– Если сказанное вами – правда, то это все меняет… – пробормотал он.
– Что меняет? – подал голос Джордж-Харрисон.
– Я говорю о полном отсутствии у меня интереса к вам до этой минуты. Если вы из Стэнфилдов, тогда другое дело, тогда мы можем найти общий язык.
– Вас интересуют деньги? – выпалила я.
– Либо вы глупы, либо грубы. Я бы предпочел второе, иначе мы рискуем без пользы потерять много времени. Вы оба не похожи на очень зажиточных людей. Если вы надеетесь на крупное семейное наследство, то будете разочарованы, потому что от него ничего не осталось.
– Вы либо глупы, либо грубы, – парировала я, – только я не в силах решить, что предпочитаю.
– А вы дерзкая, раз говорите со мной в таком тоне!
– Я всего лишь беру с вас пример, – заметила я.
– Что ж, попробуем начать сначала. Предлагаю вам небольшую сделку.
Шейлок сознался, что соврал нам, сказав, что после того, как Ханна его выпроводила, он больше ни разу не видел Роберта. Лично он назвал бы это не обманом, а недосказанностью, уточнил он, так как в первый раз не имел никаких причин все нам выкладывать.
– Ханна нежно опекала сына, а для ее мужа существовала только дочь, так бывает. Поэтому когда Салли-Энн стала его презирать, ему трудно было это пережить. Ее отправка в английский пансион только усугубила положение: Роберт почувствовал себя страшно одиноким и винил во всем себя. Он бы всем пожертвовал, чтобы вернуть ее доверие, восстановить их прежние отношения. Уверен, если бы не препятствия со стороны жены, он пошел бы до конца. Но у них всем заправляла она. У нее была железная хватка.
– Почему мама возненавидела своего отца? Он поднимал на нее руку?
– Чтобы Роберт чем-нибудь обидел свою доченьку? Да никогда в жизни! Нет, она подслушала не предназначавшийся для ее ушей разговор. Во всяком случае, двенадцатилетним такого не рассказывают…
– Вы называете его по имени. Вы были близкими друзьями?
– Сначала не были, потом стали. Спустя несколько месяцев после встречи у него в кабинете он сам ко мне пришел. Сидел вот в этом кресле, где сейчас сидите вы. Раз я так интересовался династией Стэнфилдов, он предложил открыть для меня ее архивы, но с одним условием: чтобы я написал главу о его собственной истории. У Роберта была потребность поговорить начистоту с непредвзятым человеком, заслуживавшим полного доверия.
– О чем именно поговорить и с какой целью?
– Ради восстановления истины. Чтобы это в нужное время дошло до его дочери, которая простит его и вернется. Я увидел в этом возможность осуществить свой проект и ответил согласием. Но тоже выдвинул свои условия. Услуга за услугу: я ни в чем не погрешу против истины и изложу факты без малейшего искажения. Роберт принял эти правила. Мы стали встречаться каждую среду у него в кабинете. Он приносил необходимые для моей работы документы – понемножку, чтобы его жена ничего не заметила. Так продолжалось много месяцев, за это время мы подружились. Он настойчиво просил меня ускорить работу, но я читал лекции студентам и занимался исследованиями, которые обязан проводить историк моего ранга, поэтому начал писать с опозданием. Тем не менее рукопись была уже почти готова, когда Ханна положила конец нашему проекту. Не знаю, чем она пригрозила Роберту, но он попросил меня все прекратить. Наша дружба обязывала меня исполнить его волю.
– Почему вы не продолжили работу после его смерти?
– Учитывая обстоятельства его ухода из жизни, я должен признать, что это была прекрасная смерть для мужчины. Но как ни опечалила меня его кончина, я ничего не мог опубликовать. В нашем соглашении имелся пункт, по которому он должен был предварительно прочитать текст. Я не мог этим пренебречь: конечно, без этого мой труд вряд ли стал бы менее ценен, но я слишком ценю свое слово.
– Что за разговор подслушала моя мать? – снова спросила я.
Шейлок внимательно на меня посмотрел и, поколебавшись, сказал серьезным тоном:
– Пришла наша очередь заключить соглашение. Я предоставляю вам возможность узнать все на условии, что вы согласитесь на публикацию моей работы. Раз на свете есть потомок рода Стэнфилдов, ваша гарантия освободит меня от прежнего обещания.
Шейлок вытянул из жилетного кармана цепочку. К ней вместо часов был приделан ключик. Им он отпер ящик шкафа и достал толстую папку, которую положил перед нами.
– Здесь, на этих страницах, есть все, что вам нужно. Самое интересное вы найдете под рубриками «1944» и «1947». Когда изучите, милости прошу снова ко мне. Я поведаю вам остальное.
Он проводил нас до двери и пожелал успеха.
Остаток дня я просидела в университетской библиотеке, усердно изучая главу под названием «1944». Одолев очередную страницу, я передавала ее Джорджу-Харрисону.
Так я узнала, как Роберт Стэнфилд попал из Балтимора в сторожку в чаще французского леса, о его дружбе с Сэмом Голдштейном, об участии в боевых действиях Сопротивления, о перенесенных им пытках, бегстве, о том, как храбро он защищал ту, на которой женился после тяжелого перехода через Пиренеи…
К концу дня я по-прежнему недоумевала, что заставило маму поссориться с ее замечательным отцом, женившимся на ее матери, дочери Сэма Голдштейна, в посольстве США в Мадриде ради ее спасения. С человеком, сдержавшим слово и забравшим Ханну с собой в Америку.
