— Замечательно, — она взяла меня за руку. — Брюс, я помогала тебе, как ты думаешь?
Я подумал.
— Да, Ники, — и заметил странный холодок в её взгляде.
— И как помогала?
— Наверное, не позволяла сидеть сложа руки.
Она рассмеялась, сильно сжала мою ладонь. Придвинулась ко мне.
— Да, я помогала. Но только сначала. Потом ты всё делал сам. Брюс, я говорила об испытании. Не обещаю, что оно будет приятным. Я очень надеюсь, что ты справишься.
— А если нет?
Она внимательно смотрела мне в глаза.
— Брюс, лучше об этом не думай. Ты не представляешь, на какие гадости я способна, если меня разочаруют.
Мне трудно было представить, что она может быть способна на гадости. Так и сказал.
— Брюс, — она взяла меня за руки. — Я больше не буду помогать. Ты сам со всем справляешься. Твои сны, там, где есть я… тебе осталось немного, чтобы они перестали быть снами.
Я чуть не покраснел. Откуда она знает? Я рассказывал? Может и рассказывал, у нас с ней бывали иногда очень откровенные разговоры о жизни.
— Иди, — она отпустила мои руки. — В воскресенье, у озера, в шесть часов утра. Я буду ждать.
Через четыре дня? Интересно, что же там такого будет.
— Ни с кем не говори об этом, — предостерегла она. — Не подведи меня.
Этот последний её поцелуй я запомнил навсегда. Он длился и длился, и оторваться не было никакой возможности. Но всё-таки он кончился. Она запрокинула голову — я продолжал обнимать её, и невольно прижал её к себе сильнее. — Не отпускай меня… никогда не отпускай, — прошептала она.
Брюс, второй корпус, 20 октября 2009 года, 13:30
— Брюс, — София поймала меня, когда уже все возвращались с перерыва. — Нам нужно поговорить, — я видел, что с ней что-то не в порядке. Хотя не могло быть никакого повода — после сокрушительного разгрома всего шахматного клуба, над Софией перестали издеваться. Не только Жан добивался её внимания — Софии стали откровенно завидовать. А она оставалась, какой была — слава не испортила её. Через месяц она участвует в отборочном турнире на первенство Галлии по шахматам среди женщин.
— У меня лекция, Софи. Давай после неё?
— Нет, — она смотрела мне в глаза, губы её подрагивали. — Или сейчас, или уже никогда не поговорим. Ни о чём.
Я мысленно вздохнул. Узнаю приём, им постоянно пользуется моя матушка.
— Идём, — я взял её под руку и мы пошли по почти безлюдным коридорам, в сторону гардероба.
Через двадцать минут мы сидела в «Лампе» и были, похоже, первыми посетителями сегодня.
— Брюс, — она выбрала «Уголок поцелуев», один из двух столиков, которые были отгорожены ширмами и занавесками. Их занимают в первую очередь. Решительно задёрнула занавеску. — Не ходи никуда. Не приходи к тому озеру, пожалуйста.
— Откуда ты знаешь? — по лицу было видно, что она знает о нашем с Ники разговоре.
Она покраснела.
— Неважно. У меня хороший слух. Брюс, пожалуйста, не ходи!
— Ты не знаешь, о чём просишь, — мне отчего-то стало трудно дышать. Ох уж эта ревность…
— Знаю, — она вскочила, едва не опрокинув стол, села рядом со мной и решительно, сильно привлекла к себе. Её губы… я не смог увернуться. Да и не захотел бы. Она таяла в руках, как воск, а ещё недавно я получал от неё по рукам или по шее за то, что пытался — без всяких задних мыслей — взять её за руку или за локоть.
Она медленно отняла губы, а я ощущал ладонями, губами, всем телом то, что пока что мне лишь снилось.
— Я не хочу потерять тебя, — она проговорила едва слышным шёпотом, глаза её заблестели. — Понимаешь? Если ты пойдёшь туда, будет что-то ужасное!
— Софи, успокойся, — я прижал её к себе, погладил по голове. — Я… — и я не нашёлся с ответом. Парни часто говорили о своих достижениях на амурном фронте, и про Софию говорили все — никого к себе не подпускает. Крепость. И вот, похоже, крепость выбрасывает белый флаг. Но мне почему-то не было радостно. Мне слишком часто предлагали выбор «или кто-то, или я!»
— Ты там будешь не один, — она отвела взгляд. — Понимаешь? Она многих позвала туда! Она играет с вами!
Я ощутил холодок, проползающий по спине. Откуда София может это знать?
— Что, и Жан? — я не смог удержаться.
— Да. Он тоже. Господи, да они все об этом треплются, — София отвернулась. — Брюс, даже если ты будешь там первым, это будет ужасно!
— Прости, Софи, — я взял её за руку. — Я обещал, понимаешь?
— Брюс, — она вытерла слёзы. — Приходи сегодня ко мне. Когда захочешь.
Мне стало не по себе. И я начал злиться.
— Зачем, Софи?
Она долго смотрела мне в глаза. Медленно, бесконечно медленно приблизила лицо к мне. Прикоснулась губами к моим губам. Солёный, горький вкус.
— Придёшь?
Я кивнул. Но не думай, Софи, что ты сможешь всё изменить так просто.
Она спрятала лицо у меня на груди и заплакала. Тихо, почти беззвучно. Официант вежливо постучал в ширму и поставил на стол наш с ней заказ. А мне уже не хотелось ни есть, ни пить. София умудрилась испортить всё то, что так хорошо начиналось.
