Последних слов Вереск уже не слышала.
Звук походил на тот, что можно услышать из морской раковины, если поднести её к уху.
Шшшш... Ш-ш-ш-шшшшш... Шшш-ш-ш-ш-шшшш...
Странный звук. Совсем не уместный здесь.
Вереск села и откинула со лба влажные пряди. Сколько же она спала? Дара ушла, а свеча почти догорела... И что же это шипит?
И тут она увидела...
Дым?
Клубы сочились из-под двери. Седые и плотные, как кучевые облака.
Что это, чёрт побери? Неужели пожар?
Ничтоже сумняшеся, Вереск подлетела к двери и выскочила в коридор. Выскочила и замерла...
Нет. Это не пожар: дымом даже не пахло. В коридоре стоял туман. Самый настоящий туман. Непроглядная густая пелена.
Вереск нервно сглотнула. Попятилась к спасительной комнате, но двери за спиной не оказалось. Ни двери, ни стены. Только туман. Туман впереди, сзади, слева, справа, сверху и под ногами. Всюду.
Туман и голос в нём. Далёкое, едва различимое... пение.
Вереск пошла на голос. Прекрасный, сладкий, чарующий голос, проникающий в самую душу. Она знала эту песню, но не помнила, откуда.
Я тебя живой водою напою,
Вытру слезы и омою ноги.
Заберу я боль и грусть твою,
Знаю, путник, ты устал с дороги...
Голос отражался от невидимых сводов, и казалось, будто поёт целый хор сирен.
Поцелует розовый рассвет
Нежный шелк волос твоих медовых.
Ты проделал путь в полсотни лет,
И по тропам ты ступал в оковах.
Вереск шла вперёд. Шла и шептала:
– Отдыхай, мой милый, отдыхай!
Позабудь усталость, беды, страсти...
Тут со мною ты узнаешь рай,
И минуют все тебя несчастья.
Он стоял среди тумана. Стоял, понурив плечи. Она окликнула его, но Ладимир не отозвался. Глаза его были открыты, но ничего не видели.
Глаза слепца.
– Милорд! – снова позвала Вереск, и эхо проглотило её слова. – Милорд!
Осторожно, словно под ногами был лёд, а не каменные плиты, она подобралась к Ладимиру.
– Милорд! – Вереск вцепилась в его предплечья и принялась тормошить. – Очнитесь! Очнитесь же!
И тут он запрокинул голову и закричал...
Глава одиннадцатая
Они сидели у камина и смотрели, как танцуют, сплетаясь, рыжие языки пламени. Поленья трещали, Ладимир угрюмо молчал, а Вереск задумчиво поглаживала густой ворс ковра.
Сколько они сидели так? Час? Два? Вечность? Вереск не знала. Да и не хотела знать. Минуты текли медленно и сладко, точно прозрачный барбарисовый мёд, которым Милда поливала оладьи.
– Вы не особо разговорчивы, – бросил князь, не отрывая взгляда от огня.
– Вы тоже.
– Это смущает вас? – Он всё-таки повернулся. В неровном свете лицо Ладимира казалось высеченным из камня.
– Вовсе нет. – Вереск запустила пальцы в мягкий ворс.
– Мне жаль... – князь потупился, – что напугал вас.
– Сновидения нам не подвластны, – она улыбнулась так учтиво, как только могла. Сложно даже представить, как смутила его вся эта ситуация. Да... Даже сильные мира сего порой ходят во сне и страдают от кошмаров. Точно так же, как и простые смертные...
И князь, и конюх – все равны в мире грёз.
Ладимир пришёл в себя не сразу. Некоторое время никак не мог сообразить, где находится. Не узнавал её, Вереск. Смотрел ошалевшим взглядом и всё пытался нашарить шпагу на боку. Куда там! Кроме нижней туники, доходившей до колен, на нём ничего не было. Вереск понятия не имела, что могло ему привидеться, но предполагала, это точно не предстоящий приём. Хотя... Кто знает?
О собственных страхах она решила умолчать. Туман, голос... В конце концов, может это тоже всего лишь сон?
Сон, пугающий своей реальностью...
– Вы ведь не станете болтать попусту, верно? – сурово спросил князь, но в голосе промелькнула тревога.
– Не стану.
– И... – протянул Ладимир после паузы. – Что вы хотите за эту услугу?
– Ничего. – Вереск уставилась на пляшущие всполохи, и тут в голову пришла озорная мысль. – Правда, есть одна просьба...
– Вполне ожидаемо, – усмехнулся князь. – Ну же, Вереск. Не томите. Говорите уже свою просьбу, пока я не передумал.
– Я прошу позволить Даре присутствовать на приёме.
– Всего-то? – удивился князь. – Но... в чём смысл? Девчонка и так там будет.
– Да, но в качестве прислуги.
– А вы... – он нахмурился. – Вы хотите, чтобы я... сделал её одной... одной из невест-избранниц? Ну уж нет! При всём уважении, Вереск, я не по этой части. Или вы, вслед за Милдой, начнёте твердить, что четырнадцать – самый подходящий возраст для брака?
– Нет, что вы. – Вереск позабавило его возмущение. – Просто пригласите её на бал, как гостью. Чтобы она могла надеть красивое платье и танцевать до утра.
– Танцевать до утра? – хмуро повторил Ладимир. – А кто будет подавать закуски?
– У вас легион слуг, милорд. Кто-нибудь, да справится. – Вереск склонила голову на бок и лукаво улыбнулась. – В крайнем случае, можете поручить это ответственное дело мне.
