— Еще пару лет назад я бы именно так и поступил, — абсолютно честно признался Виттерих. — Но все это не имеет смысла, Симон. Лучше барана стричь, чем снимать с него шкуру. Посмотри на герцога Само. Его земля процветает, а сам он богаче императора.
— Мы тут слышали о великом дуксе[3] склавинов, — задумчиво пожевал губами Симон. — Но все это больше похоже на какие-то сказки.
— Это не сказки, — покачал головой Виттерих. — Он сокрушил аварского кагана, и теперь люди степи служат ему. А знаешь, почему они ему служат? Да потому что им это выгодно. Еще никогда всадники не жили так богато, как сейчас. И знать хорутан, дулебов, чехов и хорватов стоит за него горой. У них денег больше, чем у ваших сенаторов. Вот и мы тут понемногу богатеть будем. Очень мне это дело нравится, богатеть. А то я только начал было, а моего короля Хильдеберта франки убили. А ты, Симон, хочешь разбогатеть?
— Но как, ваша милость? — удивился Симон. — Наша земля разорена, торговли нет, а корабли в нашу гавань заходят раз в месяц. Я сейчас живу даже хуже, чем арендаторы у моего деда. Одна видимость, что глава городского совета.
— Ты слышал про Солеград, Симон? — спросил Виттерих. — До него отсюда двести пятьдесят миль. А до Братиславы, новой столицы князя Само, пятьсот миль. И поверь, для этих городов нет порта удобнее, чем Тергестум. Как еще привезти в Словению масло из Карфагена, коней из Персии или груз соды из Египта? Представил?
— Так что же это? — раскрыл рот Симон. — Тут снова порт будет? И не такой крошечный, как раньше, а настоящий, как в старой Аквилее? С причалами, складами и портовыми чиновниками — коммеркиариями?
— Точно! — ткнул в него пальцем Виттерих. — Вот прямо как ты сейчас сказал! С причалами, складами и коммеркиариями! А еще с харчевнями, вином и шлюхами, как в Массилии! Кстати, а кто такие эти коммеркиарии?
— Это те, кто собирает пошлины в казну, — прошептал ошеломленный ромей. — Великий боже! Ты услышал наши молитвы! В наш многострадальный город снова придет жизнь! Но варвары вокруг… Как быть с ними? Их же многие тысячи! И они свирепы, как дикие звери.
— Это не твоя забота, Симон, — усмехнулся Виттерих. — Ты думай, как посеяться весной, как побольше рыбы наловить, как засолить ее на зиму и как новые корабли собрать.
— Новые корабли? — с тупым недоумением спросил Симон. — Собрать? Как это, собрать?
— Сюда приедет мастер из самой Праги, — терпеливо ответил Виттерих. — И он привезет с собой разобранные корабли в телегах. Тут их надо будет только собрать. Не спрашивай меня, Симон, как это надо сделать. Я все равно этого не знаю.
— Корабли! — благоговейно прошептал ромей. — У нас будут свои корабли! Мы снова сможем торговать!
— Само собой, и торговать мы тоже будем, — кивнул Виттерих. — Но больше будем грабить. Я не великий торгаш, Симон, но даже я знаю, что взять даром дешевле, чем купить. Мне же пять сотен парней кормить надо. Забыл? А купцы из них, признаюсь тебе честно, так себе…
— Но император не потерпит пиратства, — Симон удивленно поднял глаза на гота. — Он пришлет сюда корабли и уничтожит твой флот.
— Ты помнишь, я спрашивал, кто тут у вас умеет класть камень? — спросил Виттерих. — Ваши стены — полное дерьмо, но вокруг полно всяких развалин. Разбирай и строй. Если вы хотите жить, как в старые времена, то придется изрядно попотеть. Ах да! Я же не сказал. Баллисты для башен в порту тоже привезут. Пусть император присылает свои корабли. Посмотрим еще, кто кого. Один очень уважаемый мной человек как-то сказал: Бог не выдаст, свинья не съест. И вроде глупость какая-то, но ты знаешь, я как-то сразу понял, что он имеет в виду. Ведь именно так я всегда и жил.
Мягкое тепло очага обволакивало Стефана. Промозглый холод, который приносил с моря злой порывистый ветер, проморозил его до костей. Слуга императора пришел в любимую харчевню, а потому пришлось немного потерпеть. Зато теперь Стефан, ожидавший своего заказа со стаканом вина, подогретого с медом и специями, был на вершине блаженства. Изысканный ужин Бана приготовить не сможет. Она же просто рабыня из диких мест, а не искусный столичный повар. А ему хотелось сегодня чего-то особенного, такого, что могло бы порадовать его взыскательный вкус. И ради этого Стефан готов был идти под порывами ледяного ветра те полчаса, что отделяли его от ужина. Доля в лучшей харчевне столицы так и осталась за ним, но теперь доход от нее копился в хранилище Солеграда. Да и все остальные деньги, заработанные непосильным трудом и финансовыми махинациями, тоже были отправлены туда. От греха подальше. Теперь никто и ни за что не сможет подкопаться к нему, вернейшему слуге их величеств. И ограбить его тоже никто не сможет. А на случай нужды были векселя его светлости Самослава, которые ценились наравне с золотом.
