Я осматриваю себя, чтобы проверить, как выгляжу, и понимаю, что за время суматошного пути юбка уже перекосилась: пуговицы, которые должны проходить по центру, оказались у левого бедра. Я быстро поправляю юбку и проверяю, нет ли на изрядно помятой белой рубашке пятен пота.
— Я могу вам чем-нибудь помочь? — спрашивает девушка за стойкой и откладывает телефон.
Я вскидываю голову и приклеиваю к лицу улыбку.
— Меня зовут Харпер Дженкинс, я стажер. Сегодня мой первый день.
— Какой отдел? — спрашивает она устало и начинает что-то печатать в своем компьютере.
— Редакция газеты «Дэйли Буллетен».
Девушка продолжает стучать по клавишам, после чего жмет «Ввод»; принтер рядом с ней оживает и выдает квадратик бумаги, который она поднимает наманикюренными пальцами и цепляет к ланьярду.
— Это ваш пропуск на сегодня, — говорит она, протягивая его мне через стойку. — Днем вам нужно будет спуститься на первый этаж и сделать фотографию для постоянного пропуска. Он будет действовать два месяца. Пока что присаживайтесь рядом со вторым стажером, к вам скоро кто-нибудь подойдет.
— Супер! Спасибо большое!
Она кивает мне с отсутствующим видом, сосредоточившись на экране своего компьютера. Я тянусь за компактной расческой, скрытой где-то в глубинах моей сумки, потому что знаю, что от жары в метро и беготни до офиса волосы слегка распушились, и я бы хотела привести их в порядок до встречи со своим будущим (я надеюсь) работодателем.
В зоне ожидания пустуют все места, кроме одного. Полагаю, это и есть второй стажер. На нем костюм и галстук, и видно, что он нервничает: сидит прямо по струнке и с надеждой в глазах поглядывает на лифт каждый раз, когда тот пикает и двери открываются.
Я подхожу к нему, безуспешно пытаясь продрать расческой птичье гнездо на своей голове. Он поднимает глаза, и наши взгляды встречаются.
Мне сразу становятся понятны две вещи.
1. У него самые красивые голубые глаза, которые мне доводилось видеть.
2. Я однозначно сбиваю его с толку.
Он хмурит брови от замешательства и щурит глаза, когда я подлетаю, и я вдруг чувствую в его пристальном и беззастенчивом взгляде одновременно беспокойство и возмущение. У него выраженная линия челюсти, уложенные светлые волосы и пронизывающие глаза. Он очень красив, но в нем есть какая-то холодность.
Когда я подхожу ближе, он напрягается.
Решив выдать ему кредит доверия, я тепло улыбаюсь и сажусь на стул рядом.
— Привет, — говорю я бодро. — Меня зовут Харпер. Я тоже стажер. Здорово, что… эм-м… ой… подожди…
Я отвлекаюсь, пытаясь достать расческу, кажется, запутавшуюся в узле, который я пыталась распутать. У меня ничего не получается, и я решаю пошутить: опускаю руки, а расческа остается болтаться в волосах.
— Думаешь, они заметят? — выдаю я.
Он растерянно глядит на меня, и морщины на его лбу углубляются.
Он не отвечает, а я пожимаю плечами и начинаю выдирать расческу из волос.
— Будет мне уроком, — говорю я ему. — Я стояла в метро в самом конце вагона, и окно было открыто. Самое то, чтобы освежиться, если едете, как сельди в бочке, но для волос — ужасно, да?
Он медлит и наконец тихо говорит:
— Ага.
— Так как тебя зовут?
— Райан.
— Я не знала, что нас будет двое.
— Прости?
— Что в «Дэйли Буллетен» два стажера.
Его глаза расширяются от ужаса.
— Ты тоже будешь стажироваться в «Дэйли Буллетен»?
— Именно. Два месяца. А ты?
— И я.
— Значит, будем работать вместе!
Райан отворачивается от меня и, смотря прямо перед собой, бормочет: «Может, хотя бы в разных отделах».
Улыбка спадает с моего лица, и я поражаюсь его открытой грубости. Отлично. Райан — полный мудак, и ему же лучше, если мы будем работать в разных отделах.
После пятнадцати минут молчания к нам подходит женщина лет двадцати пяти, с ног до головы одетая в черное. Она целую минуту печатает что-то в своем телефоне и только после этого отрывает глаза от экрана с таким вздохом, будто мы ей мешаем.
— Райан и Харпер?
— Да, здравствуйте! — говорю я и вскакиваю на ноги. Райан встает молча.
Женщина разглядывает Райана, но потом решает, что ему глазки строить не стоит, и откашливается.
— Меня зовут Селия, — представляется она. — Я помощница редактора, буду вводить вас в курс дела. Вы получили временные пропуски?
Все еще не произнося ни слова, Райан показывает на свой пропуск на шее.
— Я тоже, — говорю я. — Он у меня прямо… эм-м…
Я понимаю, что на шее пропуска нет, поэтому смотрю в сумке, но там его тоже не оказывается. Он не лежит ни на стульях в зоне ожидания, ни на полу. Я практически слышу, как Райан закатывает глаза, пока я судорожно осматриваюсь по сторонам.
— Извините, Харпер Дженкинс?
Я поворачиваюсь и вижу, как администратор постукивает по стойке. Видимо, я даже не забрала его.
Я подбегаю и хватаю пропуск с извиняющейся улыбкой.
— Упс! Большое спасибо!
— Отлично, — сухо говорит Селия, — пойдемте.
