Последняя дуэль. Правдивая история преступления, страсти и судебного поединка — страница 7 из 37

Желая восполнить свои недавние потери и имея необходимые средства, вероятно из приданого Маргариты, Карруж решил приобрести новые земли. 11 марта 1383 года он купил два феода, Куиньи и Пленвиль, у рыцаря Жана де Воложе. Оба владения, одно рядом с Аржантаном, а другое на севере Нормандии в регионе сегодня известном как Кальвадос, были плодородными пахотными землями, обещавшими богатые урожаи и отличную ренту. Так что неудивительно, что Карруж хотел их приобрести. Хотя расположение Куиньи — прямо между феодами графа Пьера и Жака Ле Гри — было предупреждающим знаком, который он проигнорировал.

Вскоре сделка расстроилась. 23 марта 1383 года, всего через двенадцать дней после продажи граф Алансонский предъявил преимущественную претензию на оба владения и потребовал, чтобы Карруж отказался от них[10]. Действительно ли Карруж не знал, покупая эти земли, что они обременены обязательствами? Или все-таки знал о законной претензии графа, но все равно поступил по-своему? Учитывая вздорный характер оруженосца, легко можно предположить второе. Напористость, благодаря которой Карруж стал бесстрашным воином, и которая наверняка не раз спасала ему жизнь на поле боя, напротив мешала ему при дворе графа, где тактичность и дипломатия способствовали продвижению быстрее, чем просто бравада или грубая сила.

В результате Карруж вынужден был вернуть Куиньи и Пленвиль графу, так и не успев вступить в права владельца. Граф возместил оруженосцу суммы, которые тот заплатил за земли. Но неудача означала для Карружа не только потерю земель, ренты, которую могли принести эти ценные владения, и права передать их наследникам, но стала еще одним унизительным ударом по его репутации при дворе.

Возмущенный бесцеремонностью графа, но вынужденный подчиниться его воле, Карруж обрушил свой гнев на соперника. Он негодовал от того, что Ле Гри втерся в доверие к графу, стал его новым фаворитом и пользовался его щедрым покровительством. Ле Гри служил капитаном крепости Эксм, а Карружу не доверили командование Беллемом. Ле Гри ездил в Париж и стал оруженосцем короля, а Карружа никто туда не звал. И самое обидное, граф просто подарил Ле Гри заветный феод Ону-ле-Фокон, а Карруж должен был за свои деньги купить дорогие земли и лишь затем, чтобы практически сразу же вернуть их господину.

Сбитый с толку успехами Ле Гри при дворе и своими неудачами, Жан убедил себя в том, что Ле Гри за его спиной плетет интриги. Он пришел к выводу, что с самого начала Ле Гри тайно подталкивал графа на действия против него, Карружа, а в результате этого сам оказался в выигрыше. Граф Алансонский три раза за три года изымал у Карружа собственность, на которую тот имел законное право — сначала Ону-ле-Фокон, затем Беллем, а теперь Куиньи и Пленвиль — и все это из-за подлых советов, которые ему нашептывал Ле Гри. Из этой череды неудач озлобленный и подозрительный Карруж сделал вывод: его старый друг, которому он когда-то доверял и с которым делился сокровенным, подло предал его ради собственного продвижения по службе. Ле Гри преуспел при дворе, вытерев о Карружа ноги.

Третья ссора Карружа с графом уничтожила последние остатки былой дружбы между двумя оруженосцами.


Виня старого друга в своих бедах, Карруж «теперь стал ненавидеть и презирать Ле Гри». Вероятно, он и другим жаловался на своего ненавистного соперника. Он мог и открыто обвинить Ле Гри при дворе, высказав злые упреки ему прямо в лицо. Обидчивость Карружа только ухудшила его репутацию, он прослыл завистливым, вздорным, невыдержанным человеком и перестал бывать при дворе. Хотя официально он все еще оставался одним из камергеров графа, на деле он стал персоной нон-грата. Весь следующий год, а может быть и дольше, Карруж не бывал при дворе графа. Аржантан находился всего в 19 километрах от его фамильного замка, но теперь их словно разделяла глубокая пропасть. Когда в августе 1383 года граф призвал Карружа воевать во Фландрии, тот вышел из кампании уже через восемь дней после начала сражений, что еще раз указывает на отдаление оруженосца от своего сюзерена.


Вероятно, для Маргариты это тоже было непростое время. Всего три года как она вышла замуж за Жана, а ее озлобленный и сварливый муж порвал связи при дворе, отгородился ото всех в своем замке и, сидя за его толстыми высокими стенами, размышлял о своих злоключениях. Несомненно, он и ей много рассказывал о Жаке Ле Гри. Она очень много слышала об этом человеке, но ни разу не видела его самого.


Не раньше 1384 года, когда конфликту между Карружем, графом Алансонским и Ле Гри пошел второй год, наметилось некоторое сближение сторон. Событие, побудившее Карружа прервать свое добровольное изгнание, произошло осенью того года, а, может быть, уже ближе к Рождеству.

Листва в яблоневых садах Нормандии уже опала, урожай яблок давно был собран. После жатвы поля лежали либо вспаханными под пар, либо были засеяны озимой пшеницей. Осень приносит в Нормандию холодную дождливую погоду, а зимой становится совсем промозгло. Дождь переходит в снег, дороги превращаются в грязную мешанину, а земля словно погружается в долгое зимнее оцепенение. В такое время люди ищут компании друг друга у домашнего очага.

