— Аланды — цепь островов в Ботническом заливе между Финляндией и Швецией. Архипелаг включает в себя Аланд, Фегле, Кекар, Соттунгу, Кумлинге и Бренде.
— Ну да, ну да, о'кей, — хмыкнул Старлитц.
— Крупнейший город — Мариэхамм с населением десять тысяч жителей. Она помолчала. — Там и будет создан автономный цифровой банк.
— Пока все отлично.
— На Аландских островах проживает двадцать пять тысяч человек, в основном рыбаки и фермеры, но тридцать процентов населения заняты на обслуживании туризма. Они управляют мелкими казино и магазинчиками дьюти-фри. Аландские острова пользуются популярностью как место поездок на выходной день с континентальной Европы.
Старлитц кивнул. Он видел окончательный список потенциальных стран-кандидатур на место русского офшорного банка. Аланды были из них самыми привлекательными.
Айно села прямее.
— Население — автохонное, язык — шведский. В 1920 году против собственной воли и против народного массового плебисцита острова передали Финляндии по соглашению, одобренному ныне не существующей Лигой Наций. На деле эти угнетенные люди — не финны и не шведы. Они аландцы.
— Национальное освобождение островов будет проходить по двум фронтам. — Раф ловко поставил кофейник на конфорку. — Во-первых, Фронт освобождения Аландских островов, который, по сути, моя операция. Второй фронт — люди Айно из университета, «Антиимпериалистические Ячейки Суоми», поставившие себе целью покончить с постыдной несправедливостью финского империализма. Внезапное начало вооруженной борьбы и кампания террора спровоцируют внутренний кризис в Финляндии. Самым простым и очевидным решением будет дать Аландским островам автономию. Поскольку до островов всего несколько часов морем из Петербурга, это развяжет руки Организации для ведения банковских операций.
— Ты деловой парень, Раф.
— Я слишком долго почивал на лаврах, — отозвался тот, тщательно споласкивая новенькие кофейные кружки. — У нас теперь обновленная Европа. Множество фантастических возможностей.
— Как скажешь. А эти деревенщины действительно хотят независимости? У них, кажется, и так все в порядке.
Раф, удивленный таким вопросом, улыбнулся.
— Еще много чего надо сделать для поднятия революционного самосознания на Аландах, — нахмурилась Айно. — Но мы из «Антиимпериалистических Ячеек Суоми» найдем ресурсы, чтобы проводить политическую работу. Победа будет за нами, поскольку финское либерально-фашистское государство не в силах будет обуздать плененный народ. А если оно все же пойдет на это, — она горько улыбнулась, — это только продемонстрирует шаткость нынешнего финского режима и его элементарную несостоятельность как европейского государства.
— Кто у нас есть на месте на Аландах, кто бы говорил на местном садистском варианте шведского? Так, на случай, если нам это потребуется, скажем, предъявить претензию по телефону или еще что?
— У нас там есть три человека, — отозвался Раф. — Новый премьер, новый министр иностранных дел и, конечно, новый министр экономики, кто будет облегчать расчистку дороги для русских операций. Они — теневой кабинет Аландской республики.
— Три человека?
— Это ж полно людей! Там всего населения-то двадцать пять тысяч. Если наши прогнозы верны, то офшорный банк отмоет двадцать пять миллионов долларов за первые же полгода! Эти острова — всего лишь камешки. Это картошка с рыбой и казино для немцев. Местных в расчет можно не брать. Мафия и ее друзья могут скупить их на корню.
— Они важны, — вмешалась Айно. — Они важны для Движения.
— Ну разумеется.
— Аландцы заслуживают собственного государства. Если они его не заслуживают, то и мы, финны, не заслуживаем своего. Финнов всего только пять миллионов.
— Мы всегда пасуем перед политическим принципом, — снисходительно ответил на это Раф и протянул ей полную до краев кружку. — Пей свой кофе. Тебе надо идти на работу.
Айно удивленно поглядела на часы:
— Ах да.
— Порезать гашиш на порции по грамму? Или возьмешь с собой брикет?
Она моргнула.
— Тебе не обязательно его резать, Раффи. Его могут нарезать в баре.
Раф открыл одну из спортивных сумок и протянул ей толстый кирпич гашиша, аккуратно упакованного в копенгагенскую газету.
— Ты работаешь в баре? Хорошее прикрытие, — сказал Старлитц. — Что это за гаш?
— Кое-что совсем новое для Европы, — сказал Раф. — Азербайджанский.
— Гаш из бывшего Союза не слишком-то хорош, — шмыгнула носом Айно. Там не знают, как его правильно собирать и обрабатывать… Мне не нравится продавать гашиш. Но если ты продаешь людям наркотики, они тебя уважают. Не станут, к примеру, говорить о тебе, если явятся полицейские. Ненавижу полицию. Копы — фашисты и палачи. Стрелять их надо. Тебе машина нужна, Раф?
— Бери.
Прихватив сумочку, Айно покинула явочную квартиру.
— Интересная девушка, — во внезапной пустой тишине прокомментировал Старлитц. — Никогда прежде не слышал о финских террористических группировках. Немцы, французы, ирландцы, баски, хорваты, итальянцы — это да. Но о финнах впервые слышу.