Краснея, я иду за ними к лифту, внутри у меня все трепещет. Я делаю глубокий вдох и напоминаю себе, что это — мой шанс поработать с настоящими журналистами и что, если я буду трудиться упорно, возможно, к концу лета я получу место. Я этого ужасно хочу.
Двери лифта пикают и открываются, и я проскальзываю внутрь за отстраненным и напряженным Райаном.
Я действительно надеюсь, что он прав и нам не придется работать вместе.
Если повезет, нас с ним ничего не будет связывать.
Глава третья
Когда мы с Мими возвращаемся на свои места, я неохотно начинаю проверять письма и отвечать на запросы разных пиар-компаний: соглашаюсь прийти на показ предстоящего ромкома, отклоняю приглашение сходить на мультфильм про осьминога, который играет на виолончели, и пробегаюсь по пресс-релизу о футболисте, запускающем линейку разноцветных детских бутс.
Я слышу, как из «Переговорной номер три» выходят журналисты, поднимаю взгляд и вижу, что Райан идет последним. Я быстро прячу голову за экраном.
Формально мы работаем в разных изданиях, но с тех пор, как больше года назад он появился в «Корреспонденс», избегать его в опенспейс-офисе было нелегко. Когда Космо перешел в «Нарратив», сотрудника из его команды повысили до шеф-редактора и Райана наняли на освободившуюся позицию репортера.
Когда я впервые увидела его здесь в прошлом году и с ужасом осознала, что он больше не работает в бизнес-журнале, про который я слышала до этого, я очень ясно дала понять, что нам лучше притвориться, будто мы никогда не встречались. В первую его рабочую неделю мы случайно пересеклись взглядами, когда я проходила мимо его стола, — он заметно выпрямился и уже собирался что-то сказать, но я быстро отвернулась, как будто не узнала его.
Один только вид Райана Янссона портит мне настроение. И меня бесит, что спустя столько времени он все еще производит такой эффект.
Вдруг на экране всплывает напоминание, что через полчаса я должна быть на пресс-конференции в «Кларидже»[7].
Черт. Совсем забыла.
Когда я проношусь мимо кабинета Космо, он устало спрашивает:
— Куда на этот раз, Харпер?
И мне приходится заглянуть к нему.
— Пресс-конференция в честь выхода нового фильма Изабеллы Блоссом.
— Мне всегда казалось, что «Белла Блоссом» больше похоже на название освежителя воздуха, — отмечает Космо, морща нос в знак неодобрения.
Я выдавливаю смешок:
— Лучше не стоит упоминать об этом в нашем интервью.
— Нет. — Он почесывает подбородок. — Она же беременна, да? У нее была фотосессия для «Вог».
— Ага, рожать через несколько недель.
— Она сейчас громкое имя в Голливуде. Вообще-то неплохой кандидат для журнала.
— Да. — Я сжимаю зубы. — Поэтому я и хочу с ней поговорить.
— Я понимаю, что на пресс-конференциях не так много времени, но постарайся наладить с ней контакт, — напыщенно наставляет Космо. — Тогда мы сможем договориться об интервью для статьи, когда Блоссом выйдет из декрета.
— Да, — повторяю я. — Я знаю, что наладить контакты — всегда хорошая идея. На самом деле, мы уже встречались, так что…
— О, и небольшой совет: не опаздывай, — говорит он и отворачивается к экрану. — Люди перестают уважать журналистов, если они не являются вовремя.
Мне приходится приложить все усилия, чтобы не закричать: «КАК ВЫ ДУМАЕТЕ, ПОЧЕМУ Я ТОГДА ТОРОПЛЮСЬ?» Вместо этого я бросаю «угу» и выбегаю, как будто это он подал мне эту идею.
Проехав несколько станций метро, я возвращаюсь туда же, где была утром, — вылетаю на Оксфорд-Серкус и по пути к отелю достаю из сумки телефон. Я решаю позвонить Лиаму, и он берет трубку на третьем гудке.
— Привет! Как ты? — Только услышав этот голос, я прощаю его за утренний храп — он очень рад меня слышать.
— У меня много дел, но хорошо! Я хотела извиниться за то, что вчера так поздно вернулась и убежала сегодня утром.
— Не волнуйся. Я и не ждал тебя, я же знал, что у тебя рабочее мероприятие.
— И прости, что сразу не увидела твоих сообщений.
— Я переживал, что ты меня игнорируешь и что я выставил себя дураком, — нервно смеется Лиам.
— Нет, конечно нет! — убеждаю я его. — Ты же знаешь, как у меня обстоят дела с телефоном.
— Ага, — говорит он, и я чувствую в его голосе легкое раздражение. — Все прошло нормально? Ты встретила много интересных людей? Собрала хорошие сплетни?
Меня передергивает. Большинство людей считает, что моя работа — это собирать сплетни о шоубизе, публиковать скандальные истории и выливать грязь. Но я этим не занимаюсь.
Я беру интервью у самых интересных и талантливых людей из области искусства, обсуждаю их карьеры и при этом пытаюсь понять их как личностей, чтобы потом создать качественный материал, который привлечет читателей.
Я не собираю сплетни. Я никого не позорю и не строю догадок о взлетах и падениях чьей-то личной жизни. Мими права: у меня есть привычка слишком увлекаться делом. Моя работа — сразу устанавливать контакт с человеком, который склонен быть настороже, и, если некоторые журналисты умеют имитировать свою заинтересованность или энтузиазм, я так не могу. Меня искренне волнуют радости их работы, переломные моменты, то,