Я перевернула страницу: «Мать бросает малышей в пруд и смотрит, как они тонут».
На следующей: «Во дворе дома женщины найдены детские скелеты».
В одной из заметок говорилось про шестилетнего мальчика, обнаруженного в двух футах от входной двери. Родная мать нанесла ему больше десятка ударов ножом, прежде чем подняться наверх и проделать то же самое с его маленькой сестренкой.
В статье цитировались слова родственника, утверждавшего, что за несколько часов до трагедии мать изо всех сил пыталась отправить детей к сестре. Той нужно было на работу, и она не могла принять малышей. Родственник говорил, мать как будто боялась того, что может произойти, – должно быть, ощущала приближение умопомрачения. По его словам, придя в себя и поняв, что натворила, она едва не растерзала сама себя от ужаса и горя.
Я могла лишь представить, каково было мальчику, который отчаянно пытался выбраться из дому, чтобы позвать на помощь.
Не знаю, как долго мама стояла у меня за спиной и наблюдала, как я просматриваю заметки, прежде чем спросить:
– Ты все еще берешь уроки самообороны?
Я кивнула.
Она ничего не сказала – просто прошла мимо, держа в руках груду досок и книг.
Потом я нашла их на крышке унитаза. В течение двух недель мама настаивала, чтобы они оставались там как защита от демонов, которые могут прийти по трубам. Мол, легче спать, когда демоны не нашептывают тебе всю ночь.
Я не пропустила ни одной тренировки.
8
В офисной кухне я собираю в сумку лапшу быстрого приготовления, сладкие батончики, клейкую ленту и несу все это в кабинет. Шум нисколько не беспокоит ангела, который, похоже, снова наслаждается мертвым сном.
Я снова бегу в кухню, и в ту же секунду смолкает шум воды в душе. Схватив несколько бутылок воды, я мчусь обратно в кабинет. Несмотря на то что мама нашла меня и я теперь могу облегченно вздохнуть, я не хочу ее видеть. Хватит и того, что она здесь и ей ничто не угрожает. Нужно сосредоточиться на поисках Пейдж, не отвлекаясь постоянно на мысли о том, что на уме у матери.
Стараясь не смотреть на труп в вестибюле, я напоминаю себе, что мама вполне может позаботиться о себе сама. Проскользнув в кабинет, закрываю дверь и запираю ее на защелку. Кому бы ни принадлежал кабинет, этому человеку явно нравилось тут уединяться, и меня это вполне устраивает.
Пока ангел был без сознания, я была уверена, что мне ничто не грозит, но теперь, когда он очнулся, я не могу чувствовать себя в безопасности, несмотря на то что он ранен и слаб. На самом деле мне ничего не известно о том, насколько сильны ангелы. Как и любой другой, я почти ничего о них не знаю.
Я обматываю клейкой лентой его лодыжки и запястья за спиной, так что он теперь практически беспомощен. Больше мне все равно ничего не сделать. Возникает мысль связать его для надежности еще и веревкой, но лента достаточно прочна, и если ему удастся ее разорвать, то и веревка мало чем поможет. Я почти уверена, что у него едва хватит сил, чтобы поднять голову, но – кто знает. От волнения я использую почти всю катушку клейкой ленты.
Лишь закончив, я замечаю, что ангел смотрит на меня. Похоже, мои манипуляции его разбудили. Глаза у него темно-синие, почти черные. Я отступаю на шаг, чувствуя себя так, будто меня застигли за чем-то непристойным. Но, вне всякого сомнения, ангелы – наши враги. Вне всякого сомнения, они – мои враги, пока Пейдж в их руках.
Он смотрит на меня обвиняющим взглядом. Я с трудом сдерживаю желание попросить прощения, но понимаю, что он этого не заслуживает. На его глазах я разворачиваю одно из крыльев, достаю из ящика стола ножницы и подношу их к перьям.
– Куда унесли мою сестру?
Глаза его на мгновение вспыхивают.
– Почему я должен это знать, черт побери?
– Потому что ты – один из тех вонючих уродов.
– Ох, ты меня ранила до глубины души, – скучающе отвечает он, и я почти жалею, что не нашла оскорбления посильнее. – Неужто не заметила, что у меня не было особого желания общаться с этими парнями?
– Никакие они не парни. У них ничего общего с людьми. Всего лишь прохудившиеся мешки личинок-мутантов вроде тебя.
Внешне он и другие ангелы, которых я видела, похожи на живых Адонисов, вплоть до божественного облика и осанки. Но внутри они точно не более чем личинки.
– Прохудившиеся мешки личинок-мутантов? – Он поднимает изящные брови, словно я только что провалила экзамен по словесным оскорблениям.
В ответ я щелкаю ножницами, срезая несколько перьев с крыла. Белоснежный пух мягко опускается на мои ботинки. Но чувство удовлетворения тут же сменяется неловкостью, стоило мне увидеть гневное выражение лица ангела. Это напоминает мне, как он почти победил один против пяти противников. Даже связанный и бескрылый, он все равно внушает страх.
– Попробуй еще раз, и я разорву тебя пополам, прежде чем ты успеешь хоть что-то сообразить.
– Забавно слышать такое от того, кто связан, словно индюшка. И как ты собираешься это сделать? Будешь дергаться, словно перевернутая черепаха?
– На самом деле сделать это не так уж сложно. Вопрос только в том – когда.