После возвращения Креста Господня авторитет Стефана взлетел до небес. На него теперь смотрели либо с униженным раболепием, либо с тщательно скрываемым опасением, как на человека, от которого можно ждать немалых неприятностей. Слуги императора набивались теперь к нему в товарищи, а те, кто был статусом ниже, готовы были бегать по его поручениям, как слуги. И если бы Стефан захотел, его свита лишь немного уступала бы императорской. Ведь он стал настоящей легендой, любимчиком самой госпожи, осыпанный ее милостями и наградами. Для многих дворцовых служителей было великим счастьем, когда сам доместик Стефан дозволял почистить его плащ. А его самого уже мутило от моря лицемерных рож. Вокруг него образовалась абсолютная пустота, а единственными близкими людьми стали Марк и Сигурд Ужас Авар, еще одна легенда Константинополя. Как могли сдружиться два настолько не похожих между собой человека, никто так и не смог понять. Наверное, Стефан полюбил дана за его наивную, почти детскую простоту. А сам Сигурд нашел благодарного слушателя для своей поэзии. И этот слушатель, к тому же платил без разговоров за все, что огромный воин съест или выпьет. Но сегодня доместик встречался не с ним. За столом ждал вернейший из его людей, Василий, который прямо сейчас низко склонился, глядя на хозяина преданным собачьим взглядом. В последнее время Василий приносил столько информации, что Стефан только диву давался. Один этот щуплый чернявый евнух с лисьей мордочкой работал лучше, чем десяток его агентов. И Стефан не жалел серебра за его услуги.
— Господин! — умильно улыбнулся Василий, скроив слащавую улыбку. Стефан терпеть ее не мог, но этот человек был необыкновенно результативен, укрепляя его и без того прочное положение.
— Василий, — кивнул Стефан. — Чем тебя угостить сегодня?
— О! — расплылся в улыбке Василий. — Вы так щедры, господин! У вас такой изысканный вкус! Редкий сенатор так разбирается в высокой кухне, как вы, светлейший!
Василий опять подлизался к нему, назвав сенаторским титулом. Вот ведь льстец! Угодливый раб вырос рядом, готовый принять заказ.
— Пусть сначала принесут закуски, а после них — фаршированную пулярку, — решительно сказал Стефан, который очень тщательно подходил к выбору блюд. — Потом миноги, тушеная свиная матка и пирог с заячьими почками. Пусть ко всему этому нам подадут рыбный соус из макрели. А в конце пирожные. И кувшин подогретого вина с пряностями.
— О! — снова протянул восторженный Василий. — Доместик, вы неподражаемы! Сам Апиций[4] умер бы от зависти к вашим ужинам. Гарум из испанской макрели! Это такая редкость! Я в восхищении!
— Поговорим о делах после еды, — сказал Стефан. — Я не хочу портить себе аппетит.
— Как скажете, светлейший! — преданно посмотрел ему в глаза евнух. — Ваше слово для меня закон.
Ужин и, впрямь, удался. Особенно жирная, нежная пулярка, фаршированная инжиром. Мясной сок перемешивался со специями и плодами, придавая неповторимый вкус специально выращенной для богатого стола птице. Стефан ни за что не стал бы есть сегодня худосочную голенастую несушку. Только пулярка, холощеная опытной рукой и откормленная лучшим зерном. Птица перед забоем целый месяц росла в клетке и мало двигалась, набирая на тушке слой жира. Ее мясо было нежным и сочным, не сравнимым с обычной курицей, пригодной лишь для неискушенной черни. В отличие от столичного плебса, Стефан разбирался в изысканной пище, особенно, когда это стало ему по карману.
— Ну, теперь говори, — благодушно откинулся на мягких подушках Стефан, когда на столе осталось лишь вино. — Что ты хотел рассказать мне, Василий?
— Вы помните эту странную историю с матерью архонта склавинов, доместик? — спросил Василий, а Стефан плеснул вином на свою нарядную далматику. От неожиданности. Он знал, что его мать нашлась, и чуть не убил Марка, который рассказал ему об этом. Впрочем, обдумав, он понял, что все было сделано правильно. Он натворил бы глупостей, если бы вмешался в это дело. Стефан быстро пришел в себя и лениво ответил.
— Да, я что-то такое припоминаю…
— Так вот, — заговорщицки посмотрел на него Василий. — Я не знаю, будет ли вам это интересно… Я слышал краем уха… Случайно…
— Ну, говори же, — не выдержал Стефан, сердце которого колотилось, как пойманная птица, разрывая грудь.
— Я слышал, что ее хотят отравить, — шепотом ответил Василий.
— Кто? — побледнел Стефан. — Зачем? Кому она мешает?
— Я не знаю, господин, — с сожалением ответил евнух. — Но я знаю того, кто знает. Я недавно подслушал один разговор, и я могу привести вас к этому человеку. Простите мне мою трусость, светлейший, но я боюсь ввязываться в это дело. Сам патрикий Александр побывал в плену у этого исчадия ада. Жуткие слухи ходят по дворцу… Думаю, что архонта Само хотят устрашить, показав, что он нигде не спрячется от гнева василевса. Ведь то, что Империя потеряла Истрию — его рук дело, это все знают. Но это лишь мои догадки, доместик. Тот человек знает точно.
— Отведи меня к нему, — решительно сказал Стефан, в голове которого били тревожные барабаны, полностью заглушившие робкий голос разума. — И я щедро вознагражу тебя.