— О-па! Интересно девки скачут… Вот оно… — проговорил я и переглянулся с Грачом. — Кажется, Егоров в те годы был не просто уркой. Он был осведомителем.
— Что там? — Грач наклонился, заглядывая через плечо.
— Бумажка эта означает, что наш Егоров был, так сказать, негласным помощником. Работал на опера из Заводского ОВД.
— Стукач, значит? — по старой привычке Грач презрительно нахмурился.
— Типа того… Только не просто шавка, а осведомитель, занесённый в реестр, так сказать. Смотри, сентябрь девяносто седьмого, — указал я пальцем. — А ведь это ровно перед той самой мясорубкой, в которой Лютого убрали.
— Хм… — Грач почесал висок. — Так он, выходит, не просто шестёрка Валета. Он мог собирать на него компромат. Так?
— Возможно. Работал негласно, копал. А потом всплыло что-то серьёзное.
— А на кого работал? Кто его куратор?
— Вот это бы знать… — я покачал головой. — Документ разорванный, половины страницы нет. Ни имени, ни должности не указано. Придётся рыться в архивах, если ещё что-то сохранилось. Хотя вряд ли — агентурные дела долго не живут. Особенно если кто-то постарался подчистить.
Грач задумался, взгляд его стал сосредоточенным.
— Так вот откуда у него могли быть доказательства по убийству Лютого, — сказал он, не отрывая взгляда от бумаги. — Если действительно собирал на Валета компромат, мог многое нарыть.
— И вопрос теперь — что он успел передать, кому, и… где всё это сейчас.
— Да… — воодушевился Руся. — И кто был сегодня в хате.
Я кивнул в сторону окна, где ещё шевелилась занавеска от недавнего сквозняка.
— Не просто так там оказался, — сказал я. — Пришёл что-то забрать. Или уничтожить.
— Ладно, всё равно все ниточки пока к мажору ведут, — нахмурился Грач. — Его крутить надо. Без вариантов.
Он ждал моего ответа, и я посмотрел прямо на него.
— Согласен, — подтвердил я.
— Коля, — я шагнул в кабинет Кобры, — ну как ты тут без меня? Раскрываешь?
— Привет, Макс, — мажор сидел у компа, а теперь встал, протянул руку.
Уж слишком дружелюбно. Раньше за ним такого не замечал.
— Чего делаешь? — обошёл стол, заглянул в монитор.
На экране был открыт документ в стандартном редакторе — докладная записка. Дежурный текст, ничего необычного.
— Фух, задолбался… Бюрократией занимаюсь, — пожал он плечами. — А что?
— Да так… Ты мне Егорова пробивал по базе. Есть вопрос. Никому об этом не говорил?
— Нет, конечно, — удивлённо округлил тот глаза. — Сам же знаешь, я инструкцию нарушил. К левому номеру дела запрос привязал, чтобы не подкопались. Всё по-тихому, кому я буду о таком трындеть. А чего случилось-то?
— Нехорошо случилось, — я не сводил с него взгляда, всматривался в лицо, в брови, в уголки губ. Ловил интонации, отслеживал микрореакции.
Нет, не похоже, что врёт. Или он актёр уровня Машкова, или и правда не при делах.
— Кто-то к Егорову наведался раньше меня.
— Блин, Макс, — откинулся он в кресле, — отвечаю по чесноку: никому не рассказывал. Только в базу заходил, всё сам. А что на адресе том?
Я помолчал. Не хотелось выкладывать всё сразу, но и играть в молчанку смысла не было — вдруг действительно ни при чём.
— Квартира пуста. Хозяйка умерла, но кто-то там уже порылся до меня. Неаккуратно, спешно, будто искали что-то конкретное.
Шульгин застыл, нахмурился.
— Думаешь, слив был?
— Думаю, что совпадений не бывает, Коля. Особенно в нашей работе.
— А искали-то что?
