— Вот этого нам ещё не хватало, — буркнул я. — Пойдут искать бабку, а наткнутся на могилу. И что тогда?
— Да, чё-то я не подумал, — закивал Грач. — Нельзя её здесь оставлять. А может, тогда вытащим бабулю и к этим троим прикопаем? Она аккурат поместится.
Я окинул его взглядом.
— Сдурел? — шикнул я.
— Блин, Макс, — хихикнул Руслан. — Шуток не понимаешь, что ли? Ладно, пойду бабку вытаскивать.
Грач первым полез вниз, протягивая руку бабке.
— Давай-ка сюда, бабуля, держись за меня, подымайся. Щас поможем. Да брось ты этот ящик!
Бабка за торбу, Грач за бабку, я за Русю. Тянем-потянем… И р-раз, и два-а! И вытащил их на поверхность.
— Ой, сынки, спасибо! — пролепетала она. — А то я тут совсем замёрзла уже. Ног не чую, чуть богу душу не отдала. А сегодня небесная колесница пройдёт по Млечному пути, событие-то какое! Голоса будут, посланник должен явиться… А я тут, а не дома! Ох…
Я покосился на Грача, мол, слушай, что она несёт. Грач только тихо вздохнул и покрутил пальцем у виска. Бабка тем временем продолжала что-то бормотать себе под нос, неся какую-то ересь про созвездия, небесные знаки и голоса посланников.
Мы переглянулись и облегчённо выдохнули — бабка-то, оказывается, немного кукухой поехала. Это уже проще.
— Адрес, бабуля, адрес помнишь хоть? — спросил Грач, оживившись. — Домой поедешь? Гоу хоум! Ту-ту! Андестенд? Ферштейн?
Он почему-то стал сыпать вопросы на разных языках.
— Ты чего со мной, как с дурой разговариваешь? — неожиданно бодро огрызнулась женщина. — Адрес помню я прекрасно. Улица Проточная, дом тридцать два. СНТ «Белая Поляна», рядышком тут, сразу за лесом. Коттеджик у меня там, — она вдруг смягчила голос, доверительно и жалостливо добавила: — Довезите, сынки, пожалуйста. Нога-то совсем не слушается, видно, ушиблась сильно, когда в эту яму проклятущую свалилась.
Делать нечего — повели бабку к джипу. Старались подвести так, чтоб номеров машины не видела. Но та сразу оживилась и восторженно всплеснула руками:
— Ох ты ж, какая машина чуднАя у вас! Большая, чёрная, прямо колесница адова!
И тут же понизила голос:
— А сами-то вы откуда будете? Чего в лесу делаете в такую-то пору? А?
— Грибники мы, бабуль, — пробурчал Грач неохотно.
— Так грибочки-то не народились еще, — хмыкнула она недоверчиво.
— Ладно, мать, — оборвал её Руслан, распахивая дверь, — залазь уже. Поехали.
Решили посадить спасенную вперёд, потому что на заднем — кровищи было, как на бойне. Хоть и вытерли все, но мало ли… Но бабка вдруг встала, заартачилась:
— Ой, нет, нет! Я впереди ни за что не поеду! Что я, молодуха какая, чтобы на меня глазели все? Можно мне лучше назад?
Мы с Грачом переглянулись молча. Бабка тем временем шарила рукой по кузову, пытаясь нащупать ручку:
— Да где тут ручка-то? Совсем ослепла, очки потеряла где-то в яме проклятущей…
Грач тихо кивнул мне, мол, слепая, старая — не заметит ничего. Ладно, пойдёт. Осторожно усадили её на заднее сиденье. Та заёрзала сразу, руками по коже зашарила:
— А чего это тут мокро-то? Кто-то в штаны напрудил, что ли? Хе-хе!
— Да нет, бабуль, — проговорил я спокойно, — приятеля довозили одного, навеселе был. С баллоном-полторашкой. Ну, то есть, с бутылкой пластиковой, с соской, короче. Сидел, хлебал с горла. Пиво расплескал по дороге, когда на кочке тряхнуло. Пенка-то, зараза, плохо отмывается.
— Вот паразит какой! Такую красивую машину залить! — качала головой старуха.
Тронулись. А Грач насторожился и тихо, с подозрением спросил:
— Так ты ж слепая совсем, говорила, очки потеряла. Откуда знаешь, что машина-то красивая?
— А я что, по-вашему, не разбираюсь в машинах? — всплеснула руками та. — Большая да чёрная — значит, уже красивая. Тут и видеть-то не надо. Меня, кстати, бабой Ниной зовут. А вас как?
— Петя, — буркнул Грач.
— Вася, — добавил я.
— Петя, Вася… Хорошие, русские имена, — одобрительно закивала пассажирка.
Потом бабка вдруг вытянула узловатый палец вперёд, в темноту:
— Вот сюда сверните, родненькие, по этому просёлку прямо. Потом направо — и там уже мой дом.
Я невольно напрягся. Странно. Только что жаловалась, что без очков не видит ни черта. А тут, получается, в полной темноте она вдруг ориентируется лучше любого навигатора. Ну ладно, может, она тут каждую кочку на память знает — старая всё-таки, годами тут ходит.
Грач тоже напрягся, погладил под одеждой пистолет. Видать, примерялся, прикидывал себя кем-то вроде Раскольникова. Только вместо топора у него ствол под рукой. Хотя именно ствол и взял бы в руки современный Раскольников. Без вопросов.
— Вот, тормози, приехали, — распорядилась спасенная.
Остановились у старого коттеджа из красного кирпича — громоздкого, будто разбухшего от времени. Грач облегченно вздохнул:
— Всё, баба Нина, приехали. Давай-ка вылезай, нам пора.
