— Не знаю, зачем ты решил у нас учиться, но хочу предупредить. Если ты положил глаз на Карину, остынь. Это моя девушка, и у нас все хорошо.
— Так значит это Карина. А я-то все гадал, неужели ты запал на ту чернявенькую кнопку. Слышал, ваша Карина — темный маг, и даже имя у нее магическое есть — Акаша!
— Держись от нее подальше, понял? Или я устрою так, что ты не только из школы вылетишь, но и из города уедешь. Карина никакой не маг, подрабатывает у матери в салоне эзотерики и порой путает сценическое имя с реальным. Обычные девичьи фантазии.
— Так я тебе и поверил, — рассмеялся Влад. — Расслабься, я ведь здесь, чтобы помочь. А в смерти Майи я не виноват, ваши же с ней и расправились.
Больше Мира не смогла различить ни слова, да и в последней фразе сильно сомневалась — уж больно фантастично она звучала. Тела танцующих сомкнулись, скрыв фигуры двух парней, к которым она сейчас испытывала одинаковое чувство — испепеляющую злость. Порыв броситься вслед за Егором и потребовать объяснений был временным и прошел, едва Миру обдало потоком свежего воздуха из открывшейся сзади двери — курьер доставил новую порцию пиццы.
Возможно, у Хрусталева были веские причины для такого поведения, возможно, он, действительно, знал богатого Авелина и не хотел, чтобы друг видел его с «непрезентабельной» девушкой. А может, правда была в том, что Субукина, слишком часто живущая миром книжных фантазий, перенесла вымысел в реальность, да еще и поверила в него так крепко, что не видела очевидного. Поцелуй в парке? Сегодняшний танец? Что-то подсказывало — настоящая любовь должна начинаться не так.
Глава 2. Шкаф
Обхватив себя руками и жалея, что не согласилась на такси, Мира бежала к дому, отсчитывая шаги и еще раз проклиная Егора — наверное, она и спать ляжет с его именем на устах. Меньше всего ей хотелось мокнуть под ливнем, первые тяжелые капли которого уже падали на голову и плечи. Однако приятным моментом в любой непогоде было отсутствие забулдыжек, обычно распивающих пиво в гаражных боксах, мимо которых лежала дорога девушки. Автобус останавливался далеко внизу, у основания анфилады лестниц, большинство из которых построили еще в довоенные годы. Власти о них благополучно забыли, а жильцы района каждый день штурмовали подъем, состоявший из покрошенных ступеней, вываленных бордюр, косогоров с народными тропами и ржавых перил, торчащих опасно, страшно и неуместно.
В Поморске было много сопок, однако дом Людмилы Аристарховны, родной тетки Миры по отцу, находился на самой крутой из них, в народе ласково называемой Крутяшкой. В хорошую погоду с Крутяшки открывался чудесный вид на море, острова, кладбище на соседнем холме и большой рынок внизу. Но дни с хорошей погодой на Крутяшке были редкостью, так как большую часть года сопку закрывало плотное облако тумана. Ветра нисколько не конфликтовали с туманом, гоняя влажные молочные облака между домами и выдувая из прохожих тепло даже в летние дни. «Уровень босса» — так называл такую погоду Антон, двоюродный брат Миры, прирожденный геймер.
Глянув на часы и осознав, что оговоренные одиннадцать часов давно прошли, и стрелки приближаются к полуночи, Субукина горестно вздохнула — теткиной отповеди теперь не избежать. Утопив кнопку лифта и не услышав привычного визга старого механизма, Мира вздохнула еще раз. По ночам лифт отключали, но так как она впервые возвращалась домой так поздно, то надеялась, что «ночь» для управляющего дома начинается с полуночи.
Поморщившись от досады, Субукина подошла к лестнице и заглянула в темный проем уходящего ввысь лабиринта из ступеней. Будто ей и так неприятностей сегодня не хватало. Мира всегда ездила на лифте, потому что на третьем этаже стоял шкаф.
Старая дореволюционная гробина подпирала потолок лестничной площадки с незапамятных времен, оставаясь необъяснимым явлением домового дизайна управляющей компании. Шкаф был собран не из какого-то там ДСП, а из настоящей древесины, и когда-то был покрыт лаком, от которого сейчас осталась неопрятная серая шелуха, прекрасно собирающая на себя пыль и мусор. На дверцах еще виднелись следы вырезанного вручную узора, по мнению Миры, довольно нетипичного для мебели. Среди грязи слабо угадывались нечеткие геометрические фигуры, круги, квадраты, звезды и буквы, которые ее брат Антон считал еврейскими.
Ножки громилы давно провалились внутрь, отчего шкаф покосился, но так как наклон случился в сторону лестничного окна и никому не угрожал, уродливый антиквариат продолжал пугать детей, восхищать одну любительницу старины с нижнего этажа и настораживать остальных соседей. Однако, в целом, жильцы дома, как и сотрудники управляющей компании, относились к шкафу равнодушно, не замечая его или считая, что данный предмет мебель придает дому особый шарм, подчеркивающий старину здания. И это была первая странность, потому что дом на Крутяшке был построен лет двадцать назад, и с возрастом шкафа сравниться никак не мог. Второй странностью было то, что никто не помнил, как гробина появилась на верхнем этаже. А баба Мария, которая была одной из первых вселившихся в дом жильцов, вообще утверждала, что шкаф здесь стоял еще при строителях.
