— Ой, да этой ее байке уже сто лет. Может, ляпнула, чтоб ты поревновал. Короче, запала на тебя Маха, только — я тебе ничего не говорила. А я, выходит, сучка. Стыдно сейчас… но я такая вчера была… ну совсем пьяная. И, что страшнее всего — ни фига не жалею. Хоть и гложет там, где совесть должна быть. Хи-хи…
— Ну-у… со своей подругой сама разбирайся, — улыбнулся я. — А совести можешь передать, что Макс вчера был ничейный, свободный агент.
— Ой, так я тебе и поверила, — покачала она головой. — У такого парня и нет девки?
Я лишь пожал плечами — переубеждать не стал. Она чмокнула меня в губы и упорхнула в ванную, прикрываясь одной лишь футболкой.
А я задумался… Машка, Алька… Девчонки интересные, живые. Но в голове всплыла Кобра. Яркая, черноглазая, с характером — та, что держит на себе весь отдел. Кстати… как она там? Надо бы навестить, заодно и новости закинуть. И вообще — надо решать её вопрос с этой дурацкой реабилитацией.
Не ровён час — спишут по надуманной херне. Сейчас это запросто: не прошёл тест у психолога — до свидания, форма. Всё. Ты больше не начальник. Не боец. Ты «тревожный элемент». Верить начали не опыту, не выслуге, а каким-то тестам и вот этим самым бумажкам. Психолог сказал — сдвиг по фазе. И всё, гуляй. Сейчас психологам верят больше, чем сотрудникам. Даже больше, чем свидетелям.
Может, поэтому в полицию всё больше идут женщины? У нас в ППСе уже треть — девчонки. Такого раньше не было. Современные парни — то по здоровью не проходят, то на полиграфе сыпятся, то психиатр говорит: «неустойчив, не рекомендован». Мир меняется… Только вот не всегда понятно — в какую сторону.
— Я думал, не придёшь, — пожал я руку Корюшкину на школьном стадионе.
— Я привык сдерживать обещания, — смущённо улыбнулся он, переминаясь с ноги на ногу возле турников. Был сегодня в нелепых шортах по колено и футболке с замысловатой надписью: «I Paused My Game To Be Here».
— Первая тренировка — втягивающая, — сказал я, покручивая шеей. — Побежали.
Сам после вчерашнего решил не фанатеть — лёгкой трусцой, чтоб только кровь разогнать и суставы не застаивались. Первый круг прошел нормально, прохлада, утро… Но вот Ваня сдался быстро — пробежал два круга, остановился, уткнулся руками в бока.
— Фух… Я не могу!
— Давай шагом, — скомандовал я. — Не останавливайся. Это тебе не в танки рубиться. Это — реальность, танкист.
— Жаль, тут нельзя прокачку купить… закись азота, турборежим… — пробурчал Ваня, волоча ноги.
— Вперёд, Волк! — хмыкнул я и побежал дальше, лёгкой рысцой. А Ваня — шагом, важно, как будто из последних сил выносил раненого с поля боя.
После пробежки — турник. Он посмотрел на перекладину с подозрением, будто это ловушка, с трудом подпрыгнул, повис, дёрнулся раз, дёрнулся два… Раздул щёки, заёрзал ногами в воздухе, но подбородок так и остался где-то значительно ниже перекладины. Даже лбом до нее не достал. Спрыгнул тяжело, как будто мешок с кирпичами упал.
— Сильно плохо? — спросил он виновато, будто профукал Олимпиаду.
— Пока да, — кивнул я. — Но не смертельно.
Ну, не буду же я врать и его хвалить, когда всё так очевидно. Так бойца не воспитаешь.
— Я ни на что не способен… — тихо протянул он. — Только работа в лаборатории, за микроскопом, и танки в сети. Я же говорил…
— Говорил, — согласился я. — А теперь делай выводы. Начал — значит, не бросай.
— Уф… не смогу я… Ты вон какой… А я…
— Отставить упаднические настроения, — велел я. — Не всё сразу. С турником не пошло — будем с другого начинать. Я показываю — ты делаешь.
Я не инструктор, но по молодости занимался самбо, боксом чуток в старших классах. И сейчас вспомнил старые тренировки, как гонял нас тренер и какие иногда давал так называемые разгрузочные тренировки.
— Смотри, — показал я на скамейку. — Десять приседаний. Потом десять отжиманий от скамьи — не от земли, не надо героизма. Надорвёшься ещё. И в конце — немного растяжки, дыхалку восстанови. Потом второй заход.
— А третий?.. — глянул он на меня с тоской.
— На третий не дотянешь. Давай хотя бы два круга для начала. Не сдохнешь — будет праздник.
Я сделал паузу, глянул, как он кивает.
— И как ты вообще физо на зачёте сдаёшь? — хмыкнул я.
— Мне так ставили, — пожал плечами Ваня. — Кто же меня за физо уволит? Я же единственный криминалист в отделе. Семь допусков. Очередь экспертиз.
— Ясно… Здесь твои допуска не канают. Давай, Волк, вперёд. База — это сила.
Корюшкин кивнул, будто я приговор только что зачитал. Несмотря на лёгкость заданий, к концу недолгой тренировки он был, как выжатый тюлень. Мокрый, покрасневший, с волосами, прилипшими ко лбу, но почему-то счастливый.
— Как заново родился… — прохрипел он смущенно. — Никогда так себя не чувствовал… Сейчас съем тарелку пельменей с кетчунезом.
Я хмыкнул.
— Только пельмени, без кетчунеза. Пора разгружать твоего внутреннего волка от сала.
Ваня согласно закивал, хватая ртом воздух, как карась на берегу.
