«Мы знаем о своих родителях только то, что они сами хотят нам рассказать…»
Мама ничего не захотела нам рассказать.
Я стала разглядывать марку. Мне бы стать детективом, хоть плохоньким, как я раньше этого не сообразила? На марке портрет королевы Елизаветы II, но цвет у него не совсем такой, как у обычных английских марок. Стоило приглядеться – и под улыбающимся лицом ее величества обнаружилось слово «Канада» малюсенькими буквами. Как я раньше этого не заметила? На конверте стоял монреальский штамп. Что за аноним донимает меня аж из Северной Америки?
Вопросам нет конца.
Назавтра, листая журнал и наблюдая за своим бельем, крутящимся в барабане стиральной машины, я ответила на звонок из редакции. Звонила подруга, предпринявшая по моей просьбе поиски. В Англии она не нашла даже следа еженедельного издания под названием «Индепендент». Я тут же попросила ее расширить поиск и включить в него заокеанские газеты.
Через час я спустилась в холл и открыла почтовый ящик. Среди рекламных проспектов лежал конверт, подписанный уже знакомым каллиграфическим почерком. Соседа, тоже выгребавшего из ящика почту, удивила моя внезапная бледность.
Дрожа всем телом, я поднялась к себе и поспешно вскрыла конверт. В нем лежал листок из блокнота с одной-единственной строчкой: «22 октября, 19 часов, кафе “Сейлорс”, Балтимор».
Было 19 октября. От растерянности я сначала швырнула в свой дорожный чемодан туалетный набор и мятые вещи, а потом села искать в интернете дешевые авиабилеты. Не тут-то было: на моем банковском счете средств оказалось недостаточно. Я с замирающим сердцем позвонила Мэгги, чтобы одолжить у нее денег на дорогу.
– Понимаешь, я только отчасти врала, когда говорила папе, что пытаюсь добиться от банка продления моего кредита, – сказала она.
Мне отлично известны все недостатки сестры, но скупость среди них не числится. Она говорила правду.
– Зачем тебе вдруг понадобились две тысячи фунтов? – осведомилась она. – Во что ты вляпалась?
Я рассказала ей о новом, только что полученном письме.
Она на меня напустилась, обозвав непроходимой дурой. Вдруг, мол, это просто какой-нибудь психопат, собравшийся разок меня изнасиловать и выбросить мой труп в море? Не для того ли мне назначена вечерняя встреча в задрипанной харчевне, куда, судя по названию, ходят одни моряки? В воображении Мэгги не откажешь, она умеет сочинять басни, вот только не самые веселые. Я ответила ей, что когда маньяк замышляет затащить в свои сети свежую жертву, то ему проще оглядеться вокруг, а не писать в такую даль, аж за океан… Логично, как заметил бы наш Мишель.
– Ничего подобного! – отрезала Мэгги. – В том-то и дело, что там на твое исчезновение никто не обратил бы внимания.
– Мне назначили встречу не где-нибудь на болоте в Луизиане. Это Балтимор!
Какое-то время Мэгги молчала. Она слишком хорошо меня знала, чтобы сомневаться в моей решимости.
– Ты хоть позаботилась позвонить в свой журнал и потребовать аванс на расходы? Поездки входят в твои служебные обязанности, или у меня поехала крыша?
Крыша поехала у меня: мне и в голову не пришло заикнуться об авансе. Я поспешно разъединилась с Мэгги и позвонила своему главному редактору. Дожидаясь, пока он ответит, я придумала себе цель командировки. В журнале давным-давно не было материалов о Балтиморе, а ведь город менялся на глазах, в нем вырос крупнейший на американском Восточном побережье порт, теперь он мог похвастаться престижным университетом Джонса Хопкинса (все это я выясняла, выражаясь по старинке, на ходу, то есть читала на экране своего «Мака» – хвала Википедии!). Да, еще музей Реджинальда Ф. Льюиса – хранилище истории афроамериканцев.
– Гм… – пробормотал главный редактор, не торопившийся со мной соглашаться. – Балтимор – это как-то не очень сексуально.
– Как раз сексуальнее некуда. Балтимор несправедливо обойден вниманием. О нем никто не говорит.
– Допустим. Можно узнать, почему желание говорить о нем вдруг возникло у тебя?
– Хочу исправить эту несправедливость.
Внизу монитора как нельзя кстати появилась информация, способная послужить мне последним козырем. Босс боготворил Эдгара Аллана По. Я вознесла хвалу прославленному поэту за то, что он выбрал местом своей кончины Балтимор: он и поработает путеводной нитью моей статьи, для которой я уже изобрела пышный заголовок: «Балтимор: последние дни жизни Эдгара Аллана По».
Главный редактор издал смешок, но я была готова простить ему такую безделицу.
– Лучше сосредоточься на экономическом возрождении города, восстающего из мертвых. Напиши про его притягательность для студентов. В этом русле пощупай пульс у населения. До выборов всего ничего, и я не уверен, что, как многие предсказывают, Трампа ждет сокрушительная оплеуха. Разрешаю тебе провести там неделю. Завтра тебе перечислят средства. Да, не забудь привезти мне хорошую фотографию надгробия Эдгара По, вдруг пригодится.
Обычно, сумев убедить редакцию отправить меня в выбранное мною самой место, я прыгаю от радости. Но в тот вечер мне было не до прыжков. Конечно, посещение неведомых мест составляло суть моего ремесла, но я чувствовала, что это путешествие сулит открытия совсем иного рода. На сей раз я откровенно трусила.