— Ой, а до дверей вы меня не доведёте? — жалобно спросила она, выбираясь с подножки джипа и качаясь, словно былинка на ветру. — Уж ножка-то болит…
И тут же крикнула в сторону ворот, где надрывался пёс:
— Тузик, курвец такой! Заткнись, сволота! Свои это!
Мы с Грачом переглянулись, только устало вздохнув. Делать нечего — повели спасённую домой. Тузика пришлось загнать в будку — я поднял с земли камешек, замахнулся, сделал вид, что вот-вот запущу в него. Такой обманный трюк всегда прокатывал с собаками. Пёс хоть и был злой, но не дурак: гремя цепью, мигом юркнул в свой деревянный домик и затих.
— Ты одна тут живёшь-то, баба Нина? — спросил Грач, оглядываясь по сторонам.
— Одна, одна, — запричитала старуха, — как в попе дырочка.
Вошли в дом, она щёлкнула выключателем. В гостиной загорелась тусклая люстра, выхватив из темноты старый, просторный зал с дубовым столом, потемневшим от времени, камином и странной смесью былой роскоши и упадка. Всё здесь в тот период, что я не застал, в нулевых, считалось модным и называлось «евроремонтом». Сейчас же дешёвый пластиковый потолок, глянцевые панели, затёртый ламинат и лепнина из пенопласта выглядели убого и неуместно.
— Ну всё, баба Нина, мы пошли, — сказал я, — запирайся хорошенько.
— Ой, сынки, так вы даже чаю не попьёте? Как же это так? Я ж отблагодарить вас хотела! Давайте хоть медку свеженького налью, — засуетилась она. — Только вот дочке отзвонюсь быстренько. Потеряла меня, наверное, совсем!
— Нет-нет, баба Нина, — замахали мы с Грачом руками. — Нам пора уже, правда.
Заметила она что-то или нет, но нам лучше исчезнуть как можно быстрее.
— Подождите немного, уж уважьте старушку. Мне так хочется вас хоть как-нибудь отблагодарить, — а сама уже сосредоточенно тыкала узловатым пальцем в экран смартфона. — Я сейчас… Пару минут…
Пока баба Нина разговаривала с дочерью, я про себя думал-гадал, какой, к чёрту, свежий мёд в начале июня? Разве бывает вообще? Странная какая-то бабка… Ну точно — Баба-Яга, костяная нога. Заманит и съест.
Закончив разговор, она вдруг хитро прищурилась, глядя на нас, и сказала с хрипотцой:
— А вы, оказывается, не грибники совсем.
Мы настороженно уставились на неё.
— А кто? — тихо спросил я.
— Вы там, в лесу-то, не грибочки собирали.
Она оглянулась, будто искала ещё кого-то, и добавила:
— Вы с духами шептались. Знаю я, знаю… — залопотала старуха, глаза её заблестели. — Небось, и обряд какой-то тёмный там затевали, звали кого-то… Чувствую я это, ой, чувствую… Голоса-то, они не врут!
Мы снова переглянулись и облегчённо выдохнули — всё-таки бабка точно повернутая. Грач тихо наклонился ко мне, шепнул:
— Слышь, Макс… А вдруг она нас реально срисовала? Ну да, кукуха поехавшая, но вдруг реально что-то подозревает или видела, как мы могилу рыли, просекла нас. Давай-ка, может, чайку с ней тяпнем, посидим, прислушаемся. Дом в глуши, тачка в темноте стоит, номера не засветятся. Надо разведать, кто она такая вообще.
— Ладно, — проговорил я уже громко и добавил, обращаясь к хозяйке: — Наливай, баба Нина чай, только чёрный есть? Без твоих травяных добавок, а то ещё отравишь, чего доброго.
— Ой, да если б я хотела вас отравить, то как раз чёрным и напоила бы, — хихикнула она, уходя за чайником.
Мы напряглись. Тем временем баба Нина вернулась на удивление быстро и бодро, даже не хромала уже — видимо, нога расходилась. Пока она гремела чашками, я огляделся. На стенах висели старые фотографии, выцветшие до соломенного цвета, и несколько старых грамот в потёртых рамках за стеклом. Я подошёл, скользнул взглядом по одной из них и застыл.
«Награждается Матюхина Нина Герасимовна за образцовое выполнение служебных обязанностей по обеспечению законности и правопорядка и за достижения в борьбе с преступностью…»
И тут меня словно обухом по затылку огрело.
Матюхина Нина Герасимовна. Твою ж дивизию… Это же она!
Ночную тишину леса нарушил тихий, осторожный шорох. Сначала едва заметно дрогнул дёрн на свежей могиле, затем покрытая землёй рука медленно, будто нащупывая жизнь, вытянулась прямо из почвы и вцепилась пальцами в траву. Следом за первой появилась вторая — грязная, скрюченная.
Одна рука нащупала запястье другой, грязные пальцы сомкнулись на ремешке часов, вытирая налипшую землю. Пальцы нажали кнопку, активируя скрытый в наручных часах GPS-трекер. Красный огонёк индикатора вспыхнул, словно кровавый глаз хищника, внезапно распахнувшийся в непроглядной черноте леса.
Глава 18
Глубокая ночь. Телефон противно завибрировал возле самого уха, вырывая Валета из тяжёлого, беспокойного сна. Он резко вздрогнул, рывком сел на кровати и, сощурившись от яркого света экрана, выдохнул в трубку:
— Ты совсем охренел? Смотри на часы, придурок!
На другом конце дежурный из его службы безопасности шумно вздохнул, явно понимая, на что нарвался:
— Герман Сильвестрович, простите, ради бога, тут… нештатная ситуация. Только что пришёл сигнал бедствия. Артур Богданович… — наконец, он собрался и доложил: — сработал аварийный личный трекер GPS на браслете Савченко.