— Если хочешь нравиться девчонкам, — строго проговорил я, вспоминая интернетные статейки, которые уже порядком проштудировал, сам-то тоже физуху набирал, — на будущее: никаких пельмешей и кетчунезов.
— Голодать? — в голосе Вани прозвучал ужас.
— Ни в коем случае, Ваня. Больше белка и растительной еды, — вспомнил я свои молодые годы, когда по динамовской линии в секции самбо пахал, готовясь к соревнованиям. — Без крайностей, но и без поблажек.
— Растительной? Как корова? — вздохнул он, поникнув.
— Чтобы как раз не быть коровой, — усмехнулся я. — Ты парень неглупый, сам поищи в сети, изучи вопрос, как хавать, что хавать, от чего отказаться. Сейчас всё в интернете есть — расписано по шагам. Главное — не перегибай палку, все в меру, Ваня. Как говорит наш начальник штаба, без фанатизма.
— Это да… В курсе немного. Я так-то гуглил раньше, — кивнул он. — Жалко только, что чипсы нельзя.
— Варианта два, Ваня: либо исключить чипсы, либо вырасти до трёх метров. Тогда при твоём весе будешь в норме.
Корюшкин рассмеялся, но как-то с оттенком грусти, будто прощался с любимыми пельмешками навсегда.
— Ладно… Завтра, в это же время?
— Завтра. Здесь. В семь. Не опаздывать, Волчара.
Он кивнул и, тяжело ступая, побрёл к выходу со стадиона. А я ещё немного остался: поболтался на турнике, попрыгал через вкопанные колеса, и, вытирая пот со лба, уже прокручивал в голове следующий шаг в деле. Пора было снова становиться ментом, а не фитнес-тренером.
После стадиона вернулся домой. Принял контрастный душ, на автомате побрёл на кухню — ставить воду на гречку в пакетике. Не люблю гречку, честно говоря, но надо. Куриную грудку — в Машкину мультиварку. Гречка с грудкой — лучшее топливо для набора сухой массы. Не жирной, а чистой, рабочей. Ел и чувствовал себя немного непривычно. Никогда особо не заморачивался по жрачке. Глотал всё, что жуется и не убегает со стола. Но, видимо, во второй жизни созрел до этого спортивного, мать его, питания.
Хотя честно говоря, в прошлой жизни было ведь вообще не до этого. Где там думать о грудках, когда днюешь и ночуешь на работе. А здесь… здесь почему-то хотелось не быть дрыщом. Вот прямо хотелось. Страсть как. Потому что никогда не был.
И это уже начинало получаться. Потому как одежда Максимки сидела всё плотнее. Тело росло, мышцы наливались. И явно быстрее, чем должно бы. Вечерами я еще добивал мышцы гирями — прикупил на «Авито» за копейки (спасибо прогрессу) две пудовки, с ржавчинкой, но по бросовой цене. Качаюсь, так сказать. Но даже с нерегулярными занятиями прогресс выходит какой-то чересчур бодрый.
Вот и Машка, оказывается, заметила.
То ли тело у Максимки генетически одарённое, просто не было толчка… То ли моё сознание, переехавшее в эту оболочку, как-то реорганизовало всё по-новому. Не знаю. Бред, конечно. Но после того, как меня швырнуло из 97-го в сегодняшний день — я теперь зарекаюсь что-либо категорически отрицать. Всё может быть.
Хотя, если по-честному — да и плевать. Главное, что процесс пошёл. И неплохо пошёл.
— Привет, — на кухню вышла заспанная Машка в своих тапках-зайцах и фирменном халатике, который едва прикрывал кружевной треугольник между бедер. Потянулась, зевнула.
— Доброе утро, страна, — я подмигнул. — Кофе будешь?
— Ага, — кивнула она, растирая виски и плюхаясь за стол.
— Отлично. И мне тогда налей, раз уж ты на ногах.
Машка надула губы, но встала, начала колдовать с кофеваркой.
— А где бобриха моя? — пробормотала, потирая нос. — Я так вчера набубенилась, не помню, как отрубилась. Мы с ней, вроде, на диван рухнули, а дальше — провал.
— Ушла, наверное, — пожал я плечами.
— Странно… Даже не разбудила. Я вообще и не помню, во сколько. Обычно своими кудрями мне всё лицо щекочет. Разбросает космы по подушке, как ураган прошёл.
— Сама говоришь — наклюкалась. Спала, как убитая. Даже храпела, но негромко.
— Ой, не ври, а! Никогда не храплю! — Машка покраснела.
— Ну да… Просто громко сопишь.
— Да это Алька храпела, — кивнула Машка, косясь на меня и поджав губы. В ее глазах сверкнули чертята. — Ну и как она тебе?
— Кто?
— Бобр. Понравилась?
— Ничего так. Интересная девушка, — ответил я, не поднимая глаз.
— Интересная? Ой, скажешь тоже… Людей обманывает своими этими предсказаниями, гаданиями, — фыркнула Машка.
— У каждого свои недостатки. Я вот в штабе работаю…
— Выдерга она. И умную корчит. Скажи, Макс, а мужикам правда нравятся рыжие? Ну… серьёзно?
Вспомнился анекдот о женской дружбе: Чтобы летом хорошо выглядеть на пляже, Люся ещё с зимы начала откармливать свою лучшую подругу Оксану.
— Всё, — глянул я на наручные часы. — Я побежал. Дел по горло.
— Куда? Ты же на больничном.
— Больничный — не повод расслабляться. Когда Родина в опасности, отдыхать некогда, — проговорил я с нарочитым пафосом и смылся с кухни, пока Машка не начала допытываться про рыжих бобров.