Водитель в нетерпении сигналит мне.
— Мне пора идти, — я жестом указываю на машину. — Спасибо, Николь.
— Я вам ничего не говорила.
— О чем это вы? — Я ухмыляюсь ей. — Наслаждайтесь вечеринкой.
— Спасибо, Харпер. Удачи.
Застучав каблуками по дорожке, она возвращается в здание. Я извиняюсь перед водителем за ожидание и пытаюсь откопать в своем огромном шопере телефон. Я вбиваю «Одри Эббот» в Гугл, чтобы найти ее агента. Когда всплывает имя, я ухмыляюсь. Шамари.
Ее телефон сразу переключается на автоответчик, и я понимаю, что она, наверное, спит, ведь уже почти два часа ночи. Упс. Вечеринка превзошла мои ожидания. По почте это обсуждать ни в коем случае нельзя, так что я решаю первым делом завтра поговорить с ней.
Перед тем как бросить телефон обратно в бездну своей сумки, я читаю сообщения от Лиама в Вотсапе. Несколько часов назад он писал, что останется у меня, если я не против, потому что у его соседа свидание и он не хочет мешаться, и вообще он надеется, что вечеринка проходит хорошо, и, если есть такая возможность, он бы хотел присоединиться ко мне и приедет, как только я отвечу.
Я на мгновение чувствую сожаление, что дала ему ключи от квартиры, но следом меня накрывает волной вины. Мы встречаемся уже три месяца, и, кажется, теперь он официально «мой парень». Он мне правда нравится — амбициозный, энергичный и увлеченный своей карьерой, а меня это очень заводит. Не говоря уже о том, что он привлекателен — типаж этакого горячего, неряшливого музыканта.
И вообще, очень мило с его стороны оставить квартиру в распоряжение соседу и его девушке. Но я не уверена, что была готова к тому, что сам он так скоро обустроится в моей квартире — особенно учитывая, что меня там нет. Кажется, я так долго жила одна, что привыкла к этому.
И все же я рада, что не увидела его сообщений о вечеринке. Будь он там, Николь вряд ли бы подошла ко мне.
Одри Эббот. Я фанатела от нее в подростковом возрасте. Элегантная и роскошная во всем, что бы ни делала… Британская актриса с классическим образованием и аурой роскошности, она была мастерицей сдержанности и могла заставить вас почувствовать то же, что и ее персонаж, едва используя мимику.
Ее карьера началась с театра, затем она перешла к фильмам. Одри приобрела известность, когда ей было около тридцати, и в последующие годы несколько раз сыграла в голливудских хитах — ей доставались и главные, и второстепенные роли. Она выиграла «Оскар» за лучшую женскую роль второго плана; фильм оказался таким нудным, что я даже не поняла концовку, но Одри в нем была настолько потрясающей и настоящей — суровая, выкуривающая сигарету за сигаретой жена хозяина ранчо, с которой жестоко обошлась судьба, — что я высидела два часа, наблюдая за сердитыми мужиками и их разговорами о скоте.
Когда произошел Инцидент, я была подростком. Мне стало очень обидно за Одри, и я злилась из-за жестоких заголовков в прессе. Впоследствии она исчезла с радаров и перестала сниматься в фильмах, хотя ей было всего около сорока. Она стала чем-то вроде шутки… Инцидент всплывал снова и снова, и комики, да и вся поп-культура, с насмешкой ссылались на нее. Несколько лет назад ей посвятили строчку в хитовой песне, а ведущий подкаста назвал ее «публичный срыв» культовым.
Добравшись до квартиры, я четко понимаю, что я — единственный человек, который должен написать о возвращении Одри.
Я осторожно проворачиваю ключ в замке, на цыпочках вхожу и тихо закрываю дверь. Из спальни раздается громкий храп. Я оставляю сумку на кухонном столе и прокрадываюсь в ванную. После тщетной попытки смыть макияж я чищу зубы и, сняв зеленое платье-рубашку длиной до колена, бросаю его на пол. На пути к своей половине кровати я спотыкаюсь об одну кроссовку и следом о вторую. Я смутно помню, что бросила куда-то на одеяло безразмерную серую футболку, в которой спала прошлой ночью, и с триумфом нащупываю ее скомканной в ногах постели.
Мне бы хотелось быть той девушкой, которая спит в шелковом белье или фешенебельной облегающей пижаме, но в футболке на пару размеров больше есть что-то уютное. Мы с Лиамом уже точно прошли тот этап, где мне нужно притворяться, что я сплю голой, — а именно такое впечатление мне хотелось производить в самом начале.
Я залезаю в постель, но вспоминаю о телефоне, поэтому снова выбираюсь из спальни, чтобы отыскать его в необъятных глубинах своей сумки.
Внутри которой весьма разнообразное содержимое: наполовину исписанные записные книжки, диктофон, помады без колпачков и карандаши для глаз, упаковки салфеток, бесчисленные ручки, забытые визитки, пробники духов, скомканные чеки, пачки жвачки, заброшенный крем для рук, несколько футляров для солнцезащитных очков (неясно, лежат ли в них очки), расческа и психологический триллер, который я сейчас читаю. Мне сложно найти время на чтение для удовольствия, но, когда оно все-таки находится, я предпочитаю захватывающие истории с неожиданными сюжетными поворотами и саспенсом. У меня нет времени на длинные описания мрачных пейзажей. Я хочу знать, кто кого убил и почему.