Я пожал плечами
— Понятия не имею… Но, кроме нас с тобой, про Егорова никто не знал, — про Грача я умолчал.
Ему я доверял полностью. Он адреса не знал, ехал со мной вслепую, и вообще — это ведь он меня на Егорова и вывел.
— Макс, ну ты даёшь… Не гони волну. Сам подумай, если бы я мутил какую-то хрень, на фига бы я тебе вообще адрес распечатывал?
— Вот и думаю, — кивнул я, не подтверждая и не опровергая то, что подозревал его в крысятничестве. — А кто ещё мог вынюхать?
— Ну, теоретически… — он потянулся к мышке, — все запросы фиксируются. Можно отследить. Сейчас покажу.
Он свернул Word и щёлкнул на значок ведомственной базы. Через пару секунд на экране всплыло окно запросов.
— О, бля… — выдохнул Шульгин и напрягся.
— Что? — я склонился ближе к монитору.
— Смотри сам… — он ткнул пальцем в строку — вот кто-то входил в базу, вчерашняя дата, время — поздний вечер. Видишь? Это с моего компа. Но, Макс… я уже дома был. Кто-то прошерстил комп.
— Кто?
Он мотнул головой, пощелкал мышкой и развёл руками:
— Оксана Геннадьевна. Под её логином.
— Чего, бл*дь⁈ — я не сразу поверил. — Она же в медсанчасти.
— Ну… вот же. Чёрным по белому: вход выполнен. Её учётка, её пароль.
— То есть, — медленно проговорил я, — не она, а кто-то, у кого есть доступ. Зашел в систему, увидел, кого ты пробивал. Так?
— Ну да…
— Интересно… — я потер подбородок, почувствовал, как на виске начал пульсировать сосуд. — Девки, значит, пляшут.
— Макс, я никому ни слова. И кабинет, сам понимаешь, всегда закрываю, когда ухожу. Ключи у меня.
Я окинул его взглядом, будто прямо сейчас мог отмотать его действия назад. Так ли этот вальяжный мажор был аккуратен?
— А ключ сдавал в дежурку? — допытывался я. — Или с собой носил?
— Сдавал, — кивнул Коля. — И опечатывал дверь, всё как положено. Вот этой личной печатью.
Он достал связку ключей и показал небольшой металлический кругляш — размером с пятак, с рельефным номером. Таким делают оттиск на пластилине, когда закрывают сейфы и режимные кабинеты.
— И когда пришёл утром, дверь была опечатана?
— Ну да… «Пломба» стояла.
— А теоретически, — медленно проговорил я, — зайти под чужим логином можно с любого компа?
— Ну… — замялся Шульгин. — Наверное, да. Если знаешь пароль, можешь сесть где угодно. Только палиться неохота, потому, скорее всего, заходили с этого компа. Тут вся история чисто выглядит. Плюс, если зайдёшь с другого, можно вычислить по IP или внутренней сети, я не спец, конечно… Но думаю, старались следов не оставить.
Мысли летали на бешеной скорости.
— А оттиск ты сверял? Своей печати? На двери утром…
— Да кто их всерьёз проверяет? — развёл он руками. — Там в пластилине еле-еле отпечатывается. Мне всегда казалось, что это для галочки. Ну, требуют — ставлю. Главное же — чтобы было.
— Херово дело… — пробормотал я, поджав губы.
В кабинете, выходит, могли копаться ночью.
— Никому ни слова, понял? — глянул я строго. — Ни в курилке, ни в дежурке. Пока не разберусь, молчи.
— Лады… — Коля закивал, видно было — сам не свой.
Допуск к базам — дело серьёзное. Я уже взялся за ручку двери, когда он задал вопрос:
— Макс, а что ты вообще у Егорова искал-то?
— Знал бы… — я многозначительно хмыкнул. — Быстрее бы нашёл.
И, не оборачиваясь, вышел из кабинета.
