— А куда-то можно дойти пешком? — ты не дойдешь. — Или на такси? Куда можно на такси? Есть ли где-то ближайшие деревеньки?
Только бы не сбылось пророчество. Если Лин направится не в Доринг, Касл-Эдинг, Ротсборо или Пембертон, а сначала в какой-нибудь сраный поселок «Гнилой угол», то сказанное Мирой не сбудется. Наверное. Не должно. Ведь не должно?
— На такси вы доедете туда же — ближайших населенных пунктов, кроме перечисленных, нет. А вам мало?
— А пешком?
Взметнувшаяся ввысь надежда медленно угасала среди зловонных газов все того же болота.
— Пешком только лес вокруг. И холмы. Так билет вы будете брать или нет?
Белинда невнятно промычала, мотнула головой и отошла от кассы.
Не должно быть так, не должно. Кто бы ни вел с ней диалог на мосту — призраки или собственные галлюцинации, — они знали обо всем наперед.
«Не в Пембертон… Не выбирай месть. Четыре пути — четыре беды…»
И вновь знакомый пейзаж — тот же самый, на который она смотрела вчера, сойдя с автобуса: поросшие буйной хвойной гривой холмы, мелкий городишко, единственная, ведущая за поворот от парковки улица…
Что за напасть?
Шагая к вокзалу, Белинда была уверена, что уже через час — максимум через два — она снова будет сидеть в автобусе, чтобы прочь, чтобы вновь дороги, чтобы неизвестность. Но стоило кассирше озвучить названия тех же самых населенных пунктов, что и женщина-призрак на мосту, как всякая уверенность в правильности принятого решения рухнула. Проклятье. Над Лин как будто нависло проклятье.
Нет, она все еще может уехать. Наплевать на предостережение странных существ, купить билет, зло хохотнуть в лицо качающей головой судьбе, перекреститься и сделать шаг в пропасть, но… Но, достигнув одного из этих городов, не начнет ли она опасливо оглядываться по сторонам. Откуда ждать подвоха? Когда?
«Неправильные мысли, ситуации, люди где-то раньше, а где-то позже приведут к твоей гибели…»
А что, если пророчество все-таки сбудется?
Черт бы подрал этих незнакомцев — как будто Лин не хватало собственных сомнений. Что же делать?
До тошноты надоела мокрая одежда; от сигаретного дыма першило горло. А дождь все лил и лил. Ей бы поесть, просохнуть, ей бы поспать. Отдохнуть, чтобы без мыслей, чтобы по-настоящему — в первый раз за долгое время без самоупреков, без ощущения, что она вновь одна-одинешенька в целом мире. Ей бы. Просто. Поспать.
Клубились над головой, наползая друг на друга, будто соревнуясь, кто сможет опуститься ниже, мрачные облака; терялись в белесых лоскутах верхушки холмов. Через минуту на парковку въехало такси — салон, кутаясь в плащ, покинул немолодой мужчина. Быстро вытащил из багажника сумку, привычным и уверенным движением, будто выудил саблю из ножен, выдвинул длинную ручку, кивнул водителю и зашлепал кожаными ботинками по лужам к вокзалу. Прошел мимо Лин, не взглянув, лишь поморщился от дыма.
Да, этот знал, куда ехал. Был уверен в том, что делает, спешил.
Глядя на него, ей вдруг тоже захотелось стать уверенной в себе — бодро кивнуть, подняться, куда-то зашагать. Зная, куда.
Но беда заключалась в том, что она не знала — не знала, куда шагать.
Скрылся в здании вокзала незнакомец, покинуло, шурша мокрыми шинами, парковку такси, и Лин вновь осталась на улице одна. Вытащила, было, из пачки последнюю сигарету, покрутила ее в пальцах, с трудом сглотнула — горло саднило — и трясущимися руками засунула ее обратно.
Ей нужны еще сигареты. Ей нужно поесть. И еще полежать — она прескверно себя чувствовала.
Куда можно ехать в таком состоянии? Только к себе на похороны.
Нет, она не уедет из Ринт-Крука. Не сегодня. Сегодня она ляжет в постель — это снова обойдется ей в сорок три доллара, — задернет в паршивом и неуютном номере плотные шторы, натянет одеяло до самого подбородка и будет спать. Спать долго — пока не отдохнет, пока не придумает, что делать дальше, пока не почувствует себя хоть сколько-то лучше.
— Вы?
Администратор ничего не сказал ей по поводу грязного ковра.
— Я.
— Вам… номер?
Лин кивнула.
— Может, чаю?
Его глаза смотрели по-доброму. Даже, если он и был предателем, который накануне сдал ее Джордану, сейчас она нуждалась даже в липовой заботе, и потому кивнула.
— Мне бы еще поесть.
Она не стала добавлять, что у нее мало денег, хоть сразу же подумала о том, что с этого момента нужно жестко экономить, но, кажется, администратор все прочел по ее глазам.
— Мне принесут ужин. В семь. Я попрошу Риану приготовить на двоих. Тут, в подсобке у меня столик, места нам хватит — я позову Вас, хорошо?
— Спасибо.
Высокий неуклюжий мужчина в очках и с раздутыми от артрита суставами пальцев не стал спрашивать, какую именно комнату желает посетительница — коротко взглянул на доску позади стойки, звякнул металлическим колечком о дерево и выдал ключ с номером «один».
— В эту можно пройти из холла. Не нужно выходить на улицу. И чай я занесу вам через минуту, ладно?
— Конечно. Я буду признательна.