Я завожу будильники на 5:55, 5:57, 6:00, 6:03 и 6:05, осторожно кладу телефон на прикроватную тумбочку и забираюсь под одеяло. Закрываю глаза. Лиам громко храпит.
Я поворачиваю голову, чтобы посмотреть на него сквозь темноту.
Зная, что спать мне осталось всего три часа, я мысленно приказываю ему заткнуться. Грубо игнорируя меня (в связи с бессознательным состоянием), он продолжает свою носовую симфонию, пока я не бью его по руке.
— Лиам, — шепчу я, — ты храпишь.
Толком не проснувшись, он что-то бормочет и переворачивается, затихая.
Довольная, я тоже отворачиваюсь.
Когда Лиам опять начинает храпеть, я стону и натягиваю одеяло на голову, принимая свою судьбу. Сама виновата. Я знала, что Лиам храпит, и даже собиралась купить беруши, но постоянно забывала об этом. Еще я жалею, что дала ему ключи. Хотя, учитывая прошлую неделю, выбора у меня не было.
Лиам остался у меня в пятницу, и на следующее утро мы вышли за кофе, чтобы потом вернуться и приготовить поздний завтрак. Мы ждали напитки, и тут мне пришло сообщение от агента, что одна из ее супермоделей собирается объявить в Инстаграме[4] о завершении своей карьеры в двадцать восемь лет — вообще-то, она планирует купить фруктовую ферму в Девоне — и не хочу ли я эксклюзив? И если да, то смогу ли приехать прямо сейчас?
Я виновато бросила Лиама в кафе и убежала со своим флэт уайтом. Телефон я не проверяла до самого конца интервью. Оказалось, что Лиам оставил в моей квартире куртку, где лежали ключи от дома и бумажник, и все это время просидел в кафе. Чувствуя себя ужасно, я попыталась дозвониться до него, пока мой телефон не умер.
В понедельник я дала Лиаму ключи.
Не знаю, сколько в итоге я поспала, но, когда срабатывает первый будильник, я чувствую, будто закрыла глаза секунд на тридцать.
Лиам ворчит.
Я шепотом извиняюсь, но он уже снова уснул. Я пытаюсь задремать, но, когда звонит третий будильник, наконец заставляю себя выбраться из постели и иду в ванную, отбрасывая в сторону помятое вчерашнее платье.
После душа я приступаю к своей ежедневной утренней рутине, а именно перебиранию бардака в гардеробе, что гораздо сложнее делать в темноте.
— Который час? — бормочет в подушку Лиам.
Я не отвечаю, потому что занята: пытаюсь справиться с разочарованием от того, что в шкафу волшебным образом, без моего участия, не появилась новая одежда. Наконец я замечаю соскользнувшую с вешалки юбку и радостно вспоминаю, что купила ее прошлым летом, — розово-фиолетовая юбка макси с цветочным рисунком, и она отлично сочетается с черной блузкой, которая у меня тоже где-то есть.
К счастью, я нахожу блузку и заправляю ее в юбку, после чего обуваю белые парусиновые кроссовки — при моей работе удобная обувь просто необходима. Взглянув на свой наряд в зеркало, я одобрительно киваю отражению.
Не то чтобы я уделяла много времени подбору одежды, но я горжусь тем, как выгляжу. Как-то раз фэшн-журналист сказал, что у меня «игривый лондонский стрит стайл». Не совсем уверена, что это значит, но мне очень польстило. Я всегда ношу солнцезащитные очки — их у меня несколько пар, отчасти потому, что они часто теряются, отчасти потому, что с их помощью можно разбавить образ, особенно не напрягаясь.
На приличный макияж времени нет, поэтому я обхожусь тональной основой и капелькой консилера, добавляю тушь, чтобы подчеркнуть светло-карие глаза и скрыть усталость, затем наношу бронзер и матовую ягодную помаду, которую мне посоветовала Эми, редактор рубрики о красоте в нашем журнале. Раньше я всегда пользовалась нюдовыми помадами или не красила губы вообще, предпочитая делать акцент на глаза — спасибо моим нелепо большим передним зубам, — но благодаря поддержке Эми стала смелее. По ее словам, зубы — часть моего образа «соседской девчонки», и я должна этим гордиться.
Я зачесываю свои густые волнистые волосы каштанового цвета назад и завязываю хвостик. Невозможно брать интервью, делать пометки или что-то писать, если волосы лезут в лицо. В начале своей журналистской карьеры я иногда делала укладки перед важными интервью, но неизбежно расстраивалась, что волосы приходилось заправлять за уши, и зачесывала их назад через пять минут после начала. Теперь же я первым делом убираю волосы.
Я быстро возвращаюсь в спальню, подхожу к Лиаму и чмокаю его в щеку. У него обворожительная копна темных вьющихся волос и длинные темные ресницы. Он выглядит расслабленно и сексуально и чем-то напоминает инди-рок-звезду, только при этом он моется. Когда я касаюсь губами его щетины, он шевелится, но не открывает глаз.
— Прости, я сегодня рано, — шепчу я, пока он сильнее заворачивается в одеяло. — Угощайся кофе и чем захочешь.
— Хорошего дня, — бормочет он со все еще закрытыми глазами.
Уже на полпути вниз я вспоминаю, что оставила телефон заряжаться на тумбочке. Я бегу обратно, пытаясь нащупать ключи — точно нужно класть их в отдельный внутренний кармашек.