Талила мгновенно собралась.
— О чем вы говорите, господин Ивакура? — спросила она спокойно, что стоило ей немалых усилий, ведь в запястьях по-прежнему пульсировала жгучая боль.
— Покажите ваши руки, госпожа Талила, — повторил мужчина, даже не пытаясь скрыть недовольства. — Пока я вас не заставил, — добавил с откровенной угрозой.
— Не думаю, что вы вправе заставить мою жену сделать что-либо, Ивакура, — пророкотал Клятвопреступник, возникший бесшумной тенью за спиной главы императорской охраны.
Мужчины обменялись жгучими, неприязненными взглядами.
— Я вправе, когда речь заходит об угрозе Императору...
— Любопытно, — Клятвопреступник перебил его раздраженно, — Какую же угрозу моему брату представляет моя жена, лишенная магии, скованная, безоружная?
Мамору вскинул брови, смерив главу охраны уничижительным взглядом. Талила же смотрела на мужа с еще большим напряжением, чем прежде. То, что он мог ударить ее, мог взять силой, мог наказать печатью не пугало ее так сильно как то, что он, кажется, за нее заступался.
— Она — плоть от плоти казненного заговорщица, — господин Ивакура обнажил зубы в неприятной усмешке. — Вероломство у нее в крови. Она может плести такие же грязные интриги, как ее отец. Мне сказали, что послы Сёдзан и Тэнкё что-то вложили в ее руки. Поэтому я требую, чтобы она показала ладони.
Талиле захотелось совсем по-ребячески спрятать их за спину. Конечно же, она сдержалась.
— Госпожа Талила? — Клятвопреступник повернулся к ней, смерил мрачным взглядом.
Она усмехнулась, чувствуя странный, болезненный триумф. Молча подняла руки и повернула их раскрытыми ладонями вверх.
— Где записки? — прошипел глава охраны. — Вы выкинули их? Я велю обыскать здесь все!
— Довольно строить из себя посмешище, Ивакура, — бросил ему с брезгливой ухмылкой Клятвопреступник. — В следующий раз не смей заговаривать с моей женой без моего присутствия.
Когда его жесткие пальцы сомкнулись на локте Талилы, она позволила себя увести. Пройдя несколько шагов, она обернулась: глава охраны и сопровождавшие его самураи внимательно рассматривали квадраты татами, на которых она только что стояла.
— Где они?
Тихий, требовательный голос Клятвопреступника пробирал до самых костей. Талила усмехнулась и посмотрела ему в глаза.
— Ты сам видел: мои руки пусты.
Спрятанные под широкими оковами бумажки неприятно кололи содранную кожу. Острые уголки впивались в ранки, которые начинали кровить. Огромная удача, что она доверилась голосу тревоги. И смогла спрятать записки прежде, чем до нее добрался Ивакура.
А не он ли сам все подстроил?.
Муж бесконечно долго смотрел на нее, словно хотел что-то прочесть в бесстыжем, вызывающем взгляде.
— Ступай в свои покои, — наконец, обронил он и махнул рукой, подозвав ее стражей. — Проводите госпожу Талилу. Она устала.
Один из них осмелился возразить, и она поняла, что тот был ближайшим сторонником ее мужа. Иначе не стал бы оспаривать его прямой приказ.
— Император будет недоволен, — тихо заметил стражник, и Талила навострила уши. — Он хотел, чтобы...
— Я отдал приказ, — отрубил Мамору, сузив глаза от гнева.
Мужчина поспешил приложить к груди сложенный кулак и склонился.
— Прошу простить меня, господин.
Клятвопреступник небрежно махнул рукой и отвернулся.
Все время, пока Талила шла по коридорам дворца в сопровождении двух стражников она чувствовала на себе яростный, ненавидящий, пронзающий насквозь взгляд того, кто возразил ее мужу.
Талила привыкла к тому, что ее рассматривали, словно диковинного зверька. Но этот случай был особый. Потому что точно таким же взглядом она сама смотрела на Клятвопреступника. Человека, которого исто ненавидела. Человека, чьей смерти желала.
А теперь его приспешник почему-то смотрел на нее так, словно она убила кого-то из его родных.
***
В ту ночь Клятвопреступник не пришел в их покои.
А утром служанка вновь достала из встроенного шкафа сменную одежду.
Глава 4
Талила сидела на скамье в саду, любуясь отражением цветущих вишен в спокойной поверхности пруда.
Где-то на глубине медленно исчезали мелкие куски бумаги, на которые она изорвала обе записки. Из-под своих оков она вытащила их потрепанными, и часть надписей была смазана ее кровью, но главное Талила смогла разобрать: она была не одна.
Ей писали, что ей помогут.
Помогут сбежать из дворца.
Но она никому не могла доверять. Она не знала даже, кто передал ей эти послания. Глава императорской охраны был столь убежден, что он найдет их у нее, что Талила невольно задумалась: не подстроил ли он это? Не попытался ли заманить ее в ловушку, чтобы потом поймать и доложить Императору?
Но зачем ему это?..
Талилу же не казнят. Пока не казнят. Пока она последняя из рода. Пока не родила сына, на которого так сильно надеялся Император.
