Последний рейс «Доротеи» — страница 12 из 16

В своих предположениях Ковнер не ошибся, только вот из какой банды прибыл этот штабс-капитан? Коловрева? Но поступили сведения, что и отряд врангелевского полковника Сташевского бродит неподалеку…

«Архангел Михаил»

Разгрузка шхуны «Архангел Михаил» уже закончилась. Последние плуги и мешки с продовольствием укладывались на подводы.

Можно было подумать, что капитан «Михаила» ждал прибытия работников уголовного розыска, а может быть, и в самом деле ждал: он сразу же пригласил прибывших на судно. В каюте у капитана были приготовлены ракия и сладости.

— Прошу! — пригласил капитан. Он неплохо говорил по-русски, и потому переводчика не требовалось. — Обыскивать будете?

— Зачем? Так арестуем.

— Ну, для этого даже в вашей стране нужны основания — захватить, как говорили древние римляне, «инфлагранто деликта» — на месте преступления.

— А у нас и без того есть основания. На складах фирмы в тюках с шерстью, приготовленной для погрузки на вашу шхуну, обнаружена контрабанда — золотые и серебряные изделия, драгоценности.

— Так вы и предъявляйте претензии к фирме, причем же здесь капитан? — Контрабанда должна поступить на ваше судно.

— Должна, но не поступила. Вы не допускаете такой возможности, что капитан может не принять такой товар?

— Вообще-то допускаю, но не для капитана «Архангела Михаила». — Позвольте узнать, почему?

— Вы же приняли контрабандный спирт в Пирее… — Ковнер помедлил секунду и добавил: — И оружие.

— У вас есть доказательства? — капитан и спрашивал, и отвечал спокойно, улыбаясь. — Что ж, я с детства люблю истории про пиратов и контрабандистов. — Ну, про пиратов как-нибудь после, попозже, а про контрабандистов — пожалуйста. Так вот, шхуна под названием «Архангел Михаил» вышла из Пирен… Какого числа?

— В судовом журнале записано.

— …В день, указанный в судовом журнале, шхуна вышла из Пирея, имея на борту, кроме зарегистрированных грузов, шестнадцать бидонов спирта и два ящика с оружием.

— Ваша история начинает быть интересной! Продолжайте, пожалуйста…

— В пятницу ночью она подошла к берегам Крыма, и на траверзе Карантинной бухты, у Севастополя, подала условный световой сигнал.

— Кому? Береговым пиратам?

— Нет, приемщикам контрабанды. Они нам знакомы как Вовка Орех и Мишка Сом. К «Архангелу Михаилу» подошла шлюпка, и Мишка Сом с Орехом приняли груз, то есть контрабанду. Не будем вдаваться в подробности, но через некоторое время и контрабанда, и названные лица попали в милицию. Как вы, наверное, помните, древние римляне говорили: «закон суров, но это закон». За доставку контрабанды шхуна «Архангел Михаил» подлежит аресту.

— Суд поверит документам, а не показаниям людей, которые, по вашему собственному выражению, не заслуживают доверия. Ваши свидетели отпадают… Вещественные доказательства, — продолжал капитан, — не имеют никакого отношения к моей шхуне. У меня находилось и находится на борту только то, что подтверждается судовыми документами. Правда, на борту есть два бидона спирта, но они предназначены для нужд команды. Все, что вы мне тут говорили, не больше чем занятная история. Позвольте поблагодарить вас за нее, — и капитан поднялся, давая понять, что разговор окончен.

Ковнер пододвинул костыли к себе, но вставать не торопился.

— Когда ящик упал в воду, он стукнулся о борт шхуны. Водолазы подняли ящик, на нем есть следы краски. Надеюсь, вы не будете возражать, если наши работники возьмут образец краски с бортов вашей шхуны для анализа.

Капитан улыбнулся.

— Возможно, на борту шхуны и были царапины, вы сами понимаете, швартовка не всегда проходит благополучно. Но плох тот капитан, который приходит с исцарапанными бортами в иностранный порт. Боцман, наверное, уже успел привести их в порядок…

«Даже это предусмотрел», — подумал Алексей Павлович, а вслух заметил:

— Есть, и еще одно вещественное доказательство. Какое же?

— Да вот над вами. — Икона что ли?

— Она. Из Покровского собора. Украдена и передана вам.

— Может, похожа, да только это не она. Смотрите, — капитан показал на серебряную дощечку, прикрепленную к окладу. — Дар Афонского монастыря.

«Все у него предусмотрено, видно, не первый год такими делами занимается, — подумал Алексей Павлович, поднимаясь. — Что ж, пока прямых доказательств участия „Архангела Михаила“ в доставке контрабанды нет, обвинение придется строить на показаниях Сома… Не хотелось бы Худояша и Цыганка привлекать к этому делу, да, как видно, придется…»

Ковнер вышел на палубу и вдруг услышал крики и брань, несшиеся из носового кубрика. Потом тумбучина откинулась, и на палубу выскочил окровавленный матрос в разорванной одежде. Мешая греческие и русские слова, он кричал, что капитан — мошенник, боцман — бандит и что он, Георгий, не хочет больше служить на этой проклятой шхуне.

— Возьмите меня с собой! — кинулся матрос к Ковнеру. Они меня здесь убьют, в море выбросят. Говорят, будто я виноват в том, что ящик упал в воду.