— Они в своем захолустье несколько отстали от остальной Европы. Она из новой породы. Очень храбрая. Очень решительная. Быть террористкой непросто. — Раф осторожно подсластил свой кофе. — Женщинам никогда не воздают по заслугам. Женщины похищают министров, женщины взрывают поезда женщины вообще очень хороши в деле. Но никто не называет их «вооруженными революционерами». Они всегда — как там пишут в прессе? — «не адаптированные к обществу невротички». Или безобразные ожесточившиеся лесбиянки с эдиповым комплексом. Или симпатичные юные инженю, которых соблазнил и промыл им мозги не подходящий для них мужчина. — Он фыркнул.
— Почему ты так говоришь? — поинтересовался Старлитц.
— Я человек своего поколения. — Раф отхлебнул кофе. — Некогда я был не столь продвинут в феминистских настроениях. Это общение с Ульрикой так возвысило мое сознание. Я говорю об Ульрике Майнхоф. Удивительная девушка. Талантливая журналистка. Умница. Красноречивая. Не знающая жалости. К тому же красавица. Но Баадер и та вторая — как там ее звали? — они ужасно с ней обращались. Всегда кричали на нее на явке, называли бесхребетной интеллектуалкой, избалованным дитя буржуазии и так далее. Бог мой, разве все мы не избалованные дети буржуазии? Если б буржуазия не напортачила с нами, разве стали бы мы убивать буржуа?
Судя по звукам с улицы, подъехала машина. Мотор смолк, хлопнули дверцы.
Старлитц подошел к окну и выглянул в щель жалюзи.
— Это наши соседи-яппи. Похоже, они приехали раньше обычного.
— Надо пойти представится, — заявил Раф и принялся причесываться.
— Ох, да погоди чесаться — парень-то и впрямь живет по соседству, а вот девица нет. У него совсем другая женщина.
— Подружка? — заинтересовался Раф.
— Ну, во всяком случае, намного его моложе. В парике, тесные брючки и красные лодочки на высоком каблуке.
Открылась и хлопнула дверь соседней квартиры, потом заиграл стереомагнитофон — крутили жаркую кубинскую румбу.
— Золотой шанс. — Раф отставил кружку с недопитым кофе. — Давай представимся сейчас, назовемся новыми соседями. Он будет очень смущен. Никогда на нас даже не взглянет. Не станет задавать никаких вопросов. А также будет держать подальше от нас свою супругу.
— Хорошая тактика.
— Вот именно. Предоставь говорить мне. — Раф направился к двери.
— У тебя все еще «Макаров» за поясом, приятель.
— Ах да. Извини. — Раф швырнул пистолет на лоснящуюся финскую кушетку.
Раф толкнул было дверь на улицу, но тут же ловко отступил внутрь квартиры и вновь захлопнул дверь.
— На улице белая наемная машина.
— Ну и?..
— Внутри двое.
— И?..
— Кто-то только что их пристрелил.
Старлитц бросился к окну. На тротуаре сгрудилось человек шесть. Двое из них только что убили телохранителей Хохлова, внезапно выпустив через поднятые стекла обоймы из пистолетов с глушителями.
Четверо направлялись через улицу к их дому. Одеты они были в джинсы, кроссовки и, несмотря на жару, блейзеры от Джорджио Армани. Двое держали изящные маленькие видеокамеры. И все были при пушках.
— Сионисты, — объявил Раф.
Деловито, но без спешки он вернулся к арсеналу на полу кухоньки, забросил на плечо «Калашников», подтянул поближе вторую штурмовую винтовку и стал на колени позади стены кухоньки, что дало ему свободную линию обстрела входной двери.
Старлитц быстро взвесил различные возможности — и решил остаться наблюдать у окна.
С решимостью столь же стремительной, сколь и смертельной, группа уничтожения промаршировала к соседней квартире. Под ударами ног слетела с петель дверь. Послышались краткие вопли удивления и приглушенное бормотание очередей. Очередь из «узи» прошила общую стену между квартирами, так что пули засели в полу гостиной явки.
Раф поднялся на ноги, пухлое его личико было воплощением ликования. Он поднес палец к губам.
Протопали вверх-вниз по лестницам соседней квартиры быстрые шаги. Хлопанье дверей, визг открываемых ящиков. Звяканье телефона, сброшенного с прикроватной тумбочки. Три минуты спустя группа уничтожения покинула квартиру.
Раф поспешно подбежал к окну и скорчился под подоконником. Из своей спортивной сумки он выхватил маленький «никон» и отщелкал целую пленку снимков, чтобы запечатлеть отход группы.
— Такое искушение их перестрелять, — сказал он, поддергивая ремень штурмовой винтовки, — но так даже лучше. Это очень смешно.
— Это ведь был Моссад, так?
— Ага. Они приняли соседа за меня.
— У них, наверное, было описание тебя и девушки. И они знают, что ты в Финляндии, приятель. Не слишком хорошие новости.
— Давай позвоним, сдадим их. Полиция Хельсинки их, возможно, зацапает. Просто чудесно получится. Где сотовый?
— Послушай, нам только что невероятно повезло. Нам лучше уходить.
— Мне всегда везет. У нас полно времени. — Раф со вздохом оглядел свой арсенал. — Жаль оставлять эти стволы, но у нас нет машины, чтобы их везти. Давай перед уходом перенесем все в соседнюю квартиру! Это даст нам хорошие отзывы в прессе.