Среди прочего Алексеев особенно пристрастно изучал материалы первых боев, в том числе и на реке Ялу (по-китайски, Ялуцзян). Поражало то, что Восточному отряду под командованием генерала М. И. Засулича, состоявшему на речном рубеже из отборных воинских частей, командование Маньчжурской армии приказало отступить, а не удерживать позиции. А сил у русских имелось здесь вполне достаточно: 3-я и 6-я Восточно-Сибирские стрелковые дивизии с их штатными артиллерийскими бригадами (20 батальонов пехоты и 64 полевых орудия), отдельная Забайкальская казачья бригада, Аргунский и Уссурийский казачьи полки (всего 24 казачьи сотни).
Поражало и другое в начавшейся войне: полная инженерная неподготовленность войск. Не случайно один из иностранных военных наблюдателей, состоявших при штабе 1-й японской армии генерала Темасады Куроки, английский капитан Р. А. Винсент так отозвался о русских Нолевых укреплениях на реке Ялу:
«Русские укрепления были самые первобытные. Расположение орудий на горах севернее Тюренчена было, можно сказать, совсем не прикрыто. Немного земли было насыпано около орудий, но не орудийных окопов, закрытия для прислуги не было вовсе.
Пехотные окопы вдоль подошвы гор были просто брустверы из нарезанного здесь же дёрна. Они были одеты ветками без всякой попытки к маскировке, не имели никаких искусственных препятствий впереди, не давали укрытия для голов и мало защищали от шрапнельного огня».
Тогда же генерал-лейтенант Алексеев приказал подготовить за своей подписью шифрованную телеграмму в штабы окружных штабов:
«Провести в полках и артиллерийских бригадах показательные учения по отрытию окопов и сооружению батарейных позиций с учётом войны с Японией. Присутствие всех ротных и батарейных командиров на учениях обязательно. Об исполнении доложить в месячный срок. Начштаба округа генерал Алексеев».
Несколько позднее в штабе 3-й Маньчжурской армии стали известны все обстоятельства событий у Сандепу. Говорили, что Куропаткин в душе был против, но уступил требовательным телеграммам российской столицы.
Наступление на Сандепу, как задумывалось в штабе главнокомандующего, началось ночью. Его предворяла артиллерийская подготовка из лёгких, скорострельных полевых орудий. Поэтому вражеские окопы оказались неповреждёнными, а батареи японцев неподавленными. Две трети артиллерии наступавшей 2-й Маньчжурской армии (вновь!) оказались в резерве. 1-й Сибирский корпус генерала Г. К. Штакельберга быстрой атакой захватил всю линию реки Ханьхэ. Оборонявшиеся здесь японцы бежали.
К 22.00 следующего дня корпус выполнил поставленную перед ним задачу. Стрелки-сибиряки захватили укреплённые селения Сумапу и Хэгоутай, выбив из них японцев. Однако после ночного успеха наступление развивалось крайне медленно и застать в дальнейшем японское командование врасплох не удалось. Главнокомандующий Куропаткин даже не пытался ввести в дело готовые к атаке полки и дивизии 3-й Маньчжурской армии генерала Каульбарса.
Зато его соперник маршал Ивао Ояма немедленно стал усиливать свой левый фланг, подвергнувшийся сильной атаке. Чтобы парировать удар противника, он подтянул сюда значительную часть резервов. Значительно был усилен и без того немалый гарнизон большого китайского селения Сандепу, который с высоты господствовал над окружающей местностью. Его тактически выгодное положение стороны хорошо понимали.
Всё утро следующего дня русская артиллерия бомбардировала Сандепу и прилегающие к нему позиции японцев, но без видимого успеха. Ровная местность, убранные поля гаоляна перед Сандепу были покрыты тонкой коркой льда. Сильный туман затруднял движение наступающих войск. Командиры батальонов и рот теряли ориентировку.
Из-за стелющегося по земле тумана часть атакующих полков перемешалась и вместо восточного направления взяла юго-восточное. В 600-800 шагах от ближайших глинобитных домов Сандепу наступавшие стрелки залегли. В течение шести часов, до самого сигнала к атаке, люди находились под ружейным огнём японцев, стрелявших из-за укрытий.
Командир 14-й дивизии, непосредственно наступавшей на Сандепу, генерал С. И. Русанов тщетно искал корпусного начальника, чтобы доложить ему обстановку. Не получив подкреплений и артиллерийской поддержки, дивизионный командир не осмелился начать общую атаку. Однако ночью два полка его дивизии ворвались в какую-то большую китайскую деревню, из которой после рукопашного боя бежала японская пехота.
Ночной успех дал повод генералу Русанову под утро отправить в штаб корпуса следующее боевое донесение:
«Дивизия поставленную задачу выполнила. Сандепу, вся разрушенная артогнём, в наших руках».
Через час об этом ночном успехе стало известно главнокомандующему. Генерал от инфантерии Куропаткин отдал следующий приказ командующему 2-й Маньчжурской армией Гриппенбергу:
«Воздержитесь от дальнейшей атаки, ограничиваясь удержанием Сандепу».