Меня ждала еще одна глава, из которой мне предстояло узнать, что происходило с моими дедом и бабкой после того, как они ступили на американскую землю.
33Роберт и Ханна
Июль 1944 – март 1946 г., Нью-Йорк
Война еще далеко не закончилась, когда Ханна и Роберт увидели с палубы корабля воздетую руку статуи Свободы, пронзившую утренний туман. Оба не впервые любовались этим зрелищем, но в тот момент все то, что оно символизировало, вызвало у них прилив чувств и скрепило их союз еще надежнее, чем подпись американского консула в Мадриде.
После проверки иммиграционной службой они сели в такси. Роберт велел водителю везти их в «Карлайл», не отель, а настоящий дворец, из верхних окон которого открывался захватывающий вид на Центральный парк.
Пока для них готовили номер, они устроились в баре отеля. Роберт заказал завтрак на двоих и, оставив жену одну, пошел звонить родителям. Сделать это из Мадрида не получилось, пришлось отправить телеграмму, чтобы сообщить, что он жив. Новость, что теперь у них есть невестка, он до поры до времени решил им не сообщать. Тем не менее необходимо было предупредить их, что он вернулся не один; пусть позаботятся, чтобы ему было чем оплатить ночлег и на что существовать, пока он доберется до Балтимора.
Узнав о скором приезде Роберта, дворецкий был вынужден сказать ему правду. Его папаша проиграл все, что еще оставалось от состояния Стэнфилдов, и сбежал в Майами; семейное гнездо заложили кредиторы. Из прежнего персонала там остались только сам дворецкий и одна горничная.
Роберт испытал чувство небывалого унижения. У Ханны еще оставалось немножко денег – ровно столько, чтобы обеспечить им элементарное выживание. «Карлайл» был им уже не по карману, пришлось довольствоваться комнатушкой на углу 37-й улицы и 8-й авеню в ирландском квартале «Адская кухня», больше напоминавшем тогда трущобы. Выйти из дома после наступления темноты невозможно: на улицах слишком опасно. Ханна отказалась там задерживаться. Первую неделю в Нью-Йорке она только и делала, что искала по объявлениям скромное, но более пригодное для жизни место. Община европейских евреев, сбежавших из Германии в 30-е годы, облюбовала Верхний Вест-Сайд. Хозяин особняка, переделанного под квартиры, предложил им по сходной цене, без залога, студию на первом этаже. Переезд туда на время успокоил Ханну. Здесь она могла, по крайней мере, гулять, не опасаясь нападения. Когда позволяла погода, она доходила до парка. Богатые дома с ливрейными привратниками в дверях, располагавшиеся на западной стороне Центрального парка, напоминали ей о прежних временах, когда она приезжала сюда с родителями. Больше всего ее притягивал комплекс «Дакота-билдинг». Задирая голову и разглядывая окна, она воображала беззаботную жизнь здешних обитателей.
Роберт демобилизовался и, забыв про гордость, подрабатывал чем придется. Он рано уходил из дому и отправлялся в бюро по найму. Все места, на которые он соглашался, были временными. Он поработал и грузчиком, и приказчиком в магазине мужских сорочек. Потом ему повезло: он нанялся на более продолжительное время водителем в фирму, развозившую напитки. Хозяин был человеком приветливым, хоть помешанным на дисциплине, но он уважал своих работников. Поздней осенью сослуживец втянул Роберта в незаконные поставки. Теперь он мог сам распоряжаться грузовиком. Работа сводилась к тому, чтобы переезжать через Гудзон и забирать из порта в штате Нью-Джерси ящики с контрабандным спиртным и сигаретами.
Дело было нехитрое, но рискованное, главное было не попасться. Зато и денег она приносила больше: двести долларов за рейс. За выходные Роберт успевал обернуться четыре раза, и эти деньги позволили семье зажить лучше.
Теперь по средам и субботам он водил Ханну ужинать в ресторан, а потом на танцы в джаз-клуб в Вест-Виллидж.
Как-то вечером, вернувшись домой, он застал ее перед газовой плитой всю в слезах. Она молча сидела перед кастрюлей овощного супа, который сварила. Ничего не сказав, Роберт уселся за стол. Она подала ему еду, ушла и легла в кровать.
Поев, Роберт пришел в спальню и устроился рядом с ней.
– Знаю, ты очень стараешься, и я ни в чем тебя не упрекаю, наоборот, я очень тебе благодарна. Но это не та жизнь, какую я себе представляла, – сказала она.
– Мы обязательно отсюда выберемся, надо только немного потерпеть. Еще немного – и мы прорвемся.
– Что значит «немного»? Я все время одна, все будни, и выходные тоже. Знаю, по выходным ты занимаешься чем-то противозаконным. Я не дура, мне достаточно было увидеть в окно, с кем ты уезжаешь ночью. На зарплату простого водителя не походишь в рестораны, не купишь ни холодильника, который нам привезли в прошлом месяце, ни платья, которое ты мне подарил…