— Каждому своё, — улыбнулся я. — Ладно, пойду на допрос. Там следователь новый приехал, из Москвы. Разгребает всю эту муть теперь.
— Удачи тебе, брат, — похлопал он меня по плечу. — Увидимся. Кстати, чуть не забыл: тебе Алька Рыжая привет передавала. Спрашивает, когда заскочишь к ней.
— Заскочу обязательно, — улыбнулся я, тепло вспоминая рыжеволосую красотку. — Ты телефончик мой ей дай, пусть звонит, если что. Номер скрывать теперь смысла нет.
— Ладно, скажу, — Грач вылез и широко улыбнулся, наблюдая, как я завожу машину. — Бывай, Макс.
— Бывай, — ответил я, выезжая из тихого переулка обратно в шумный город.
Я подъехал к зданию Следственного комитета, припарковал свою «Ниву» у обочины и, выйдя из машины, привычно хлопнул дверцей. Неспешно нажал на кнопку сигнализации, и та громко пикнула. На крыльце курил Паук, переминаясь с ноги на ногу и глядя куда-то вдаль с таким выражением, будто обдумывал глубоко философскую проблему.
— Привет, Женя, — кивнул я, подходя ближе.
Паук встрепенулся и кисло улыбнулся мне, явно пытаясь скрыть внутреннее беспокойство.
— Привет, Макс, — проговорил он тихо, затянулся глубоко и выдохнул густой дым куда-то вверх.
— Чего невесёлый такой? — усмехнулся я. — План не выполнил? Ментов мало в этом квартале закрыл?
— Давай отойдём, потрещим чуток, — серьёзно проговорил Паук и кивнул в сторону газона с аккуратно подстриженными деревьями.
Мы отошли в сторонку и встали в тени густых веток, где разговоры казались тише.
— Понимаешь, Макс, — начал Паук, выбросив окурок и глядя на меня с откровенной досадой, — в кои-то веки мы с тобой нормальное дело раскрутили, масштабное такое, с реальными фигурантами. И что? Всё кому ушло?
— Кому? — переспросил я с любопытством, хотя ответ уже был очевиден.
Паук раздражённо махнул рукой куда-то в неопределённом западном направлении:
— Туда…. В Москву, естественно. Следак этот новый приехал, Сметанин. Материалы все забрал, дело в свое производство принял. Местных следователей даже близко не подпускает. Вообще. Ни к одному, зараза, следственному действию. Даже через письменные поручения, все сам, единолично.
— Да ладно тебе, Жень, — примирительно произнёс я, пожав плечами. — На наш век ещё дел хватит. Первый раз вижу, чтобы следак расстраивался, что дело у него забрали. Обычно ведь как у вас: дело долой — лошадке легче. Или как там ещё говорят… Чем меньше дел у следака, тем здоровее сердце…
Паук криво усмехнулся и пожал плечами, явно не желая признавать, что я прав:
— Да я так, просто ворчу. Наверное, старею уже. Эх, ладно… А ты-то чего сюда припёрся, Макс?
— На допрос. К этому вашему, как ты сказал… Сметанину?
Паук кивнул.
— Точно, Аркадий Львович Сметанин. По прозвищу Бульдог.
— Почему Бульдог? — спросил я.
Паук чуть прищурился и хмыкнул:
— А увидишь его, сразу поймёшь. Такая у него внешность специфическая, да и характер туда же.
Я усмехнулся, представив себе сурового московского следователя с пастью бульдога, и посмотрел на часы:
— Ладно, вот и пойду я с твоим Бульдогом беседовать.
— Давай, — лениво кивнул Паук.
Потом вытащил из пачки ещё одну сигарету и медленно подкурил её, задумчиво глядя мне вслед.
— Добрый день. Яровой из Заводского ОМВД, — когда я открыл дверь в кабинет, мне сразу же стало понятно, почему этому москвичу дали прозвище Бульдог. Сходство было настолько ярким и очевидным, что удивляться просто не приходилось.
Сметанин оказался приземистым, коренастым мужчиной с плотной и массивной фигурой и короткими ногами. Он был широкоплеч, как заправский штангист, но при этом невысок ростом, словно кто-то сверху слегка его придавил. Эта приземистость создавала впечатление, будто он непрерывно находится в состоянии боевой готовности. Даже обычная рубашка, застёгнутая на верхние пуговицы, туго сидела на короткой и широкой шее, будто вот-вот лопнет от внутреннего напряжения.
Лицо следователя тоже не оставляло сомнений в справедливости его прозвища. Тяжёлая, массивная челюсть, выступающая далеко вперёд, с широким, выпирающим подбородком, придавала ему явное сходство с бульдогом, который не раз оказывался в уличных драках. Скулы широкие и чётко очерченные, словно вырезанные, нос короткий и чуть приплюснутый, явно повидавший немало приключений и неприятных встреч.
Еще глаза. Тёмно-карие, небольшие, с вечным подозрительным прищуром, они смотрели из-под густых бровей пристально и цепко, будто их обладатель в любой момент готов был кинуться вперёд, вцепившись зубами в глотку собеседника.
Он медленно поднял взгляд и без особой радости уставился на меня, не спеша отложил в сторону папку с бумагами и негромко, хрипловато проговорил:
— Проходите, Максим Сергеевич. Присаживайтесь. Нам с вами предстоит важная и обстоятельная беседа.
Кто бы сомневался. Я сел на стул напротив.
— Меня зовут Аркадий Львович. Я следователь по особо важным делам. Прибыл по поручению самого…
Он многозначительно ткнул коротким толстым пальцем вверх, будто намекая на высшие эшелоны власти, находившиеся где-то там, далеко за пределами этого тесного кабинета.