В главных залах норманнских замков имелись огромные, высотой с человеческий рост, камины, которые топили чтобы обогреть продуваемые насквозь комнаты с высокими потолками и толстыми каменными стенами. Но часто комнаты в замках оставались холодными и сырыми круглый год[11].

В конце 1384 года, когда стало совсем холодно, Жан де Карруж получил приглашение от старого друга, оруженосца Жана Креспана, жена которого недавно родила сына, и молодой отец пригласил друзей и родственников к себе в замок отметить крестины ребенка и благополучное разрешение жены от бремени. Креспан жил в примерно 16 километрах к западу от фамильного замка Карружей, рядом с Ла-Ферте-Масе, городе, окруженным королевскими лесными угодьями. Здесь Креспан служил егерем, охраняя дичь для охоты и обеспечивая поставки древесины для королевского двора.

Карруж поехал в гости вместе с Маргаритой. С тех пор как обиженный оруженосец покинул двор графа в Аржантане, эта поездка стала одним из немногих его выходов в свет. Маргарите нечасто выпадала возможность покидать фамильный замок, и, конечно, за год она устала слушать рассказы мужа о его злоключениях. Поэтому ей еще больше, чем супругу хотелось выехать из дома и поблистать в обществе. У Креспана она ожидала встретить знакомые лица, ведь всего четыре года прошло с тех пор, как ей пришлось покинуть отцовский замок на севере Нормандии и переехать к мужу. В гостях она также надеялась завести новые знакомства.

Помимо Карружа и Маргариты, среди приглашенных гостей было много других знатных и уважаемых лиц. У Креспана было много связей при дворе короля в Париже, знал он и графа Алансонского. Но поскольку Ла-Ферте-Масе находился довольно далеко от Аржантана, по другую сторону от фамильного замка Карружей, тот не ожидал встретить у Креспана много знакомых ему придворных. Возможно, именно по этой причине он и принял приглашение Креспана, ведь сам он еще не успел до конца оправиться от череды дорогостоящих и унизительных конфликтов с графом Пьером.

Однако когда Карруж приехал в гости к Креспану и вместе с Маргаритой вошел в главный зал замка, среди приглашенных оказался и Жак Ле Гри, который пил вино и веселился вместе с остальными. Маргарита до этого ни разу не видела Ле Гри, все что она знала о нем, это услышанные от мужа нелестные характеристики о «подвигах» давнего друга-врага.

Взгляды Карружа и Ле Гри, встретились. Заметив это, гости насторожились, веселье замерло, в воздухе запахло грозой. Соперничество двух оруженосцев стало излюбленной темой для сплетен, а их злостные стычки из-за земель, должностей и покровительства при дворе графа Алансонского хорошо были известны местной знати.

Но ни вспышек гнева, ни обмена оскорблениями, ни вызовов на дуэль, ни угроз не последовало. Не было и попыток уйти от неловкой ситуации и проигнорировать присутствие друг друга. Напротив, оба оруженосца пошли на встречу друг другу, чему во многом способствовала радостная атмосфера вокруг и вино, которое лилось рекой. Разговоры и смех в зале освещенном факелами смолкли, и глаза присутствующих обратились в сторону двух оруженосцев.

По случаю праздника оба были в коротких камзолах цветов своего фамильного герба — красный у Карружа, серый у Ле Гри. Соперники остановились в центре зала и какое-то время словно внимательно изучали друг друга. Их разделяло всего несколько шагов. Карруж первым двинулся навстречу к Ле Гри, протянув правую руку. Ле Гри тоже подошел к нему, двигаясь весьма проворно для своих габаритов, и сжал протянутую Жаном руку своей мощной хваткой.

— Карруж! — сказал оруженосец в сером и улыбнулся.

— Ле Гри! — воскликнул оруженосец в красном, улыбаясь в ответ.

Поприветствовав друг друга и пожав руки, оба оруженосца как бы положили конец своей ссоре и помирились. Напряжение в зале спало. Гости, наблюдавшие за этой сценой, одобрительно воскликнули, женщины зааплодировали, а Креспан вышел вперед и поздравил их с примирением.

Сложно поверить, что эта была абсолютно случайная встреча. Креспан знал и Карружа, и Ле Гри и, возможно, действовал по указанию графа Алансонского, помогая ему помирить двух враждовавших оруженосцев.

Возможно, что Карруж, который мог носить в себе обиду годами, наконец осознал, что грустные раздумья в замке, побуждают его и дальше враждовать с Ле Гри и тем самым ранят его самого. Возможно, что и Ле Гри после нескольких лет натянутых отношений с Карружем, а затем и их горького окончательного разрыва, тоже стремился исправить положение.

Чтобы ни стояло за той встречей, сразу вслед за ней произошло еще кое-что удивительное. Поприветствовав и обняв Ле Гри, Карруж повернулся к Маргарите и велел ей поцеловать оруженосца в знак их примирения. Маргарита в длинном праздничном платье и драгоценностях вышла вперед поприветствовать Жака Ле Гри и поцеловала его в губы, как того требовал обычай. Дошедшие до наших дней хроники не оставляют сомнений в том, что именно она поцеловала его.