Оставляя мокрые следы на старом вышарканном паласе, Белинда побрела в указанном направлении.
Тем же вечером.
— Я не хотел. Я ему ничего не говорил — Вы мне верите? Но он сам посмотрел на доску с ключами, увидел, какого не хватает и… вышел за дверь. Я не думал… понимаете? Вы ведь у нас были только одна. Одна постоялица в этот день. Ринт-Крук маленький, я говорил.
Руки администратора, пока тот заваривал чай, дрожали.
— Ничего, — выдохнула Лин хрипло — взгляд ее упирался в тарелку с супом. В бульоне плавала разварившаяся вермишель, крупные куски картошки, ломтики моркови и веточки укропа. Суп пах вкусно, но аппетит все не приходил. А Дэнни — так звали администратора — старался не смотреть ей в глаза, чувствовал себя виноватым.
— Если бы я знал…
— Вы не знали.
— Я бы…
— Вы бы ничего не сделали. Не смогли бы.
— Я позвал бы на помощь. Может быть… Хотя бы.
— Бесполезно. Не важно. Бессмысленно, Дэнни. Не корите себя.
Он и так был к ней добр — незнакомый мужчина из незнакомого города. Отказался брать деньги за номер, за еду, все предлагал и предлагал посильную помощь — позвать доктора, набрать деньги на обратный билет домой — попросту не знал о том, что у нее больше нет дома.
А больница… Белинда много думала об этом после того, как проснулась в полутемном номере, лежа в кровати и чувствуя ноющую боль в груди. Ей нужна хорошая больница, дорогая — полное обследование, лекарства, наверное, много лекарств, а денег так мало — ей не хватит. Тысяча долларов — это очень мало, а врачебная помощь нынче стоит дорого.
— Пусть он Вас осмотрит — наш доктор. Он — неплохой специалист.
— Не нужно.
— Но Вы ведь…
— Я в порядке.
— Да.
Администратор грустно кивнул, поставил перед собой суп, взял ложку, повозил ей в бульоне.
— Вы ешьте. Там еще есть салат, второе. Я чай заварил.
Она ела. Не ощущая вкуса, продолжая размышлять о том, что, уехав отсюда, не сможет оплатить полноценное лечение, и, значит, придется там, куда она приедет, снять комнату и сразу же выйти на работу, чтобы накопить на жилье, на еду, а потом уже на докторов. Но как работать в таком состоянии? Замкнутый круг.
— Риана — моя знакомая, — Дэнни старался вести беседу ни о чем, чтобы хоть как-то заполнить тишину маленькой каморки, в которой помещался стол, два стула и один небольшой шкаф. Из-за занавешенного окна в приоткрытую форточку влетал пропитанный влагой воздух. Снаружи все еще капало. — Она готовит мне, добрая. Просилась сюда уборщицей, но я не взял — куда ей дополнительная нагрузка при больной пояснице? Я убираю номера сам. Как умею.
Теперь глаза не хотелось поднимать Белинде. Сменить бы тему, но на какую? Капал и капал за окном дождь.
— Скажите, а у Вас здесь всегда льет?
Долговязый мужчина улыбнулся.
— Почти постоянно в это время года. Нет, Вы не подумайте — Ринт-Крук замечательный, здесь бывает и хорошая погода, но больше летом. Весной тоже очаровательно — все цветет. А вот сейчас — осенью, — да, подтапливает. Но ведь тоже красиво.
Красиво? Может быть. Если есть сменная одежда, резиновые сапоги и добротный зонт. А еще красивее эти сырые вечера, вероятно, выглядят, если созерцать их изнутри маленького уютного коттеджа, сидя в кресле перед камином и потягивая горячий какао.
— А Вы давно здесь живете?
— Давно. Уже несколько лет. Переехал из шумного Пембертона.
— Не жалеете?
— Нет. Такой воздух!
Да, воздух действительно чудный, как будто даже целебный.
— Я покажу Вам окрестности, если останетесь.
Остаться? Зачем ей оставаться, где? На что жить? Устроиться в отель уборщицей? Всю оставшуюся на Уровне жизнь смотреть на строгие и неприступные холмы, ходить гулять к мосту, смотреть на реку? При условии, что сможет вылечиться и нормально ходить, а то ведь пока хромота. Нет, оставаться нет ни смысла, ни желания.
— Я не останусь.
Салат с крабовым мясом оказался, по мнению Лин, слишком жирным из-за заправки, а вот вареную картошку с котлетой она съела до последнего кусочка. И теперь чай — невкусный, горьковатый, но крепкий. Чай и тишина; перестук капель по подоконнику, скрип половиц под ножками стульев, неловкое молчание между почти незнакомыми людьми.
— А куда Вы теперь?
Куда?
И об этом она тоже долго размышляла. Корила себя на странное принятое решение, вновь изнасиловала себе мозг упреками, но сердцем знала: сделаю, как решила. Почему? Нет ответа. Может, потому что ей все равно? Потому что не важно, куда дальше, как и зачем.
— Я… Дэнни, я хочу у Вас спросить об одном месте.
— Спрашивайте. Расскажу все, что знаю.
— Холм Тин-До. Монастырь. Вы подскажете, как его найти?
Из-за стекол очков на нее взглянули крайне удивленные круглые глаза седого администратора.
— Они туда никого не пускают. Нет, Белинда, не подумайте, что я отговариваю, но этот монастырь — странная святыня за закрытыми дверями. И они не принимают паломников. И учеников, насколько я знаю, тоже.