Третьей странностью шкафа, которая касалась лично Миры, было то, что его дверцы никогда не запирались. От влаги и старости створки разбухли и едва прикрывали огромное нутро мебельного монстра. Чтобы заглянуть внутрь, достаточно было с усилием потянуть дверку на себя — она позволяла на короткое время заглянуть в темноту, а потом срабатывала какая-то пружина, или что там было еще во внутренностях шкафа, и дверца возвращалась на прежнее место. Каждый ребенок дома, желающий приобрести в глазах других детей статус повыше, проходил своеобразную инициацию — должен был заглянуть внутрь.
По словам Антона, который открывал створки не один раз, внутри ничего интересного не было. Ржавое ведро с крышкой, похожее на бидон, и высохшая корявая ветка дерева, чудом не рассыпавшаяся в прах от старости, — вот и все сокровища мебельного громилы. Дети их не трогали, веря в байки бабы Марии о проклятии, которое настигнет того, кто потревожит вещи из шкафа.
Мира дверцы не открывала — ни когда впервые поселилась в доме много лет назад, ни когда Антон с друзьями, напившись, притащил ее к шкафу, угрожая испачкать лицо в пыли, если она струсит. Мира струсила, и в квартиру вернулась с грязными щеками, по которым брат с дружками густо размазали пыль, собранную с дверей шкафа. В том, чтобы заглянуть внутрь громилы, ничего страшного не было, но Субукина преодолеть себя так и не смогла.
Вот и сейчас, остановившись возле старого шкафа, она на секунду приложила ладонь к грязному боку, представила, как там внутри одиноко лежат ржавое ведро и сухая ветвь, и быстрым шагом направилась к квартире тетки, стараясь не слушать, как тяжело дышит старая мебель. Ей точно нужно было принять снотворное, потому что вздохи и выдохи, раздающиеся изнутри шкафа, прочно поселились в ее голове, вытеснив главный ужас сегодняшнего вечера — предательство Егора.
Глава 3. Соседи
В квартире Людмилы Аристарховны были гости, а значит, ночь обещала быть не лучше вечера.
Сладко-терпкий запах мужского одеколона сбил Миру с толку, потому что любовники тетки были хорошо вышколены и знали, что дама резких запахов не выносит. А значит, гость был родственником, которых у Людмилы Аристарховны насчитывалось великое множество. Они приезжали в Поморск регулярно, круглый год, однако чаще всего в августе и сентябре — на моря.
У Людмилы Аристарховны было четыре комнаты. В одной жила она с альфонсами и любовниками, которые менялись слишком часто, чтобы запоминать их имена. Другую занимал ее сын Антон, в третьей жила Мира, четвертую сдавали студенткам-подружкам Антона.
Для Миры новый гость означал, что комнату придется делить либо с очередной родственницей, либо с братом, если прибывший был мужчиной. Антон от таких посещений тоже был не в восторге, потому что каждый раз ему приходилось перетаскивать в комнату Миры все компьютерное оборудование — пару системных блоков, три монитора, игровую приставку и коробки с вовсе не понятным железом. Мира за комнату не платила, но «отрабатывала» угол, помогая с уборкой дома и на кухне. Сейчас положение дел было хуже некуда, потому что Людмила Аристарховна была помешана на чистоте, и чтобы не слышать упреков о деньгах, вернее, их отсутствии, Мире приходилось драить полы и чистить унитаз едва ли не каждый день. А так как сказка о Золушке вызывала у нее исключительно раздражение, Субукина собиралась съехать от Людмилы Аристарховны сразу после окончания школы. Вопрос решался благополучно при одном условии — поступлении в университет и получении места в общежитие. Впрочем, имелся и запасной вариант — поиск работы и съем угла вместе с подружками.
Спрятав туфли на полку, Мира босиком прокралась к кухонной двери и прислушалась. Голос был незнакомым, мужчина сыпал шутками, расхваливал Поморск и жаловался на храпящих соседей в самолете. Тетка неумело отшучивалась, непрерывно щелкала зажигалкой и шуршала пакетами.
Предательски скрипнула половица под линолеумом, и дверь кухни открылась, явив Людмилу Аристарховну во всей красе женщины средних лет с чрезвычайно завышенной самооценкой и помешанной на вегетарианстве, йоге, пилатесе и косметических салонах. Курение ценностям жизни не мешало. В свои сорок восемь Людмила Аристарховна выглядела на тридцать с лишним, весила пятьдесят пять килограмм и тратила два часа в день на «естественный» макияж. В результате кожа у родственницы выглядела так, словно на нее натянули шкурку апельсина, покрасили акрилом персикового цвета, а сверху густо присыпали мукой. Дома Людмила Аристарховна ходила исключительно в спортивных костюмах, которые, во-первых, подчеркивали фигуру, а во-вторых, позволяли заниматься пилатесом и йогой в любое время дня без переодевания в форму. Специально для этой же цели по всей квартире были разложены коврики для йоги, на которых тетка иногда замирала в провокационных и весьма нескромных, по мнению Миры, позах. Питалась Людмила Аристарховна смузи и салатами, но Антон с Мирой, которые вегетарианцами не являлись, подозревали, что второй холодильник, стоящий в теткиной комнате — всегда запертой, скрывал в себе не только клетчатку.