— Я знаю, кто вы, — спокойно проговорил я.
— Замечательно… Максим Сергеевич Яровой, инспектор группы анализа и планирования…
— Нет, — поправил я. — Теперь старший оперуполномоченный отдела уголовного розыска.
— Старший оперуполномоченный, — повторил он, безэмоционально поправляясь. — Да, Максим Сергеевич.
Бульдог не выглядел ни недоброжелательным, ни враждебным. Он был абсолютно безучастен, словно матерый пес, уже давно уставший от жизни и вынужденный снисходительно общаться с каким-то молодым щенком. Он говорил нехотя, будто заставлял себя произносить каждое слово. Но за этой показной апатией я ясно видел аналитический ум и опыт старого сыщика. Он уже бегло осмотрел меня, внутренне молча дал мысленную оценку. Каждое его слово и движение были тщательно выверены, хотя выглядели они вполне естественно, будто возникали сами по себе в непринуждённой беседе.
— Скажите, Максим Сергеевич… — начал он, когда записал мои данные и дату рождения, неуклюже тыкая толстыми короткими пальцами по клавиатуре маленького ноутбука, набивая всё это в протокол допроса. — Как так получилось? Вы, будучи невооружёнными, отправились задерживать вместе с Зуевым и Шульгиным опаснейшего преступника? Судя по записям журнала регистрации выдачи табельного оружия в КХО — пистолет в вашей компании был только у Шульгина.
— Мы надеялись взять Валькова тихо и быстро, — пояснил я. — Оружие не получали, потому что действовать нужно было оперативно. Некогда. Поступила срочная информация о местонахождении Валькова. Я лично был за то, чтобы вернуться в дежурную часть и получить оружие из комнаты хранения, но Зуев сказал, что справимся и так. Он, как старший по должности, настоял на том, чтобы мы выдвигались немедленно.
О том, что я был вооружен до зубов нелегальными стволами, следаку из комитета знать вовсе не обязательно.
— Зуев, значит, настоял? — многозначительно повторил следователь.
— Да, — подтвердил я коротко. — Он же врио… был. За главного в отделе.
— Насколько я знаю, — медленно произнёс Бульдог, глядя на меня пристально, — его хотят представить к награде… посмертно, орден Мужества, кажется.
— Что в этом такого? — вопросом на вопрос ответил я.
Ведь он мне это не просто сообщал, он как бы спрашивал — что это такое и как так.
— Он был старший… подполковник… и он погиб…
— Бывает в нашей работе, к сожалению.
— Шульгин ранен, тоже — опытный оперативник.
Он показательно окинул меня взглядом и подытожил:
— А на вас ни царапины.
— Повезло, — пожал я плечами. — Мне вообще в последнее время часто везет. Вот думаю даже лотерейные билетики начать покупать.
— Странно все это, — ровно произнёс Бульдог, не подчеркивая слова никакими ухмылками.
— Почему? — я изобразил искреннее удивление.
— Я же исхожу из логики происходящего. По сути, именно вы задержали киллера Рябинина. Я уже знаю, что он работал на Валькова — мы много чего нарыли на обысках. Вы участвовали в операции по поимке Валькова. Именно вы загнали его в угол и сбросили вниз на торчащую арматурину. Такое ощущение, что вы были его лютым врагом. Вы спрашиваете, почему странно? Почему же он стрелял в кадровика?
— Во-первых, — возразил я, — никто его на арматурину не толкал. Крыса пыталась сбежать, получилось у неё неудачно. А во-вторых, этот вопрос нужно было задать самому Валькову. Может быть, позиция для выстрела была выбрана так, что удобнее было стрелять в идущего впереди. Владимир Ильич был, как я прекрасно помню, на несколько шагов впереди меня. Этим он, вероятно, и спас мне жизнь. Я ему за это, конечно, благодарен. Даже страшно представить, что могло бы произойти, окажись я впереди.
— И еще… — задумчиво продолжил Сметанин, не сводя с меня взгляда, — вы же знали, что Вальков будет там. И будет стрелять. Говорите, «срочная информация» была? Но какая же она срочная, если вы заблаговременно отправили на заброшенный завод Шульгина, а сами с начальником кадров прибыли гораздо позже. Вы знали, что Вальков там будет. Как-то не вяжется.
— Шульгин прибыл ненамного раньше нас, — стал уже откровенно врать я. — Мы просто разминулись. Тут у вас недостоверная информация.
Под его внимательным взглядом я продолжил, держа голос ровным, как на докладе:
— Мы получили оперативную информацию о местонахождении Валькова и решили ее реализовать. Все решения принимал подполковник Зуев. Мне повезло быть исполнителем под руководством опытного руководителя.
— Почему же тогда вы не вызвали дополнительные силы, спецназ? — спросил он даже слишком мягко.
Будто уточнял у какого-нибудь курьера, когда привезут его заказ. Или желал узнать у официанта, какие в заведении приняты чаевые.
— Не было времени, я ведь говорил. А потом, я лично, если честно, не особо-то верил, что информация о местонахождении Валькова подтвердится, — спокойно и доверительно заговорил я. — Можно сказать, мы выехали туда больше для галочки. Это, конечно, между нами, Аркадий Львович, не под протокол. По телевидению теперь показывают всё иначе: мол, заранее подготовленная и хитро спланированная операция. Но вы же сами понимаете, в нынешних условиях и в нашей стране СМИ обязаны подчёркивать роль государства и правоохранительных органов как основную и решающую. Любые факты борьбы с преступностью освещаются с героическим подтекстом. Собственно, я с этим принципом согласен, наш имидж, я имею в виду органы, нуждается…