– Верно. Если бы ты мог, ты бы давно уже это сделал.
– А с тобой весело, – заявляет он так самоуверенно, будто полностью контролирует ситуацию. – Самодовольная мартышка с ножницами.
Расслабившись, он опускает голову на диван.
Щеки мои вспыхивают от гнева.
– Думаешь, это игра? Думаешь, ты уже не был бы мертв, если бы речь не шла о моей сестре? – почти кричу я и яростно срезаю еще несколько перьев.
Когда-то изящное крыло теперь выглядит неровным, даже рваным по краям.
Ангел снова поднимает голову, и жилы на его шее напрягаются так сильно, что у меня возникают сомнения в его слабости. Следом напрягаются и мышцы на его руках, и я начинаю беспокоиться, достаточно ли прочны его путы.
– Пенрин? – слышится за дверью голос матери. – С тобой все в порядке?
Я оглядываюсь – хочу убедиться, что дверь заперта.
Когда снова бросаю взгляд на диван, ангела там уже нет, а на его месте валяются лишь обрывки клейкой ленты.
Я чувствую чье-то дыхание на своем затылке, а затем из моей руки вырывают ножницы.
– Все в порядке, мама, – на удивление спокойно отвечаю я.
Если она останется здесь, тем опаснее для нее. Если я скажу ей, чтобы ушла, вероятно, она впадет в панику и ее реакция может оказаться непредсказуемой.
Мускулистая рука обхватывает меня сзади за шею и начинает сжимать.
Схватив ангела за руку, я резко опускаю подбородок – пытаюсь снизить давление на горло. У меня двадцать секунд, чтобы вырваться, прежде чем отключится мозг или не выдержит трахея.
Присев как можно ниже, я отпрыгиваю назад, врезаюсь в стену спиной. Удар кажется сильнее, чем если бы мой противник весил как обычный человек.
Я слышу судорожное «Уфф!» и грохот падающих фотографий и понимаю, что сейчас острые края их рамок врезаются в раны на его спине.
– Что за шум? – обеспокоенно спрашивает мама.
Рука изо всех сил сдавливает мне горло, и я снова понимаю, что выражение «милосердный ангел» давно уже превратилось в оксюморон. Не тратя лишней энергии на сопротивление, я вкладываю все силы еще в один удар о стену. По крайней мере, я причиню ему как можно больше боли, прежде чем он придушит меня.
На этот раз он издает более громкий стон. Возможно, меня бы это обрадовало, если бы не плыли круги перед глазами.
Еще один удар, и в глазах у меня темнеет.
И в то же мгновение захват его ослабевает. Я падаю на колени, судорожно пытаясь вдохнуть. Голова кажется невероятно тяжелой, и я с трудом удерживаюсь от того, чтобы не рухнуть на пол.
– Пенрин Янг, немедленно открой дверь!
Дверная ручка дергается. Вероятно, мама все это время звала меня, но я не слышала.
Ангел стонет от боли. Он ползет мимо меня, и я начинаю понимать, в чем дело. Спина его кровоточит сквозь бинты в двух местах, там, где должны быть раны. Я оглядываюсь. Из стены торчат два огромных гвоздя, на которых до этого висел плакат в рамке с видом парка Йосемити, и с их головок стекает кровь.
Впрочем, ангел не единственный, кому сейчас очень плохо. Похоже, я не в силах вздохнуть. Сгибаюсь пополам и захожусь в приступе кашля.
– Пенрин, с тобой все в порядке? – слышится встревоженный голос мамы.
Даже думать не хочется о том, что она сейчас себе воображает.
– Угу, – хрипло отвечаю я. – Все в порядке.
Ангел забирается на кушетку и со стоном снова ложится на живот. Я зловеще оскаливаюсь.
– Ты не заслуживаешь спасения, – говорит он, бросая на меня презрительный взгляд.
– Можно подумать, я в нем нуждаюсь, – хриплю я. – Зачем мне в рай, если там полно убийц и похитителей детей вроде тебя и твоих дружков?
– Кто сказал, что я из рая? – мрачно ворчит он.
Сейчас он и впрямь куда более похож на создание ада, чем на райское существо. Дьявольский облик искажает лишь гримаса боли.
– Пенрин, с кем ты разговариваешь? – В голосе мамы прорываются безумные нотки.
– Всего лишь со своим личным демоном, мам. Не беспокойся. Он совсем маленький и слабый.
Слабый или нет, но мы оба знаем, что он может убить меня, если захочет. Впрочем, я не собираюсь доставлять ему удовольствие, показывая свой страх.
– О… – Она внезапно успокаивается, словно мои слова все объясняют. – Ладно. Но не стоит их недооценивать. И не давай им обещаний, которых не можешь выполнить.
Судя по тому, как стихает ее голос, она удовлетворилась моим ответом и уходит.
Ангел бросает озадаченный взгляд на дверь, и я невольно усмехаюсь. Кажется, что он хочет сказать: «Ты еще более странная, чем твоя мать».
– Держи. – Я достаю из сумки моток бинтов и бросаю ему. – Приложи к ранам.
Он ловко хватает бинты и тотчас же закрывает глаза:
– Как по-твоему, я могу достать до спины?
– Это не моя проблема.
Вздохнув, он разжимает пальцы, и бинты падают на пол, разматываясь на ковре.