– Вы настоящая заноза, Вереск. Вы знали об этом?
– Увы, нет, милорд. – Она сокрушённо вздохнула. – Видите ли, я потеряла память, и подробности собственной жизни мне не ведомы.
Дверь распахнулась, едва не слетев с петель.
– Миледи! – Дара вихрем влетела в опочивальню. Глаза её сияли. – Миледи! Ни за что не догадаетесь!
– Тебе удалось-таки уломать торговца специями сбросить цену на корицу? – Вереск пригубила травяной чай и поставила чашку на блюдце. Сохранять серьёзный вид было непросто, но она справлялась.
– Нет! – Девчушка подскочила к ней и опустилась на пол у кресла. Уставилась огромными зелёными глазищами. – Угадывайте ещё!
– Ммм... Леди Арабелла ответила на приглашение князя отказом?
– Ох, нет. Совсем не то... – И тут она не выдержала. – Я пойду на бал! Пойду на бал! Я! О! Вы можете поверить в это?
– С трудом.
– Вот и я поначалу не поверила! Ох! – Дара зарылась лицом ей в колени. – Никогда не забуду, как хозяин сказал: "Дара! Ты будешь моей гостьей"... Гостьей! Представляете? Гостьей!
– Я бесконечно рада за тебя, дорогая, – улыбнулась Вереск, возвращая чашку на поднос.
Ладимир сдержал слово. Иначе и быть не могло.
– И это ещё не всё! – отроковица разрумянилась, словно наливное яблоко. – Князь приказал портнихе сшить для меня платье, а младший юнга с "Легенды" станет моим кавалером!
– Милорд – внимательный и щедрый хозяин, – заметила Вереск. – Он прекрасно видит, как ты стараешься и сколько всего делаешь, чтобы достойно встретить невест-избранниц.
– Ох, миледи! – Дара вздохнула. – Совсем недавно я мечтала хоть одним глазком посмотреть на этот чудесный бал, а теперь... Теперь я окажусь среди самых блистательных красавиц Континента!
– Милая... – Вереск сжала узкие натруженные ладошки и сказала серьёзно: – Ты будешь сиять.
– Думаете?
– Уверена.
– Но... – отроковица опустила глаза. – Но я же... никто.
– Ошибаешься, – прошептала Вереск, отвернувшись. – Никто – это я.
За завтраком прислуживала Милда. Опять. Дара отправилась на очередное свидание с замковой швеёй. Швея та была строга, резка и непреклонна, но безгранично талантлива. Именно она шила платья невест-избранниц, которые Ладимир преподносил девушкам в знак своего расположения. Для Дары же мастерица готовила наряд цвета сливочного масла, который так удачно сочетался с медными волосами девчушки. Отроковица часами могла говорить о примерках, и, в конце концов, Милда пригрозила, что отлупит её скалкой, если ещё хоть слово услышит "об этих чёртовых тряпках".
Вместо оладий к завтраку подали блинцы с кленовым сиропом, лёгкий ягодный пудинг и икру злорыбы в хрустящих тарталетках. Ну и, конечно, неизменный чай. На этот раз Милда заварила его с высушенными листьями ежевики.
– Вы довольны? – спросил Ладимир, когда старая служанка отправилась на кухню за льняными салфетками. – Я выполнил вашу просьбу, и девчонка совершенно забыла о своих обязанностях.
– Этот бал – её мечта, – сказала Вереск, вспоминая счастливые глаза отроковицы. – Подарите ей эту мечту, и преданность Дары станет только крепче.
– Вы до умопомрачения наивны, Вереск, – хмыкнул князь. – Если женщину баловать, её аппетит будет расти, как на дрожжах.
– Свою будущую жену вы собираетесь держать в заточении на хлебе и воде? – Вереск ковырнула пудинг серебряной ложечкой.
– Только первое время. – Ладимир отправил в рот тарталетку с икрой. – Лет пять, не больше.
– Ваше великодушие не знает границ.
– Вы правы. Не знает. – Князь откинулся на спинку стула и внимательно посмотрел на неё. – Меня не покидает чувство, будто я видел вас раньше. Это сводит меня с ума.
Вереск поёжилась под пристальным взглядом.
– Всё это очень... очень странно. – Он прищурился. – А мы ведь провели вместе две ночи, Вереск. Что вы об этом думаете?
– Так сложились обстоятельства, – сказала она холодно. – Только и всего.
Он усмехнулся и помотал головой.
– Вы удивительная женщина. Хотите ещё чаю?
– Нет спасибо.
– А я бы выпил. – Ладимир тоскливо поглядел на опустевшую чашку. – Куда это запропастилась Милда?
Запропастившаяся Милда влетела в столовую с проворством, которому позавидовала бы любая молодуха. Следом за ней ввалился Горий – старик-лакей с поникшими, как высохший ковыль, усами.
– Едут! – выдали они хором. Горий – хриплым басом, а Милда дрожащим, срывающимся фальцетом.
– Едут? – Ладимир вскинул брови. – Уже?
– Как есть уже, милорд, – протараторил Горий. – Вы изволили сроки перенести, вот они и едут. Уже.
– Ах да, сроки... – Ладимир бросил на Вереск сердитый взгляд. – Ну, раз так – пришло время встречать гостей!
Глава двенадцатая
Ладимир встречал избранниц в большом чертоге: только такой огромный зал мог вместить столько гостей. Тысячи свечей горели в люстрах из хрусталя и бронзы. В десяти каминах жарко пылал огонь. Расписной потолок отражался в начищенном до блеска паркете.