— Пока… — донеслось мне в спину, слабо, почти вполголоса.
Я спустился в дежурку. Там, как водится, нес службу бессменный Ляцкий — Фомич. Казалось, он вообще не уходит с поста, так и живёт здесь, питается сводками, ориентировками и телефонными звонками, будто какой-то дракон в будке-пещере. Лето, время отпусков, народ разбегается, а этот всё здесь. Неубиваемый.
— Привет, Максим! — поднял глаза от бумаг дежурный. — Слыхал, ты на больничном? Молодой ещё, а уже болезный! Вот пошла молодежь… Я вон, тридцать лет тут, и ни одного бюллетеня!
— Не бреши… Привет, Фомич… — хмыкнул я. — А кто сказал, что я не работаю?
— Да замполит ворчал, — махнул рукой Ляцкий, явно раздражённый. — Зуев наш. Вчера был ответственным от руководства, ну и мозги мне выжрал дочиста. Всё приставал: «А расскажите, товарищ дежурный, статью применения табельного оружия, вплоть до запятых!» А мне-то что до этих запятых? Я тут за стеклом сижу тридцать лет, пистолет — как элемент формы. Раз в две недели в тир на стрельбы, да после — почистить.
Он с досадой ткнул пальцем в журнал на столе:
— Вот! Поставил мне замечание. Написал: «Не владеет нормативной базой, не знает ведомственные приказы, регламентирующие служебную деятельность». Как будто я тут в бирюльки играю. Чтоб ему звездочкой подавиться.
Вот накипело у человека.
— Не бери в голову, Фомич, — усмехнулся я. — Сам знаешь, он у нас по части уставов и строевых, ему бы всех в колонну по два — и шагом марш.
— Во-во! — подхватил Ляцкий. — Вот посидел бы здесь, реальной работой занялся, на звонки бы поотвечал.
— Жизнь — боль… — усмехнулся я, опираясь на край стола. — Слушай, Фомич… А ключики от кабинетов УГРО у тебя где хранятся?
— А где ж им ещё быть? — кивнул Ляцкий на угрюмый металлический шкаф в углу. — Вон в том гробу. Ты ж знаешь.
Шкаф действительно был не ахти какой — жестянка, не сейф, так, видимость. Такой же хлипкий, как прежняя жизнь Максима — формально, вроде, есть, а толку мало.
— Запираешь, надеюсь? — прищурился я, глядя пристально.
— Ох, Макс, — замахал руками Ляцкий, — ты что, тоже тут с проверкой пришёл? У меня и без того башка гудит — то один с вопросами припрётся, то второй из главка умничать лезет. Теперь ещё ты… На меня жалобу собрался катать?
Он фыркнул, развёл руками и вдруг посерьёзнел:
— Да оставьте вы меня все в покое… Мне бы дачку обновить да мотор лодочный взять — пятнашку хочу, японческую, а не эти ваши китайские «ханкаи». И всё, с богом на пенсию уйду. По-человечески.
— Эк тебя понесло, Фомич, — усмехнулся я. — Работай хоть сто лет, я-то только за. Из старой гвардии тут вас немного осталось. Только ты да Морда.
— Из какой-такой гвардии? — подозрительно прищурился он.
— Ну, из наставников, — развёл я руками. — Тех, кто школу ментовскую ещё советскую проходил. У наставников эпохи СССР.
— А-а… Ну это да, — кивнул Ляцкий, почесав щёку и вспоминая былое. — Я тогда сразу в дежурку попал, повезло. Хотя Малютин в розыск звал, был у нас такой старший опер. Убили тогда мужика… Говорил мне: «Ты, Фомич, талант сыскаря на жопе просиживаешь». А я всё одно в угро не пошёл. Но не жалею. Сижу вот до сих пор. А Лютый сам видишь, нет его… Эх, вот это был мужик… Сейчас таких уже не делают.