Куропаткин почему-то посчитал это укреплённое китайское селение «ключом» ко всей японской оборонительной позиции. В действительности Сандепу был только одним из её узловых пунктов.
С рассветом, когда туман рассеялся, выяснилось, что 14-я дивизия с боем захватила не Сандепу, а находившуюся в 400 метрах севернее от неё деревню Баотайцзы, которая в течение двух дней подвергалась артиллерийскому обстрелу. А самое большое селение на высотах, то есть Сандепу, огонь батарей русской полевой артиллерии так и не затронул.
Дальнейшие попытки захватить Сандепу оказались бесплодными и успеха не имели. 14-я дивизия генерала Русанова, потеряв 1122 человека убитыми и замерзшими ночью в поле, отошла по приказу на исходные позиции. Туда, откуда она начинала ночную атаку.
Проигранная битва за Сандепу «призвала» Михаила Васильевича к безрадостным, но неизбежным раздумьям. В письме родным он говорил откровенно:
«Хуже то, что развитие дел наших медленное, тягучее, нерешительное, предоставляющее нашему противнику время выжидать подхода подкреплений и бесконечно укреплять свою позицию. Укрепления свои японцы устраивают мастерски, а мы, не производя достаточных разведок, бьём свои лбы. Что в нашем высшем командовании не всё обстоит благополучно, указывает уход из армии Гриппенберга (генерала от инфантерии Оскара-Фердинанда Гриппенберга, члена Государственного совета, командующего 2-й Маньчжурской армией. — А Ш.).
Пока ещё не состоялось повеление о сдаче им должности, но отданный им приказ войскам армии звучит безвозвратным прощанием с ними. После боев под Сандепу он подал рапорт о болезни. В разговоре с нашим Командующим Куропаткин высказался в том смысле, что он не думал, чтобы человек в 67 лет успел так разрушиться, что он удивляется, зачем же Гриппенберг брался за должность, если здоровье его так расстроено.
Едва ли, однако, можно видеть в факте ухода «болезнь» главной причиной. Мой офицер, находящийся при штабе 2-й армии, даже в отрывочных телефонных и телеграфных сообщениях намекает на причины резкой разницы во взглядах на ведение войны Гриппенберга и Куропаткина.
Недостаточные средства, предоставляемые отдельным командующим армиями, и нагромождение резервов в собственных своих руках («мой стратегический резерв») - всё это ведёт к тому, что мы нигде не можем нанести удар широким, смелым размахом.
Стукаемся частями, теряем много, а успехи наши или скромны, или граничат с неуспехами, но зато в утешение - наши стратегические резервы велики и нетронуты, конечно, до той минуты, пока и им не придёт пора точно так же тыкаться в двери, за которыми прячется победа.
Очевидно, коренная разница во взглядах, малая самостоятельность, стремление к опеке заставили Гриппенберга сначала подать рапорт о болезни, а затем послать телеграмму Государю об отозвании.
Я не могу согласиться с этим решением Гриппенберга вполне оставить армию в критические минуты, но не могу не преклониться перед его шведской настойчивостью, перед ним самим, не остановившимся перед уходом, не пожелавшим стать игрушкой в чужих руках. У нашего (генерала Каульбарса. - А. Ш.) этого не будет, и он будет плясать под дудку, в которую ему будут дуть.
Всё это, в общем, неладно. Всё это затрудняет и отдаляет от нас желанную и нужную победу, вместе с тем и выход из того тяжёлого положения, в котором находится Россия...».
...Русские войска медленно отступали на север, держась вдоль линии железной дороги, которая вела на Ляодун из Мукдена. Армейские контрразведчики из числа полевой жандармерии тревожили штаб армии своими донесениями о том, что в полках идёт «ропот». Прямо называлась и причина: неудачная атака укреплённого японцами Сандепу и последующее отступление.
Вскоре командующий армией Каульбарс вызвал своего генерал-квартирмейстера и поставил перед ним задачу следующего характера:
— Михаил Васильевич. Получен приказ главнокомандующего об организации разведки сил противника. Вы ознакомились уже с ним?
— Да. Хочу заметить, что для истории Русской армии он весьма необычен.
— Чем же?
— В приказе главнокомандующего за каждого пленного японского солдата обещается платить взявшему в плен сто рублей. А за каждого пленённого офицера - триста рублей.
— Но ведь до этого приказа число пленных японцев у нас было ничтожно. Всё больше из числа случайных людей.
— Беда, Александр Васильевич, не в их числе. Мы и при большем числе пленных не выиграем.
— Почему не выиграем, если пленных японцев у нас станет больше? Особенно офицерского состава.
— Причина в том, что у нас в армии нет ни одного переводчика. А как без них вести допросы пленных?
— Но ведь было же приказание начальника полевого штаба главнокомандующего генерала Сахарова об использовании для этих целей переводчиков из числа местных торговцев-китайцев. Знающих русский и японский языки.
— У нас в штабе армии есть уже такие переводчики. Приказчики хабаровских и мукденских купцов. Согласились служить нам при одном условии.