Капитан пожал плечами:

— Такому свидетелю веры все равно не будет. Мало ли что он из мести может наговорить.

Так в Советской России появился новый гражданин — Георгий Полигиросос, или просто Юра Грек.

Чрезвычайное происшествие

В угрозыске Ковнера ждало известие: погиб Миша Сом. Причем никто даже не мог объяснить толком, как это случилось. Конвойный твердил:

— Повел я его в камеру через двор. Он только вышел на крыльцо и тут же: обратно рванулся, зашептал испуганно: «Апостол!.. Апостол!..» А у самого лицо белое и губы трясутся. — Ты что, брат, — говорю, — рехнулся? Тут святые не водятся. Он вроде бы взял себя в руки, зашагал. Спустился с крыльца — и упал. Что такое? Я стал его поднимать. Смотрю, а у него из виска кровь течет… Что-то он прошептал напоследок вроде бы снова «Апостол».

Ковнер прошел тем же путем, которым вели Сома, конвойный показал ему место, где упал Мишка. Не могли здесь убить Сома. Здание СУРа стояло на холме, почти на самом высоком месте города. Случайная пуля? Но кто мог знать, что именно в этот момент Сом был на допросе и вот-вот должен был выйти во двор? Значит, убить мог тот, кто находился на территории угрозыска.

Получалось, что стрелять могли только из угла двора. Ковнер направился в этот угол, тяжело опираясь на костыли. Точно, отсюда удобно: небольшое строение, рядом кусты дерезы и боярышника, за ними решетка водостока. Алексей Павлович сразу догадался, что перед ним именно тот секретный ход, о котором докладывал Бугримов. «Кто знал об этом ходе?» — подумал Ковнер и заторопился к себе в кабинет. «Но „Апостол“, „Апостол“!.. Почему так испугался Сом, когда была названа мной эта кличка? Почему он перед смертью вспомнил его?» — не давала покоя мысль Ковнеру.

— Принесите картотеку! — приказал он дежурному.

Когда Ковнер был назначен начальником уголовного розыска, он осмотрел дореволюционные архивы Севастопольской полиции и жандармского управления. В груде сваленных в подвале дел нашли картотеку уголовников. Ковнер просмотрел ее тогда бегло, думая более подробно ознакомиться с ней позднее: практика показала, что в уголовном мире опытные преступники прошлого концентрируют вокруг себя деклассированных личностей, беспризорников, вовлекают их в свои шайки.

При просмотре картотеки Алексей Павлович обратил внимание на кличку «Апостол». Ее обладателем оказался бандит, на счету которого были вооруженные ограбления и убийства.

Дежурный принес ящик, Ковнер стал перебирать карточки — карточки «Апостола» среди них не было.

— Где хранилась картотека?

— В основном в дежурке, но брали ее и в отделы.

— Кто-нибудь из посторонних мог иметь к ней доступ?

— Разве когда дежурный отлучался, ну как я сейчас, например.

— Да, есть над чем задуматься. В здании уголовного розыска убивают арестованного жулика, который знал многое. А перед смертью тот вспоминает «Апостола». И надо же, в картотеке, хранящейся в уголовном розыске, исчезает карточка на «Апостола»… Эту карточку мог похитить и посторонний, но это мало вероятно.

Возвратившийся Бугримов преподнес еще один сюрприз:

— Ушел Орех! — безо всяких предисловий доложил он. — Оцепили мы дом. Дверь заперта, на стук не открывают. Взломали. В комнате пусто, а на столе — вот это, — и он положил перед Ковнером лист желтой бумаги.

На бумаге был карандашный рисунок: сидит за столом человек. Несмотря на карикатурность изображения, все же с первого взгляда видно — Ковнер. А внизу текст: «Извините, начальник, я понимаю Ваше желание встретиться со мной, но я не могу доставить Вам этого удовольствия, так как тороплюсь в другой город. Что поделаешь — дела! Владимир Орех, больше известный под именем Студента».

— Что значит грамотность! И не бесталанный. Сходство верно схвачено… Ну, положим, он мог меня видеть. А вот откуда это известно, — показал Ковнер на рисунок, — телефон и костыли у стола. В этом кабинете он не был.

— Я вам давно, Алексей Павлович, говорю — не все ладно у нас.

— Давайте разберемся по порядку. Кто знал о секретном ходе?

— Я, вы. Показал этим двум хлопцам. Ну и еще Подымову.

— Ему-то зачем?

— Когда ребята здесь очутились, он все допытывался — как? И потом, он же не барыга с обжорного ряда, а ваш первый…

— Тогда посмотрим, кому было выгодно убить Сома. Возьмем меня — и он написал на листе бумаги свою фамилию: «А. П. Ковнер». Себя-то зачем?

— Ладно, ладно… Ну, во-первых, мне с моими ногами через этот лаз перебраться трудно. И потом, зачем мне лишать жизни человека, показания которого могли бы мне очень помочь? Значит, я отпадаю. Теперь посмотрим коменданта, — и на листе бумаги появилась новая фамилия: «Б. П. Бугримов». — Не будем разбирать, были ли причины у Бугримова «убирать» Сома, у него есть «алиби»: когда я вел допрос, вы уже выехали на операцию. Посмотрим Худояша и Цыганка. Придется их исключить — они в это время находились в камере и к тому же они безоружны.