что у меня есть выбор.
– А от меня ты чего хочешь?
Это был простой вопрос, но ответа у меня не было.
– Ничего, Ральф. Просто хотела с кем-нибудь поделиться.
Пришлось целый день набираться храбрости, чтобы позвонить этому Ирвину Фортису. В телефонном разговоре ничего выяснить не удалось, но мне хотя бы назначили встречу на следующей неделе. Забронировав билет на поезд от Пикадилли до Юстона, я прыгнула в машину и поехала в хоспис по знакомому маршруту.
Парковка оказалась на удивление пустой. Желудок сжимался от знакомого чувства трепета. Хоспис святого Иуды – это удивительное место, где работают настоящие ангелы. Множество людей, включая и меня, были безмерно благодарны им за труд. Но почему именно святой Иуда? Он же покровитель отчаявшихся. Понятно, что это хоспис, но все же хотелось чего-то более оптимистичного.
Окно бабушкиной палаты выходило в сад, и кровать была размещена так, чтобы пациент мог в полной мере наслаждаться видом. Она спала с приоткрытым ртом, в уголках которого запеклась слюна, и казалась такой безмятежной и умиротворенной, что мне не хотелось ее будить. В последнее время сон был единственной передышкой, когда она не чувствовала боли. Все началось с кашля, на который бабушка долго не обращала внимания. С ее привычкой выкуривать по три пачки в день, она почти его не замечала. И продолжала молчать, даже когда начала кашлять кровью. Я узнала обо всем, когда боль в груди мучила ее уже год. Повела ее к врачам, но было уже поздно. Опухоль разрослась настолько, что они могли предложить лишь паллиативную помощь[8]. Для девяносто одного года бабушка держалась неплохо, но болезнь уже зашла слишком далеко, и она оказалась на пороге смерти. Мне не привыкать к потерям, но мысль о том, что ее скоро не станет, меня просто убивала. После Дилана, она была самым дорогим мне человеком на всем белом свете. Я взяла ее за руку. Под прозрачной сероватой кожей выступали бугристые синие вены.