Я не могла покинуть Англию, не простившись с близкими. Я знала, что Мэгги опять обзовет меня дурой и сделает все, чтобы я отказалась от поездки. Я догадывалась, что папа опечалится, ведь я обещала ему провести в Лондоне больше времени, чем обычно. Но больше всего я беспокоилась из-за Мишеля. Поэтому позвонила ему первому и спросила, не могу ли приехать повидаться, невзирая на поздний час.
– Ты хочешь ко мне приехать?
Я смолчала, и он верно истолковал мое молчание:
– Когда ты уезжаешь?
– Вылет завтра днем.
– Тебя долго не будет?
– Нет, обещаю: неделю, максимум десять дней.
– Ты голодна? Я могу сходить в магазин и купить что-нибудь на ужин.
– Хорошая мысль! Давненько нам с тобой не доводилось побыть вдвоем.
Когда я повесила трубку, Мишель повернулся к Вере и сообщил ей о скором приезде сестры. Я узнала об этом от него самого, но гораздо позже.
– Ты будешь очень недовольна, если я разделю с сестрой то, что ты приготовила для нас с тобой?
– Нет, наоборот! Просто мне бы пока не хотелось, чтобы она узнала…
Мой брат не спешил с ответом, но его мысли читались по глазам. Вера все поняла. Она взяла свое пальто, оглянулась на стол, который накрыла, убрала в буфет бокалы для вина – сам Мишель ни за что не догадался бы их достать – и ушла.
Меня ждал сюрприз: Мишель открыл мне дверь в фартуке. Ни слова не говоря, он отвел меня в столовую. Никогда бы не подумала, что он способен так ради меня расстараться. Он скрылся в кухне, вынес оттуда чугунную кастрюлю и водрузил ее на подставку. Я приподняла крышку и оценила аромат.
– Когда это ты научился готовить?
– Если не ошибаюсь, ты впервые заглянула ко мне перед отъездом. Ну, ты же обычно торопишься. После твоего звонка я поразмыслил и решил, что у тебя неприятность, которую ты не хочешь обсуждать по телефону, потому и решила заехать. Логично?
– Штука в том, что и логичное умозаключение может быть ошибочным. Особенно в отношении такой сложносочиненной особы, как твоя сестра.
– Бывает и такое. И все же…
– И все же, – подхватила я, – у меня все в порядке, просто захотелось с тобой повидаться.
Мишель посмотрел на люстру у нас над головами и глубоко вздохнул:
– Ты не хочешь, чтобы твой разговор со мной слышали папа и Мэгги. Это логично.
– Предлагаю забыть сегодня про логику, потому что она в данном случае ни при чем. Только я не хочу, чтобы ты из-за этого расстраивался. Я пришла поделиться с тобой секретом. Твоя догадка отчасти верна: на самом деле я уезжаю не в командировку от журнала, хотя еду за его счет, что, признаю, не совсем честно с моей стороны. Правда, статью я все-таки напишу, то есть попытаюсь…
– В твоих словах нет никакого смысла. Куда ты едешь не в командировку от журнала?
– В Балтимор.
– Первым губернатором провинции Мэриленд был Сесил Калверт, лорд Балтимор. Ты знала, что его имя носит также прибрежный город на юго-западе Ирландии? Могла бы отправиться туда, это гораздо ближе.
– Это для меня новость. Откуда ты все это знаешь?
– Я много читаю.
– Надо было спросить иначе: как ты умудряешься все это запоминать?
– Как можно забыть прочитанное?
– Большинство людей забывают, но ты не такой, как большинство.
– Это хорошо или плохо?
– Хорошо, я всегда тебе это повторяю, когда ты задаешь мне этот вопрос.
Мишель положил мне куриное крылышко, немного остывшее в кастрюле, себе взял ножку, а потом вопросительно посмотрел мне в глаза.
– Я еду искать маму! – выпалила я.
– Гениально, боюсь только, что ты напрасно потеряешь время. Не думаю, что она в Балтиморе. Никто не знает, куда деваются умершие. Точно не на небеса – это не обсуждается. Я бы рассмотрел версию параллельного мира. Слыхала о теории параллельных миров?
Чтобы не позволить Мишелю пуститься в нескончаемые разглагольствования, я положила руку ему на плечо, призывая меня выслушать:
– Я в фигуральном смысле. На самом деле я отправляюсь на поиски ее прошлого.
– Зачем? Она его потеряла?
– Она с ним разминулась. Мы слишком мало знаем о ее молодости.
– Вероятно, это потому, что ей так хотелось. Не думаю, что будет правильно ее ослушаться.
– Мне ее недостает так же, как тебе, но я женщина, и мне необходимо знать, кем была моя мать, чтобы наконец стать взрослой или по меньшей мере понять, кто я такая.
– Ты моя сестра-близнец. При чем здесь Балтимор?
– Один человек назначил мне там встречу.
– Он был с ней знаком?
– Думаю, да.
– Ты сама знаешь, кто это?
– Нет, я понятия не имею.
И я рассказала Мишелю о письме, не раскрыв содержания: не хотелось его беспокоить. Его душевное равновесие – материя хрупкая. Пришлось кое-что сочинить. Искусство приукрашивать – неотъемлемая часть моей профессии.