Ивакура хотел выслужиться? Но он уже глава личной охраны Императора. Почетная должность, которая принесла ему уважение. Наделила его властью.
Талила вздохнула и посмотрела на свои ладони. Она не видела Клятвопреступника с вечера, и никто не явился, чтобы надеть на нее цепи. Она снова могла свободно двигаться.
Отец держал ее на очень длинном поводке. Не позволял приблизиться. Не рассказывал о своих планах. Она пыталась вспомнить, кого видела в их родовом поместье в последние полгода. Все обвиняли отца в том, что он плел интриги против Императора, участвовал в тайном заговоре.
Талила не знала об этом ничего. Ни имен союзников, если они были. Ни договоренностей. Ни-че-го. И теперь она уже ни у кого не могла спросить. В груди привычно шевельнулась глухая злость на отца, и также привычно она подавила ничтожное чувство.
Наверное, будь она другой: более сильной, более умной, более выносливой, более достойной — все сложилось бы иначе. И отец поделился бы с нею своими планами...
Она могла бы прислушиваться к разговорам во дворце, могла бы черпать сведения из ненароком оброненных намеков.
Если бы ее выпускали за пределы того крохотного пространства, которое отвел ей Клятвопреступник.
Побег — кем бы он ни был предложен — казался по-настоящему заманчивой идеей. Только бы не угодить в ловушку...
Быть может, ей стоит попросит помощи у собственной служанки, которая предана Клятвопреступнику до зубовного скрежета? Или у самурая, который осмелился ему вчера возразить? Тот ненавидит Талилу и будет не прочь от нее избавиться.
Она невесело скривила губы и посмотрела в сторону мостка, перейдя по которому, могла оказаться в другой части огромного сада. У перил неподвижно застыл приставленный Клятвопреступником самурай. Он не пропустил Талилу, когда она подошла к мостку. Последняя ниточка, которая соединяла ее со свободой, была разрезана.
Нехотя Талила встала и принялась бродить вдоль пруда. Стражники следовали за ней на расстоянии нескольких шагов неслышными тенями.
Все вокруг казалось таким... спокойным и мирным. И это раздражало ее до зубовного скрежета. Никогда прежде она не жила в такой иллюзии, как когда оказалась в императорском дворце. Никогда прежде не чувствовала себя настолько оторванной от реальности.
За высокими заборами скрывался совсем иной мир. Жестокий, погрязший в войнах и борьбе за власть. Люди голодали, жили в нищете. Их выгоняли из домов, облагали непомерными податями. Границы Империи подвергались постоянным нападениям.
Но здесь, в глубине императорского дворца щебетали птицы, и лепестки вишни плавно скользили по прозрачной поверхности пруда.
Талиле хотелось кинуть камень, чтобы по воде разошлись круги.
Еще сильнее ей хотелось выжечь этот пруд до дна.
Но для начала ей нужно вернуть себе свободу.
Отец не допускал ее к делам, но она помнила, что в последние месяцы в их поместье зачастили гости. Все началось чуть больше года назад, когда он вернулся из столицы, крепко с кем-то поругавшись: она почувствовала всю силу отцовского гнева на своей шкуре.
Талила так и не осмелилась у него спросить, что произошло во дворце во время ежегодного собрания глав кланов.
Теперь, верно, она уже никогда не узнает. Никто не захочет рассказать ей правду.
Если только…
— Свитки... — прошептала она потрясенно, не веря своей догадке.
Если только не осталось свитков, ведь все, что происходило на таких заседаниях, должны были тщательно записывать.
Но чтобы до них добраться — даже если они есть! — ей нужно покинуть свою тюрьму, границы которой очертил Клятвопреступник.
А для этого ей придется попросить его.
Попросить убийцу.
Зубы свело болью, стоило Талиле только подумать об этом. Верно, у нее язык к небу приклеится, когда она решит открыть рот, чтобы озвучить свою просьбу...
Но нужно было начинать. Пусть призрачный, но шанс. Но надежда. Иначе она так и останется пешкой и племенной кобылой в чужой игре. Императору нужно, чтобы она передала свой дар по наследству детям. После этого он прикажет ее убить. Она живая — неизменная угроза для него и его семьи. Никому не нужны подобные риски, даже если отчаянно хочется сохранить своего ручного зверька.
Клятвопреступник ведет с ней свою собственную игру, и в ней Талила хотела разбираться еще меньше, чем в том, что замыслил Император.
И советник Горо.
И послы граничащих с Империей стран, которые находятся с ней в состоянии тихой войны последние десятилетия. Вспышки насилия то затухали, то разгорались сильнее, но борьба не прекращалась никогда.
И посреди всего этого — она. Глупая девчонка, нелюбимая родным отцом, ничего толком не знающая. Одинокая. Превосходная жертва и мишень.
Талила зажмурилась и попыталась вспомнить, каково было ощущать в руке тяжесть меча. Тогда она не были ни жертвой, ни легкой добычей. Она была воином.
Пора возвращать свое.
— Передай моему мужу, что мне нужно с ним поговорить, — сказала Талила Юми, едва вернувшись из сада.