Брюс, общежитие, 20 октября 2009 года, 21:30
По вечерам в комнатах никто не сидел. У всех были или друзья, или подруги. Надо мной смеялись и вертели пальцами у виска — Ники настолько приблизила меня к себе, я же не проявляю никакой инициативы, не стараюсь ничего добиться. Да, это так. Я не старался. И только сегодня понял, что это неправильно. И нет никаких сил изменить это в себе всего за день.
Я намеренно не пошёл в фойе, не стал звонить матушке. Мне очень хотелось вести себя, словно капризный ребёнок.
Я смотрел на часы, смотрел и в итоге встал. Все уже отметили победу Софии, и отметили хорошо, но… Я достал из «тайника» (ящик из-под книг под кроватью) бутылку дорогого вина, подумал, затем вернул её обратно. София пьёт редко. Не напиваться же мне там в одиночестве.
Она открыла дверь, едва я только подходил к ней. Взяла меня за руку. В её блоке две комнаты и соседки её, похоже, весело проводили время — но не здесь, не в этот вечер. София несколько раз жаловалась, что иногда нет покоя ни днём, ни ночью. Но никогда не пыталась сказать это мадам Цербер.
Обстановка у неё почти спартанская. Комната двухместная, но София здесь одна. Сразу или после победы? В университете принято делать такие вот подарки — чем больше делаешь для всех, тем в более лучших условиях живёшь.
— Проходи, — она заперла за мной дверь. — Кофе?
— С удовольствием, — стул у неё в комнате только один. Ну хоть чашки две, и на том спасибо. — Она подошла к плитке и принялась колдовать у плитки. Она любит варить кофе, я знаю. А мне понравилось смотреть, как она это делает. Я смотрел, и смотрел, и смотрел.
Она была в том самом платье, в котором пришла на финальную партию. В том самом в котором выиграла, эффектно и быстро. Она молча готовила кофе, не смотрела в мою сторону, но на губах её то и дело появлялась улыбка.
Сама она пила кофе чёрным, безо всякого сахара — по канонам. Я так не могу. С детства привык, что во всём должен быть сахар.
Мы продолжали молчать. Она вопросительно посмотрела на меня, когда кофейник опустел — ещё? Я кивнул в ответ. Сердце в порядке, можно.
…И появился второй кофейник. Себе она не стала наливать — видимо, ей уже хватит. А я молчал и не знал, что делать. И мало-помалу мысль не идти перестала мне казаться настолько уж глупой.
— Она встречается не только с тобой, — София опустила голову. — Нет, молчи. Я знаю, что ты про меня подумал. Но это правда, Брюс! Она встречается не только с тобой! — она опустила взгляд, порозовела. — И не только на улице, — добавила она едва слышно.
— Откуда ты можешь это знать?! Что, все треплются?
— Знаю, — она взяла меня за руку. Я осторожно освободился. — Брюс, я никогда не лгала тебе! Почему ты мне не веришь?
— Потому что ты хочешь, чтобы я её бросил, — резко ответил я.
— Да, хочу, — она смотрела мне в глаза. — Брюс, я тебе не рассказывала, но у меня начались странные сны. Я никогда не видела таких страшных снов!
Я усмехнулся.
— Я никогда не боялась темноты, а теперь боюсь! И… — она прижала ладони к вискам, словно случился приступ мигрени. — Мне кажется, что я схожу с ума. Брюс, я должна тебе сказать!
— Почему мне? — я сумел не добавить «а не Жану».
— Ты один слышишь меня по-настоящему, — на её глазах появились слёзы. — Понимаешь?
— Да, — я смотрел ей в глаза.
— Нет, — она встала, втерла лицо полотенцем. Налила мне ещё кофе. — Ничего не понимаешь. Я вижу то, чего не могло быть. Я знаю, что не могло. Потому что сама видела, что всё было по-другому. И я знаю, почему это со мной.
— Почему?
— Это она. Когда она проходит мимо меня, у меня всё портится вот тут, — она прижала ладонь ко лбу. — Это правда!
— У меня не портится, — медленно ответил я. — Совсем наоборот.
Она закивала, на глазах у неё вновь проступили слёзы.
— Да. Так у всех. Брюс, я не вру тебе! Она спит со всеми подряд, это все видят, кроме тебя!
Признаюсь — то был момент, когда мне очень хотелось дать её пощёчину. Или молча поставить чашку и выйти вон. Но… София охнула, вновь прижала ладони к вискам, покачнулась. Я едва успел подхватить её, уложить на кровать. Оглянулся — где у неё вода?
— Брюс?! — она уселась на кровати, огляделась, на лице — возмущение и изумление. — Почему ты здесь?! Я…
— Ухожу, — мне надоело это представление. Если София хотела всё испортить, окончательно, что было между нами, она преуспела. — Спасибо за кофе. — Я встал и направился к двери.
— Нет, — она прикрыла лицо ладонями. — Господи… я не знаю, что со мной. Мы говорили… да, точно, мы говорили! И мы были в кафе сегодня! Скажи, что были, что мне это не приснилось!
— Были, — я вернулся, присел перед ней на корточки. — Это было, Софи.
— Я вижу… — она смотрела сквозь меня. — Мы сидели в кафе, ты обнял меня, я дала тебе пощёчину и ушла. Господи, что со мной? Что с нами, Брюс?